– Не смог.Сердце Натали наполнилось состраданием. Протянув руку через кровать, на которой лежала Сара, она коснулась пальцев Малкома. Он поднял голову и взглянул на нее тусклым взглядом.– Вы не бессердечный, – тихо и уверенно заявила она. – Только добрый человек так старался бы полюбить другого человека. Только человек со щедрой душой умеет так сопереживать. Но заставить себя полюбить кого-то невозможно.Внезапно Малком весело улыбнулся:– Для женщины, которая никогда не была влюблена, вы слишком уверенно это говорите.До Натали внезапно дошла вся ирония ситуации. Она и в самом деле уверена в том, что невозможно заставить себя полюбить. И в то же время надеялась добиться того же, что и Кэтрин, – завоевать сердце Малкома. Неужели она такая же дура, как и несчастная жена Малкома?Она чуть улыбнулась:– Я вас прервала.Глаза Малкома вновь потемнели. Опустив глаза, он взглянул на спящую дочь.– Я вам уже почти все рассказал, осталось совсем немного. Это касается Сары. – Выражение лица Малкома смягчилось. – Единственным светлым пятном в моей незадавшейся женитьбе была моя дочь. Именно она сделала наше невыносимое существование сносным. Она родилась после нескольких долгих лет, показавшихся мне вечностью, в течение которых жена никак не могла выносить ребенка. Эти годы были… не слишком приятными. Мало того, что между мной и Кэтрин постоянно шла война, так она еще обвиняла меня в том, что у нее случались выкидыши. А когда родилась Сара, она заявила мне, что если бы я ее по-настоящему любил, у нее родился бы мальчик.Натали тихонько ахнула, а Малком на секунду плотно сжал губы.– Нелепо, правда? Но вы уже, наверное, поняли, что Кэтрин была женщиной, одержимой навязчивой идеей. Все самое плохое в своей жизни, как она считала, связано с тем, что я не сумел ее полюбить. Она думала об этом день и ночь. – Он взглянул на Натали и тяжело вздохнул. Похоже, готовился к тому, что решил рассказать ей дальше. – И после того как Сара родилась… наши отношения еще больше обострились.– Почему? – едва слышно спросила Натали, боясь, что он подтвердит сам собой напрашивающийся вывод:Малком завел любовницу. Ее отец, будучи дважды женат, именно так и поступал, делая жизнь своих жен невыносимой. Может быть, все мужчины такие? Очень хотелось надеяться, что нет.Однако ответ Малкома развеял ее ожидания.– Я начал обожать свою девочку с того момента, как ее увидел, – смущенно признался он.Натали наклонила голову и с недоумением взглянула на него. Чего он стыдится? Разве плохо любить своего ребенка? И внезапно ее осенило: несчастная жена, обожавшая своего мужа, страдавшая от его равнодушия, дала жизнь сопернице!Судорожно сглотнув, она пролепетала:– Неужели вы хотите сказать, что леди Малком ревновала к вам собственную дочь?Он вновь закрыл лицо руками.– Это все я виноват, – едва слышным, полным страдания голосом заговорил Малком. – Я любил ребенка, а не его мать. Я не мог заставить себя полюбить жену. Я не оправдал ожиданий Кэтрин.Натали устало откинулась на спинку стула. Ей было искренне жаль Кэтрин Чейз, но жалость длилась недолго. В следующее мгновение ее охватила ярость. Да эта леди Малком, должно быть, была жуткой эгоисткой! Малком прав: она никогда его не любила. Натали попыталась представить себе, что она рожает от Малкома ребенка – представить себе это оказалось нетрудно, – а потом ненавидит его за то, что он обожает этого ребенка. А вот на это у нее не хватило воображения. Нет, этого она не смогла себе представить. Даже если бы она вышла за него замуж, любила бы его, однако не смогла пробудить в нем ответную любовь, но родила от него ребенка, она была бы счастлива, если бы он этого ребенка обожал. Она покачала головой: ни одна женщина в здравом уме не думала бы иначе.Но быть может, Кэтрин была не в своем уме?– Лорд Малком, – нерешительно позвала она.– Ради Бога, зовите меня просто Малком. – Он потер глаза, поднял голову и, глядя на Натали, криво усмехнулся: – Я ведь открыл перед вами душу.Натали застенчиво улыбнулась в ответ. Он прав, пора отбросить церемонии. Мысленно она уже давно называла его Малкомом.– Хорошо, буду звать вас по имени, по крайней мере пока мы наедине. Малком, что, если ваша жена была больна? Исходя из ваших слов, поведение у нее было неадекватным.– Нет, – устало произнес он. – Я не думаю, что она была ненормальной, если вы это имеете в виду. Но мне кажется… – Он замолчал, нахмурившись, и потом вновь заговорил: – Мне кажется, она страдала манией все подчинить своему влиянию, если, конечно, это можно назвать манией. Вся эта чепуха о любви, истерики, разговоры о том, что она собирается уморить себя голодом… все это было рассчитано на то, чтобы вертеть окружавшими ее людьми так, как ей заблагорассудится. И мной в частности. Именно поэтому я начал подозревать, что она вовсе меня не любит, хотя и утверждает обратное. Мне пришло в голову, что она пользуется своей выдуманной любовью ко мне и отсутствием моей любви к ней, чтобы взять надо мной верх. – Он ехидно усмехнулся. – Выходило, что она добропорядочная супруга, а я бессердечный негодяй.– Понятно, – протянула Натали и вопросительно вскинула брови. – Наверное, вы делали ей многочисленные подарки, чтобы хоть немного успокоить ее разбитое сердце?Ехидная ухмылка стала еще шире.– Вы, мисс Уиттакер, как всегда, правы. Поскольку я не смог дать своей жене того, чего ей хотелось больше всего – по крайней мере в чем она меня постоянно упрекала, – то есть своей любви, я дал ей все остальное, чего желало ее сердечко. Кэтрин умела получать то, что хотела. А это самое малое, что я мог ей дать.– Но, получив то, что вы ей дали, она не стала счастливее?– Я бы сказал, она стала еще несчастнее. – Ехидная ухмылка исчезла с его губ. Он тяжело вздохнул. – Я не должен рассказывать вам о ее недостатках. Это нехорошо. У меня самого их хватает. Бедняжка Кэтрин! Кто я такой, чтобы утверждать, будто она меня не любила? Кто я такой, чтобы ее осуждать? – Лицо его исказилось от боли. – Я никогда ее не понимал. Ни тогда, ни сейчас. Может быть, она все-таки любила меня, как клялась? Что я знаю о любви? Даже поэты утверждают, что любовь сродни сумасшествию.– Равно как и постоянное чувство вины, – прошептала Натали. – Мне кажется, вы заплатили слишком высокую цену за те ошибки, которые совершили в семейной жизни. Но вы же не убивали свою жену, Малком. Что заставило вас сказать мне такую ужасную вещь?Малком обхватил колени с такой силой, что костяшки пальцев побелели и гримаса боли исказила его лицо.– Я не сталкивал ее с парапета, – хрипло произнес он. – Я стоял на лужайке, далеко внизу. Я даже не смотрел на нее. Но я„. вынудил ее совершить самоубийство. – Запрокинув голову, он уставился в потолок, словно больше не в силах был смотреть Натали в глаза. – Я никогда себе этого не прощу. Она крикнула, чтобы заставить меня посмотреть вверх. В тот день была очередная годовщина нашей свадьбы. Она пригрозила мне, что прыгнет вниз. Господь свидетель, я и подумать не мог, что она это сделает. Я думал, что она затеяла со мной очередную игру. Я отвернулся, чтобы ей не перед кем было играть. И последнее, что я сказал ей… Прости меня, Господи… Я сказал…Голос Малкома прервался. Кадык заходил вверх и вниз, однако изо рта не вырвалось ни звука. Не сознавая, что делает, Натали вскочила и бросилась к нему. Она не могла больше видеть, как он страдает. Когда она оказалась рядом, он встал и распахнул объятия. Она прильнула к нему всем телом, чувствуя себя в них надежно и уютно.– Не говорите мне больше ничего, – задыхаясь, прошептала она сквозь слезы. – Все это не важно. Не говорите, что она сказала. Сейчас это уже не имеет значения.Малком вздрогнул и крепко прижал ее к себе, словно утопающий, хватающийся за соломинку. Он попытался что-то сказать, однако Натали не разобрала, что именно.Впрочем, это и в самом деле не имело значения. Она не хотела ничего слышать. Что бы он ни сказал своей жене, какие бы ужасные слова, побудившие ее прыгнуть, ни произнес, она не желала их знать. Важно было лишь то, что он постоянно вспоминал их, они с тех пор не изгладились из его памяти, он вновь и вновь возвращался к ним, мысленно проговаривал их про себя.С самого первого дня знакомства Натали чувствовала, что какие-то мрачные мысли не дают ему покоя. Иногда он как будто забывал о них, но они всегда возвращались к нему. Она частенько задавала себе вопрос; что его мучит? И теперь она знала что. Как же ей хотелось, чтобы страшные воспоминания изгладились из его памяти, чтобы он освободился от них, чтобы они перестали его тревожить. Но возможно ли это? Она не знала…– Натали, – хриплым голосом прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Натали, вы понимаете? – Отстранившись, он взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза. – Девочка моя, я не собирался вас оскорблять тем, что отвернулся от любви. О такой жене, как вы, любой мужчина может только мечтать. Но я…– Я понимаю. – Натали легонько закрыла его рот ладонью, не давая ему сказать то, чего ей не хотелось услышать: «Я никогда не смогу любить вас так, как вы любите меня». Стараясь не расплакаться, она улыбнулась ему дрожащей улыбкой. – Прекрасно понимаю. Вам очень бы не хотелось жениться на женщине, вообразившей, будто она в вас влюблена. Думаю, одно слово «любовь» вызывает у вас негативные чувства. После того, что вы пережили, это неудивительно. И вам не нужно ни за что извиняться и ничего объяснять.– О Господи! Какое счастье, что вы меня понимаете, – прошептал Малком и рассмеялся. Смех его прозвучал несколько странно. – Я так не хотел, чтобы вы узнали правду. Мне хотелось верить, что, если бы вы даже вышли за меня замуж, вы и тогда не узнали бы о том, что произошло с Кэтрин. В течение многих лет я жил, как страус, спрятав голову в песок, а теперь оказывается, что прятаться было незачем. В конце концов, я вам все рассказал, а вы, несмотря ни на что, остались моим другом.– Я всегда им буду.Он по-прежнему держал ее лицо в своих руках, пристально всматриваясь в него, и в голубых глубинах его глаз отражались изумление и боль. Внезапно он провел по щекам Натали большими пальцами. У нее перехватило дыхание. А потом он сделал то, чего она никак не ожидала: переведя взгляд на ее волосы, он намотал на палец выбившуюся из прически прядь и с изумлением и восхищением уставился на нее.– С самого первого дня нашего знакомства мне так хотелось это сделать.– Что именно? – смущенно спросила Натали.– Дотронуться до ваших волос. До ваших локонов, на которые я не могу спокойно смотреть. – Он взглянул ей в глаза. – Они еще мягче, чем я думал.Внезапно Натали показалось, будто воздух в комнате сгустился от охватившей их страсти, и у нее подкосились ноги. Глаза Натали расширились от изумления, но уже в следующую секунду глаза ее закрылись. Словно сквозь туман, она почувствовала, что лицо его приближается, голова склоняется к ее лицу. Натали инстинктивно подняла голову, с восторгом ощущая, что его губы вот-вот коснутся ее губ. Желание взметнулось в ней такой яростной волной, что она не в силах была его подавить.– Папа, – донесся до них с кровати тихий голос Сары, и Натали с Малкомом замерли: она – все еще запрокинув голову, он – почти касаясь ее губ. – Папа, я пить хочу.Натали открыла глаза. Лицо Малкома было таким огорченным, что ей пришлось прикусить губу, чтобы не засмеяться.– Вот они, минусы, когда имеешь детей, – пробормотал он, с явной неохотой отстраняясь от нее.Смутившись, Натали поспешно повернулась к Саре. Глаза девочки были закрыты, лоб сердито нахмурен.– Ты проснулась, детка?– Да. Я хочу пить.Натали обошла кровать и подошла к ночному столику, где стояли графин с водой и маленький стаканчик.– Я налью тебе немного воды, Сара. Но ты должна выпить ее лежа. Папа тебе поможет. – Она обрадовалась, что голос ее звучит как всегда. На самом деле она с трудом сдерживала дрожь.Малком осторожно приподнял Саре голову, и Натали, дав ей напиться, быстро взбила ее подушку. Бережно уложив дочь, Малком хриплым голосом спросил:– Как ты себя чувствуешь, моя хорошая? Дать тебе еще лекарства?– Нет, – сказала Сара. – У меня болит голова.– У тебя на голове шишка, – ласково заметила Натали.– Очень сильно болит.Натали с Малкомом обменялись тревожными взглядами. Малком, нахмурившись, произнес:– Очень может быть, что она права. Как-то мне тоже пришлось принимать опиум, и после этого у меня была ужасная головная боль.Натали осторожно откинула волосы со лба девочки, стараясь не касаться шишки.– А как твоя рука, милая? Может быть, дать тебе лекарство, чтобы она не болела?Сара пробормотала что-то, чего Натали не разобрала, однако поняла, что лекарство принимать девочка не хочет. Да и при всем желании она не смогла бы его дать: Сара уже спала.– Пока еще действует та микстура, что мы ей давали, – прошептала она тихо. – А уже почти утро.– И слава Богу.– Вы отвезете ее завтра в Ларкспер? Малком улыбнулся:– Вы хотите сказать – сегодня? Да. Думаю, у моей дорожной кареты достаточно упругие рессоры, и Сару не будет сильно трясти. Дождей уже давно не было, так что дороги скорее всего в порядке. Мне очень хочется, чтобы она была дома, в своей постели.Натали кивнула:– Да, там ей будет гораздо удобнее.– Натали.Она подняла голову. Малком серьезно смотрел на нее.– Спасибо вам. За все. Натали покраснела.– Рада была вам помочь. Лишняя пара рук вам не помешала.– Я не это имел в виду, – тихо сказал Малком. – Не только это.Натали отвернулась, ощущая, как горят ее щеки.– Длинная была ночь.Как хорошо быть француженкой, раздраженно подумала она. Или итальянкой. Ну почему ее угораздило родиться англичанкой? Самое трудное – это скрывать свои чувства, как это принято у англичан, и она никогда не могла понять, почему должна это делать. Подавив тяжелый вздох, она решилась:– Я рада, что вы мне доверились. – Поймав себя на том, что упорно смотрит вниз, на свои руки, она подняла голову и смело взглянула ему в глаза. – Благодарю вас за то, что вы рассказали мне о своей покойной жене, – храбро проговорила она. – Вам, должно быть, нелегко было это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40