- Ребята, никаких разговоров. Повторяю: работа есть работа, дети есть дети. А взрослые - мы с вами - должны быть взрослыми и беречь детей. Все. Бригадир, а ты, комиссар, тем более соображать надо. Все. Я запрещаю им здесь появляться.
- Вообще-то, конечно, верно, - сказал Володя. - Напорются еще, глаз выткнут. Правильно. Учтем. А еще какие претензии к нам начальство имеет?
- Больше никаких, - покачал головой прораб.
- А вот у нас, Валерий Никитич, претензии есть.
- Слушаю.
- В бригаде двенадцать человек. Две "Дружбы". Сначала суетились, бегали и вроде даже не успевали. А теперь сачкуем. И вот прикинули и решили: на трех человек нужно одну "Дружбу". Тогда будет нормальная работа. Так что нам крути не крути, а еще две "Дружбы" нужно.
- А где я их возьму? - скучно ответил прораб. - Нету "Дружб".
- И трелевщик бы нужен еще один. Степан не успевает за всеми бригадами.
- А где я его возьму? - также равнодушно проговорил Валерий Никитич. Нету трелевщиков, - и даже зевнул.
- Чего ж мы тогда собрались? - удивленно спросил Славик. - Разговоры, разговоры...
- Не знаю. Я вас не собирал. Работайте.
- Рабо-отайте! - воскликнул Петя-маленький. - Это работа, что ли!
- Где возьму, где возьму! Тоже мне, начальство!
- Найти надо!
Валерий Никитич закурил, сделал несколько глубоких затяжек, очки поправил.
- Из крику, - сказал он спокойно, - ничего не слепишь. Ни трелевщика, ни самой паршивой бензопилы. От крику только головную боль можно заработать и поганое настроение. А нам ни то ни другое, я думаю, не нужно.
Он был не по годам спокоен, этот молодой прораб. Ведь он немногим старше некоторых из ребят. И казалось, по-молодому должен был вспыхнуть, взорваться. А Валерий Никитич равнодушно поглядывал сквозь очки, покуривая, ровно говорил:
- Значит, запомните, техники свободной нет и не будет. Другие бригады оголять я не собираюсь. Это все равно, что у вас забрать пилы и отдать другим. А вы, мол, вручную валите. Не выход же? Давайте думать. Вы же студенты. Научную организацию труда изучаете, планирование и прочее. Вы головы. А глотки что... Специалисты по глоткам здесь почище вас имеются. Так что думайте, ищите выход.
- Выход-то есть, - сказал Григорий. - Выход - это спортзал, мастерские, пожарное депо, ледник, в общем все, что положено по договору.
- Чего попусту говорить, - поморщился прораб. - Ты же прекрасно знаешь, проектов пока нет, а без них никто строить не разрешит. Вот главбух на днях в Тюмень поедет. Может, что и сделает.
Андрей глядел на прораба. И ему казалось, что совсем о другом человеке рассказывала Наташа, а не об этом спокойном, приятном парне. А может быть, она присочинила. Ну, проводил, ну, пришел в вагончик посидеть, поболтать, на день рождения пригласил - что же страшного.
- Послушайте, - сказала Зоя.
- Тебя, Зоенька, с удовольствием, - разулыбался прораб.
- Валерий Никитич... - зарделась Зоя.
- Говори, говори...
- Правда, может... - неуверенно начала Зоя, а потом решилась: - А вот если в две смены работать? Ведь ночи-то белые стоят. Прямо как днем. Может, даже лучше работать: ни жары, ни овода.
Несколько минут обсуждали Зоину мысль хором:
- А что, дельно...
- Молодец, Зойка!
- Днем по тайге не пролезешь, а то ночью!
- Да разве это ночи, дура...
- Обниматься светло, а работать...
- А комар ночью прет, у-ух...
- Не-ет, ребята, это все же идея.
- Конечно. А то бро-одим. На одно дерево впятером кидаемся.
Валерий Никитич не возражал. И после его ухода, еще немного поспорив, решили провести эксперимент нынче же и разделили бригаду надвое.
Андрею выпало идти в ночную смену. Славику тоже. Они вернулись в лагерь и спать завалились. Андрей проснулся раньше и пошел в магазин.
День был не по-сибирски ярким. Чистое, без морщинки, небо. Солнце жаркое, точь-в-точь свое, южное. Тонкая пыль вздымалась под ногами. И глинистая, изъезженная, с глубокими колеями дорога была изрезана густой сетью трещин.
В поселке было тихо. Только попыхивала электростанция да далеко и тонко визжала лесопилка. Но эти слабые звуки не складывались вместе. И тишина стояла густая, полуденная.
По дороге от школы медленно шла Наташа. Андрей окликнул ее, и они пошли рядом. Наташа слегка прихрамывала. Лицо ее было отмечено кое-где мелкими брызгами извести.
- А у нас революция, - похвастал Андрей. - Переходим на двухсменную работу. Я с вечера до утра. Ты извини, что я тогда убежал сразу, спохватился он, - но я вспомнил про ребят, они ведь беспокоились.
- И я сегодня, - сказала Наташа, - без работы. Вот ногу гвоздем проткнула. Наши в карьер уехали, песок кончился. А меня не взяли. Беда как обидели! - рассмеялась она, откинув назад голову, и солнце, осветив ее глаза, сделало их такого необычно чистого голубого цвета, что Андрей замер.
- Если хочешь, пойдем на озеро. Ты ведь не был ни разу?
- Пойдем, - ответил Андрей, - только я схожу переоденусь, сапоги сброшу. Подождешь?
- Не торопись. Успеем. Приходи к часу. Я готова буду.
Они расстались на перекрестке.
Собирался Андрей недолго, но когда пришел к Наташе, она уже сидела возле вагончика, ждала его. На ней был сарафан, сшитый из легкой голубой материи, такой же, как лента, схватывающая обручем темные волосы. Цвет сарафана, ленты и Наташиных глаз был одинаков.
Андрей подошел и молча, улыбаясь, стал глядеть на Наташу.
- Ну, пошли.
* * *
Дорога оказалась недлинной. Изъезженная, измолоченная гусеницами, она кое-где уже проваливалась, и сломанные бревна "лежневки" торчали, приподнявшись над землей, предупреждая об опасности, и тогда колея спускалась с настила на грунт, вернее на дикую мешанину брошенных под гусеницы необрубленных деревьев. А в иных местах, там, где мельчала тайга, и сплошь была составлена из приземистых, уродливых, сохнущих на корню сосен и берез, прямо к "лежневке" подступало болото. И, проходя, Андрей чувствовал, как колышется под ним "лежневка", ненадежно повисшая над такой мирной с виду пучиной.
Километрах в трех от поселка влево от "лежневки" круто уходила просека, которая заканчивалась у озера, каких Андрею еще не приходилось видеть.
Тайга, отодвинувшись от воды на десяток-другой метров, уступила место тощему кустарнику да топкой мшистой земле, которая глубоко проминалась под ногой, и, обернувшись, можно было видеть, как наполняется мутной жижей оставленный след.
Кофейного цвета вода стояла вровень с берегами, отвесно уходившими вниз.
А дно было ровным: и в двух метрах от берега, и в десяти, и много дальше вода доходила до плеч, не более.
Андрей искупался, влез на широкий дощатый помост, похожий на причал паромной переправы, улегся на горячие доски и, положив подбородок на руки, смотрел на темную неподвижную воду, на далекий берег, и дрема тяжелила веки. Он повернул голову: недалеко от помоста стирала Наташа. Неестественно белым казалось на фоне темной воды и серого берега ее тело. Сидя на корточках, она шумно полоскала что-то. Пена кипела вокруг. Пена, пена, пена...
- Андрей! Андрей! - услышал он сквозь сон, и что-то мокрое и холодное коснулось его спины.
Он вздрогнул, поднял голову: рядом сидела Наташа.
- Спишь?
- Разморило.
- А комары на тебе пируют.
- Черти! - потянувшись, Андрей почесал горевшую спину. - Кончила стирать?
- Да. Все.
- Пойдем костерик разожжем. Может, комарье разлетится.
Они расположились метрах в десяти от берега на пригорке. От костра наносило дымком. Наташа, вынув из сумки хлеб, консервы и банку варенья, разложила все это на газете и приказала:
- Ешь.
- Да я...
- Ешь. Еще тебя я уговаривать стану! Мне дома эти уговоры ох как надоели. Братишка младший в третий класс ходит. Торкаешь его, торкаешь. Да и мать, - махнула Наташа рукой, - тоже горе, а не едок. Болеет все, врачи говорят питание, питание. А я в нее чуть не силой вкладываю. Сядем за стол, только и уговариваю, аж самой в горло кусок не идет.
- Что с ней? - осторожно спросил Андрей.
- Теперь уж и не поймешь что. Вот думаю подзаработать да на курорт ее спровадить... Может, подлечится немного. В ноябре как приеду, сразу и отправлю.
- А отца у тебя нет?
Наташа уложила за ухо прядку волос, подперла кулаком голову:
- То-то и беда, что нету. Пять лет, как умер. Он бы с ней управился. А что я...
"И чего я пристал к ней, - разозлился Андрей. - Очень веселый разговор затеял". - Поднявшись, он подложил в костер веток. Осмелевшие было комары отступили.
- И кем же ты будешь, когда выучишься?
- Инженером по сварке.
- Это хорошо. Я вот бросила школу. Девять классов кончила, и все. На работу. Мама как раз в больнице долго лежала. Ну, пока она в больнице, я и устроилась. Думала, обрадую. А она пришла, узнала да в слезы. Чуть снова в больницу не попала. Мне бы сразу в вечернюю, но ума не хватило. И еще работа такая, весь день на улице, намерзнешься... Палкой из дому не выгонишь. На танцы, правда, не холодно, - посмеялась она над собой. - А в институте, наверное, интересно учиться? - спросила она, вздохнув.
- Да как сказать... - пожал Андрей плечами. - Вообще-то, конечно, не заскучаешь. Правда, тяжеловато после школы. Там все больше шаляй-валяй.
- А у меня не знаю, что выйдет. Пробуду здесь до ноября. Правда, учебников набрала с собой. И тут школа будет. Хоть восьмилетка, но помогут, не откажут.
- Ты десятый будешь кончать?
- Десятый.
- А потом?
- Суп с котом, - рассмеялась Наташа. - Ешь.
- Сама не знаешь, - сказал Андрей, принимаясь за еду, - вечная история...
- Это почему же не знаю, - снисходительно усмехнулась Наташа. - Ты, что ль, про меня знать будешь? - и помедлив: - Цветоводом хочу... Вот.
- Кем, кем? - удивился Андрей.
- Глухой, что ли? Цветоводом.
- Гераньки, значит, всякие рассаживать, - хохотнул Андрей.
- Ты не смейся, это уж кому что по душе.
- Да я в шутку. Конечно, красивая работа - цветы.
- Понимаешь, у нас учительница в школе есть, Антонина Дмитриевна. Старенькая уже. В младших классах преподает. А живет рядом со мной. Ну, поверишь, - всплеснула Наташа руками, - дома у нее прямо райский сад. И чего только нет! Весь дом заставлен. Одних роз сколько.
- А розы в доме растут?
- Еще какие... "Кремноза", "бель лионез", а еще есть такая роза - "ля франс". Розовая. А запах... Посидишь возле нее, потом все спрашивают, какими духами надушилась.
- А у тебя дома есть?
- Роз нету. Так кое-что. Ставить, понимаешь, негде. Тесновато у нас. А с цветами, как с малыми детьми. Температура чтоб была подходящая. Вот кактусы у меня хорошие. Даже Антонина Дмитриевна хвалит.
- Кактусы? - удивился Андрей. - Это ежи такие?
- Сам ты еж. Ничего не понимаешь, значит, молчи. И доедай давай, нечего оставлять.
Опорожнив банку, Андрей забросил ее подальше в кусты, улегся на спину.
- Давай еще что-нибудь расскажи про свои кактусы.
- Ну тебя! Пойду окунусь, от огня, что ли, жарко стало, - поднялась Наташа.
Она неловко бултыхнулась в воду, ойкнула и, поплескавшись, вылезла на берег.
Андрей смотрел, как она шла к нему, осторожно ступая, боясь уколоться. Только сейчас он заметил, какие у нее красивые длинные ноги, и грудь, высокая, с трудом стянутая черным купальником.
Андрею захотелось подняться навстречу, и целовать, видеть совсем рядом ее глаза и еле заметные веснушки.
Наташа села рядом. Андрей ворочался, стараясь удобнее положить голову на обрубок дерева, но шея затекла и кололи затылок какие-то щепки. Так он мучился, пока Наташа не пододвинулась ближе и, приподняв его голову, не положила ее себе на колени. Андрей замер, прикрыл глаза.
- А я баюшки-баю, - негромко пропела Наташа и засмеялась.
- Спи, тебе сегодня ночью работать... Лесоруб.
Гладкая кожа бедра была прохладна, а сверху смотрели глаза, синие, как лента, что схватывала Наташины волосы.
Горячая волна нежности поднялась в Андрее. Он протянул руку, тронул Наташины волосы и проговорил:
- И какой умный человечина придумал тебе такое подходящее имя? На-та-ша. На-таша, - он засмеялся.
А она шутливо щелкнула его по лбу. И подняла голову, насторожившись. Кто-то шел по дороге и свистел. Шаги слышались все ближе и ближе. Андрей хотел подняться, но Наташа положила ему на лоб ладонь, удерживая.
- Здравствуйте, - раздалось рядом. - Идиллия... На берегу пустынных волн...
Андрей повернул голову: рядом стоял Валерий Никитич.
- Позвольте погреться у огонька?
- Грейтесь.
Прораб неторопливо разделся: у него было мускулистое темное тело. Пока он плавал, Андрей лежал молча. Настроение портилось. Он видел, что Наташе неприятно присутствие Валерия Никитича, но чем он мог помочь ей. Подойти к прорабу и напрямик сказать "уйди" было бы мальчишеством.
Валерий Никитич выбрался из воды, присел возле костра, подставляя огню поочередно то грудь, то спину, потом спросил:
- Что с ногой-то, Наташа? Сильно пропорола?
- Ерунда.
- Сходи к ним в медпункт.
- Вот еще, с царапиной...
- Ну-ка покажи.
- Не надо, - поджала ноги Наташа и посмотрела на Андрея.
Валерий Никитич сокрушенно покачал головой, потом вынул из сумки бутылку вина, банку тушенки, два огурца.
- Хлеба одолжишь, хозяйка?
- Берите.
- Выпьем, - предложил Валерий Никитич. - За знакомство. Тебя, кажется, Андреем зовут.
- Да.
- А меня можно просто... Китычем. Они меня так окрестили, - кивнул он на Наташу. - Давай?
- Нет. У нас же сухой закон.
- Вино тоже сухое.
- Не буду.
- Ну, гляди. А ты, Наташа, тоже по студенческим порядкам начинаешь жить? Или еще по нашим?
- Я по своим, - поднялась Наташа и, сняв с куста сырое еще белье, уложила его в сумку. - Пошли, Андрей.
- Пойдем.
Андрею было неприятно так демонстративно убегать от человека, который, в общем-то, ничего плохого ему не делал. Он даже понравился Андрею сегодня утром. Да и сейчас вел себя неназойливо. "Почему она так боится Китыча? подумал Андрей: - Может быть, у нее что-то было с ним. Ведь она здесь уже два месяца. А он парень неплохой".
Чувство, похожее на ревность, овладевало Андреем. Новые и новые мысли, догадки приходили в голову. Они не могли получить подтверждения или быть отвергнутыми - он не знал ничего, - но все же с каждой минутой казались все более и более правдоподобными.
И то, что Наташа откровенно боялась встреч с Китычем, и то, что шла она сейчас молча и, как казалось Андрею, виновато опустив глаза, и слова Китыча, и то, как предлагал он ей вино, - все наталкивало Андрея на подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22