Она отталкивалась пятками от гравия дорожки, беспомощно вращала глазами, а увидев возницу, с любопытством наблюдавшего за происходящим, промычала:
— М-м-м-м… — Что должно было означать: помогите мне.
Терлингтон с откровенным удовольствием наблюдал за ее потугами. Николь брыкалась все время, пока он тащил ее к гостинице, однако Терлингтон был намного сильнее Уоллингфорда. Они ввалились через заднюю дверь, и дородная женщина, мывшая посуду на кухне, похоже, нисколько не удивилась появлению гостей.
— Налево вверх по лестнице, — коротко сказал она и передала Бодерингли, груз которого был полегче, ключ. Николь смогла лишь проводить женщину гневным взглядом, когда Терлингтон вытаскивал ее из кухни.
Она подумала, что, возможно, ей удастся что-нибудь предпринять на лестнице. Однако Бодерингли отнес наверх Уоллингфорда, затем вернулся и помог своему приятелю, взяв ее за ноги. Добравшись до комнаты — маленькой жалкой конуры, в которой не было ничего, кроме кровати и стола, они бесцеремонно уложили ее на пол. На кровати, как она заметила, ворочался Уоллингфорд.
— Кто пойдет за священником? — спросил Терлингтон, вытирая пот со лба.
— Я должен выпить, а ты иди.
— Я т-тоже должен освежиться. Д-давай попьем… пошлем возницу, — предложил Терлингтон.
— Отлично придумано, старина. — Бодерингли похлопал приятеля по спине. Николь с удовлетворением увидела, как тот поморщился от боли. Должно быть, она основательно поддала ему под ребра.
Оба вышли, захлопнули дверь и заперли ее снаружи. Николь немедленно стала испытывать прочность веревок, которыми были опутаны ее руки и ноги.
— M-м… — Этот стон донесся с кровати. Уоллингфорд попытался сесть, прижимая при этом ладонь к носу. Отняв руку, он увидел на ней кровь, и лицо его посерело. Он диким взглядом обвел комнату, увидел Николь на полу и сделал гримасу.
— Тебе не следовало этого делать, — пробормотал он.
— М-м-м-м… — ответила она.
— Они не сделали тебе больно? — участливо спросил Уоллингфорд. — У тебя синяк на лбу? Проклятие, я им ясно сказал, чтобы они обходились с тобой помягче. — Николь лишь сверкнула глазами. — Ты… ты сердишься на меня, да? — Николь энергично кивнула головой. — Я не собирался так поступать, но, черт возьми, ты не хотела прислушаться к разумным доводам, Николь!
— Г-р-р, — сказала она.
Он поднялся и осторожно приблизился к ней; так укротитель приближается к дикому зверю.
— Ты должна доверять мне. Ты согласилась выйти за меня замуж. Я лишь приближаю эту дату. Все дело в том, что мне нестерпима мысль, что я могу тебя потерять. Однако я сожалею, что все так складывается.
Николь решила задерживать дыхание до тех пор, пока не посинеет. Однако до этого не дошло. Уоллингфорд, взглянув на ее лицо, побледнел, опустился на колени и стал вытаскивать из ее рта кляп.
— Ты не закричишь, если я его выну?
Она покачала головой. Он вынул кляп.
Николь завопила изо всех сил.
Уоллингфорд тут же зажал ей рот рукой.
— Но ведь ты обещала! — обиженно воскликнул он.
— Подлец и негодяй! — Николь плюнула ему в ладонь. А затем, осознав, что лежит беспомощная, опутанная по рукам и ногам, разрыдалась.
— Ой, Николь, — пробормотал Уоллингфорд. — Прошу тебя, не надо. Ты не должна плакать. — Он приподнял ее за плечи, стал баюкать. Она была настолько потрясена проявлением подобной нежности, что внезапно перестала рыдать. — Вот так-то лучше, — бодро заявил он. — Теперь ты та Николь, которую я люблю.
— Как ты… — Николь яростно тряхнула головой, чтобы сбросить со рта его пальцы. — Как ты можешь говорить о любви? После того, что сделал? Позвал двух пьянчуг, чтобы похитить меня…
— Я действовал исключительно в наших интересах.
— Это для моего блага меня тянут, как мешок, связанную, с кляпом во рту, к алтарю?! К твоему сведению, Энтони Уоллингфорд, никакие силы ни на небе, ни на земле не заставят меня теперь выйти за тебя замуж!
— Ты сейчас очень расстроена.
— Черт возьми, в этом ты совершенно прав! И как ты можешь жениться на девушке, которая тебя не любит?
— Ты нужна мне, — ответил он.
— Нужна? Для чего?
— Ты нужна мне, чтобы у меня были дети.
Меньше всего Николь ожидала подобного ответа. Она буквально раскрыла рот от удивления:
— Почему?
Он отвел взгляд.
— Ты же видишь, какой я хилый… Неумелый… Низкорослый.
Николь вдруг почувствовала к нему жалость.
— Ну как ты можешь так говорить? — возразила она. — Да ведь ты самый завидный жених в Англии! Томми говорит мне об этом по три раза на дню!
— Я жалкое подобие мужчины, — тихо возразил Уоллингфорд.
— Да ничего подобного!
— Но ведь ты не хочешь выйти за меня замуж! — с укором произнес он.
— Но не потому… это не имеет никакого отношения к тебе. — Хотя, конечно же, это имело к нему прямое отношение. Николь почувствовала, что запуталась. — То есть ты можешь стать великолепным мужем для любой девушки!
— Для малорослой. — Он поморщился. — И каких сыновей она мне подарит? Лилипутов вроде меня.
Только теперь Николь начала кое-что понимать.
— Ты хочешь жениться на мне, чтобы иметь рослых, крепких сыновей?
Уоллингфорд кивнул.
— И они будут такими же блестящими фехтовальщиками, — сказал он, воодушевляясь. — Они будут, как ты, Николь.
— Энтони, но я все время боюсь!
— Чего?
— Разбить фарфоровую посуду! Столкнуться с кем-нибудь! Всякий раз, когда ты помогаешь мне выйти из кареты, меня охватывает ужас — я боюсь раздавить тебя!
— Ну вот видишь? — с горечью сказал Уоллингфорд. — Ты презираешь меня точно так же, как мой отец. Он постоянно меня пилит: «Когда ты перестанешь быть щеголем и станешь мужчиной? Когда ты сможешь не только пируэты исполнять да галстуки завязывать?» И он не позволил мне быть солдатом. Когда я упрашивал его об этом, он сказал, что меня убьет первое же ядро.
— Однако пируэты ты исполняешь совсем неплохо.
— Ты, конечно же, права. Вот почему ты и должна быть при мне. Ты всегда знаешь, что сказать, что сделать. Ты преуспела там, где мне всегда очень хотелось быть на высоте — в стрельбе, езде верхом, охоте. Ты — львица.
— Ты бы сказал это моей матери, — грустно проговорила Николь. — По ее мнению, я совершенно безнадежна. И выйти за тебя я согласилась лишь для того, чтобы ее порадовать. Она никак не ожидала, что я буду так высоко котироваться на рынке невест. Это было так, словно сбылась заветная мечта, когда ты пригласил меня танцевать в первый раз. Я почувствовала себя… красивой. И грациозной. — При воспоминании об этом Николь улыбнулась.
— Я могу сделать так, что ты будешь чувствовать себя красивой и грациозной всю жизнь, — пообещал Уоллингфорд.
Николь снова улыбнулась:
— Дорогой Энтони! Я верю, что ты постараешься сделать все возможное. Но скажи мне честно — и это будет платой за то, что ты до смерти напугал меня сегодня. Ты любишь охотиться?
— Ну… Я не очень люблю стрелять из ружья.
— А ездить верхом?
— Я никогда не любил лошадей — эдакие громадины.
— Ты плаваешь? — Он покачал головой. — Любишь фехтование?
Энтони потупился:
— Ты видела, я несилен в этом.
Своими связанными руками Николь взяла его за руки.
— Энтони, ты можешь хотя бы приблизительно представить, чем мы будем заниматься вместе всю жизнь?
Он упрямо выставил вперед подбородок.
— Я намерен жениться на тебе, Николь, и воспитать сыновей — таких же сильных, крепких и здоровых, как ты. Они будут настоящими мужчинами, такими, каким мечтал быть я сам.
— Ты не можешь жениться на девушке только из-за ее красивой внешности!
— Почему же? Мужчины всегда так поступают.
— Ну и дураки. Жена должна разделять интересы мужа, любить то, что любит он. — Уоллингфорд хотел было возразить, но Николь энергично замотала головой: — Ты лучше скажи мне вот что. Если бы не твоя идея — дать жизнь целому выводку здоровых, крепких сыновей, кто из девушек мог бы тебя привлечь?
— Ну… — Он поднял на нее глаза. — Ты знаешь Сесилию Фарнуэдер?
Николь одобрительно кивнула:
— Очень симпатичная малыш… милая девушка. Всегда доброжелательна, ты не находишь? Одевается по последней моде. Великолепно танцует. И красива как картинка.
— О, — горячо воскликнул Уоллингфорд, — я думаю, что она красивейшее создание на земле! — И после паузы добавил: — После тебя.
— Я видела, как она смотрела на тебя сегодня в Вестминстере. Думаю, она любит тебя, Энтони. И наверняка не раздумывая выйдет за тебя замуж.
— Но она такая маленькая!
— Знаешь, — сморщила нос Николь, — жизнь полна неожиданностей. Что, если у нас с тобой будут одни дочери? Рослые, неуклюжие дочери?
— О Господи… Я как-то не подумал о дочерях… Сесилия может подарить мне славных дочерей. — Энтони просветлел, но затем снова нахмурился: — Но тут, однако, вопрос. А какие у нас будут сыновья?
— Я надеюсь, что они вырастут такими же добрыми и чудесными, как ты.
— Если я такой добрый и чудесный, то почему ты не хочешь выйти за меня замуж?
— Потому что я не люблю тебя, — ответила Николь. — И не верю, что ты любишь меня. Ты любишь тот образ, который сам придумал, а меня ты даже толком не знаешь.
— Но мы можем получше узнать друг друга! — в отчаянии воскликнул он. — И полюбить!
— Возможно, — согласилась Николь. — Но этого может и не произойти. Скорее всего мы убедимся, что совершенно не подходим друг другу. Как мои родители. У них нет ничего общего. Есть два одиночества, которые движутся сами по себе. Ах, Энтони! — Слезы блеснули в ее глазах. — У нас один шанс в жизни. Ты и в самом деле считаешь, что я — это то, чего ты хочешь?
— Ты… ты… Я… — Уоллингфорд не поднимал глаз; зато издал прерывистый вздох, похожий на рыдание: — Я никогда бы не причинил тебе боли, Николь. Ты должна мне верить.
— Я верю, — ответила она. — Именно поэтому ты сейчас развяжешь мне руки и ноги и позволишь уйти домой.
— Развязать тебя? Да, конечно. Я страшно сожалею. Я не знаю, о чем я думал. — Уоллингфорд занялся веревками и с большим трудом развязал их. Николь принялась энергично растирать затекшие запястья и щиколотки, чтобы восстановить кровообращение. Наконец Энтони посмотрел на нее: — Боже мой, должно быть, ты меня теперь ненавидишь.
— Вовсе нет, — заверила его Николь. — Вот если бы ты не развязал меня, тогда другое дело. А сейчас нет. Я думаю, редкий человек может прислушаться к своему сердцу вопреки тому, что говорит свет.
Он казался таким печальным и отчаявшимся, что Николь встала на колени, чтобы обнять его. Уоллингфорд прикоснулся губами к ее лбу.
— Сесилия примет меня? — поколебавшись, спросил он. — Ты в самом деле так думаешь?
— Я это знаю, — ответила Николь и поцеловала его в щеку.
— Нет прощения мужчине, способному погубить твою репутацию, — сказал Энтони в раздумье.
И в этот момент послышался страшный грохот. Можно было подумать, что началось землетрясение. Оба в ужасе прильнули друг к другу.
— Боже милосердный! — воскликнул Уоллингфорд. Николь закричала.
Последовала короткая пауза, затем раздался второй удар. Дверь распахнулась, слетела с петель и с грохотом упала на пол. Уоллингфорд отполз от нее и закрыл Николь. На пороге появились две мужские фигуры с пистолетами в руках. Николь мгновенно узнала их: это был ее брат Томми, а рядом с ним — лорд Брайан Бору собственной персоной.
Брайан бросился в комнату и приставил пистолет к голове Уоллингфорда.
— Я не трогал ее! — воскликнул организатор похищения. — Клянусь жизнью! — И поспешно убрал руки от Николь.
— Мерзкий лжец! — прорычал Брайан.
— Произошла ужасная ошибка! — выкрикнул Уоллингфорд.
— Да, это была ошибка, за которую ты сейчас заплатишь!
— Брайан! — громко и решительно позвала Николь. — Перестань паясничать! И ты, Томми! Спрячьте к черту свои железки! Нет никакой нужды применять силу! Энтони и я провели вечер, обмениваясь весьма полезными сведениями.
— Вечер вопросов и ответов? — взорвался Брайан. — Да он похитил тебя!
— Вообще-то, — то ли икнул, то ли хихикнул Уоллингфорд, — это, как видите, совсем не так.
— Хотя и не потому, что ты не пытался, — сказала Николь, дружелюбно похлопав его по плечу.
Брови Брайана взметнулись вверх.
— Ты пришла сюда с ним по доброй воле?
— Если не считать того, что во рту у меня был кляп, а руки и ноги связаны, — пояснила Николь. — Томми, да убери ты свой пистолет! Ты меня нервируешь!
— Ты вышла за него замуж или нет? — без обиняков спросил брат.
— Я отныне даже не помолвлена с ним. По крайней мере я так думаю. Правда, Энтони?
— Да, конечно. Ты убедила меня, дорогая!
Брайан положил руку на спинку кровати, чтобы не упасть. Он почувствовал себя так, будто из него выпустили воздух. Что бы ни произошло в этой комнате, было ясно, что Николь не нуждалась в том, чтобы ее спасали. Она сумела сделать это самостоятельно. Она не нуждалась в герое — и конечно же, не нуждалась в нем. Он молча смотрел на Николь. Ее золотистые волосы разметались по плечам, небесно-голубое платье было измято, на правом виске темнел синяк. И тем не менее она еще никогда не была такой красивой.
Томми, похоже, пребывал в недоумении.
— Но ведь тебе грозила опасность, Никки! Я это чувствовал!
Николь поднялась с пола, отряхнула от пыли руки.
— Ты прав. В Карлтоне, когда я сказала Энтони, что никогда не выйду за него замуж, он… очень разволновался.
— Да говори уж прямо! — бодро посоветовал Уоллингфорд. — Я совершил величайшую глупость. Попытался похитить ее. Но конечно, я не мог это сделать один, понимая, что она сильнее меня вдвое, а может, и втрое.
— Ну, ты и в самом деле не самый сильный мужчина в Англии, — согласилась Николь и захихикала, вспомнив сцену в саду. — Однако спланировал ты все очень хорошо, пригласив Терлингтона и Бодерингли помочь тебе.
— Джентльмен всегда знает пределы своих возможностей, — скромно заметил Уоллингфорд. — Должен сказать, что меня страшно рассердило то, что кто-то стукнул тебя. Впредь я не буду с ними разговаривать. — Он поправил свои измятые кружевные манжеты. — Кстати, куда это они запропастились? Они должны были пойти и привести священника.
— Твои сообщники внизу, в пивном зале, — проинформировал его Томми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38