Сэм взглянула на реку, потом на своего спутника — они оба подумали об одном и том же. Вода…
Не сговариваясь, спотыкаясь, они бросились к ручью и, упав на берегу, стали пригоршнями черпать свежую, холодную, чистую воду, утоляя жажду. Она даже не вынула из мешка чашки. Да и зачем они? Сэм плескала воду себе на лицо, на волосы и смеялась от удовольствия.
На противоположном берегу, какой-то маленький пушистый зверек бросился прочь и скрылся в ближайших зарослях.
— Кролик! — возбужденно воскликнула она — в жизни не видела зверька чудеснее!
— Мне кажется, из него получился бы хороший ужин. — Бродяга внимательно приглядывался к зарослям, в которых скрылся кролик. — Там, где один, могут быть и другие.
— Но как их поймать? У нас больше нет пистолета.
— Зато есть рыболовная леска. Я сделаю силки. — Он растянулся на траве рядом с ней, вглядываясь в ночное небо. И вдруг выругался.
— Что? — Сэм проследила за его взглядом, но не увидела ничего угрожающего в безоблачном ночном небе, усыпанном звездами. — Что случилось?
— Луна не такая, — хрипло сказал он, садясь. — В ту ночь, которую мы провели в хижине, в небе был тонкий серп. А посмотри, какая она сейчас?
— Полумесяц, — ответила Сэм, пожав плечами. — Разве это имеет значение?
— Имеет. Потому что это значит, что мы провели в пещере не три-четыре дня, а целую неделю. — Он выругался. — Мне не успеть вовремя, попасть в Йорк.
Глава 15
— Не понимаю, почему ты сердишься!
Николас ничего не ответил на сделанное недовольным тоном замечание мисс Делафилд. Он в это время вытаскивал застрявшую в зубах кость и не собирался извиняться за свое дурное настроение.
Они расположились на опушке леса, в нескольких ярдах от небольшого водопада. Луна и пламя костра освещали остатки их ужина. Они зажарили нару кроликов и рыбу, в жестянке из-под галет сделали яичницу из полдюжины яиц, найденных в гнезде у самой воды, и собрали в траве под кустами немного земляники. Однако даже обильный горячий ужин не улучшил его дурного настроения.
Неделя. Он потерял целую неделю. И теперь у него оставалось всего пять дней, чтобы добраться до Йорка к Михайлову дню. Ему не успеть. Пища и отдых помогли восстановить силы, но он все равно не успеет прибыть туда вовремя. Особенно пешком. Вот если бы удалось раздобыть лошадь… Но где, черт возьми, найти лошадь посредине Каннок-Чейз?
— Что изменится от того, что ты задержишься еще на несколько дней? — Его спасительница, так он стал ее про себя называть, лежала на спине, подложив под голову мешок, и с наслаждением смаковала землянику. — Человек, который ждет тебя в Йорке, наверняка поймет, почему ты задержался.
— Вот уж это, черт возьми, маловероятно, — пробормотал Николас. Ему, наконец, удалось избавиться от рыбьей кости, и он отшвырнул ее в ручей.
— Ну что же, мы остались живы. И за это должны благодарить судьбу.
Потерев щеку, он искоса взглянул на нее. Ее бодрое настроение действовало ему на нервы с тех самых пор, как они вышли из пещеры. С него достаточно.
— За что это? — грубо спросил он. — За что благодарить судьбу? За то, что дала отсрочку? Вы, наверное, забыли, леди, что у нас все еще имеются нерешенные проблемы? Например, вот это. — Он погремел цепью. — Не говоря уже о дюжине-другой полицейских, которые рыщут по лесу, — он указал большим пальцем на лес, — и жаждут всадить в нас парочку пуль, а то и целый десяток. Рановато праздновать победу.
Она приподнялась, опираясь на локти. Лицо ее было так же спокойно, как и голос:
— Мне кажется, хорошо, что мы пробыли в пещере не три-четыре дня, а целых семь. Полицейские, наверное, уже давно ушли из этой части леса. Может быть даже, они решили, что мы погибли в водопаде.
— Или они все еще где-то поблизости и ждут, что мы попадемся в их западню, как попался этот Братец Кролик в наши силки. — Он кивком головы указал на остатки кролика.
— Ты прав. У нас еще много трудностей, как только ты окрепнешь, мы ими займемся. — Она снова легла на землю и устало вздохнула. — Но стоит ли думать об этом сейчас?
Николас выругался вполголоса. Он не мог перестать думать об этом, с тех пор как понял, сколько времени они потеряли. Но идти через лес сейчас он действительно не может: не хватит сил. И это больше всего сердило его. На глухую пульсирующую боль в плече он даже не обращал внимания, но лихорадка унесла все силы. Он ослаб именно тогда, когда от него требовались действия. Мысль об этом была невыносима. Ему казалось, что его собственное тело участвует в тайном заговоре против него. У него и без того проблем хватает: где-то неподалеку рыщут по лесу, разыскивая его, полицейские, времени остается слишком мало, и у него нет оружия. Да еще эта упрямая, жизнерадостная леди, прикованная цепью к его щиколотке.
Николас поднял с земли флягу и отпил воды, сожалея, что это не обжигающее, бодрящее виски.
— Ты права. Зачем зря беспокоиться? — Он утер губы тыльной стороной ладони. — Ведь речь идет всего-навсего о жизни и смерти.
Упрямая леди продолжала глядеть в ночное небо, ничуть не встревожась от его слов.
— И я так думаю. Тебе не кажется, что, если бы нам было суждено умереть, мы умерли бы в пещере? Или разбились бы вдребезги о скалы в водовороте? Или нас разорвали бы собаки на берегу реки?
— Я не верю в судьбу, мисс Делафилд.
— Я тоже, — решительно ответила она, на мгновение закрыла глаза, и голос ее зазвучал мягче: — Но мы не умерли. Мы живы. Разве этого мало? Почему ты во всем видишь только плохое?
— Я вижу не только плохое. Я вижу то, что есть. Реальность.
— Прекрасно. — Она холодно взглянула на него своими золотистыми глазами. — Будь реалистом, сколько твоей душе угодно, а я буду лежать в траве, и слушать, как шумит ветер, и глядеть на звезды, и испытывать счастье оттого, что я жива. Потому что за последние несколько дней…
— Семь дней.
— …за последние семь дней я думала, что никогда уже больше всего этого не увижу. — Она снова улеглась, сложив руки на груди. — Я будто заново вижу луну и звезды, а когда через час-другой взойдет солнце, я и им тоже буду наслаждаться. И вообще я была бы тебе благодарна, если бы ты заткнулся и не портил мне эту радость.
Николас стиснул зубы, удержавшись, чтобы не сказать ей нару ласковых слов. Обычно он не оставался в долгу, если кто-нибудь его отчитывал, тем более, если нравоучения исходили от женщины, но спорить с этой строптивой леди было бесполезно: ее не вразумишь.
Подавив раздражение, он принялся швырять в ручей камни, пробуя, осталась ли сила в левой раненой руке.
Воцарилось тяжелое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием костра да журчанием ручья, сбегающего по склону в нескольких ярдах от них. Теплый ветерок ерошил его волосы. Где-то слева от них шуршал маленький зверек, пробираясь сквозь заросли, серебристые звезды отражались в неглубоких водах ручья.
Конечно, думал он, бросая в воду камешки, не сложись так неудачно обстоятельства, ему наверняка здесь понравилось бы. Есть много приятных вещей, которыми могут заняться на мягком травяном ковре в лунную ночь мужчина и женщина.
Он стал тренировать правую руку, пытаясь переключить свои мысли на другой, менее опасный предмет. У него нет времени на удовольствия. Он должен восстановить силы, чтобы как можно скорее выбраться отсюда.
— Я думаю, что с нами все будет в порядке. — Мисс Делафилд неожиданно прервала молчание.
Он размахнулся, но так и не бросил камень.
— Да? На каком же основании вы так думаете?
— Да без всяких оснований. Просто я верю, что так будет.
Он, наконец, бросил камень и насмешливо сказал:
— Подумать только, а ведь я начал считать тебя умной.
— Извини, — сказала она в ответ, — я должна была догадаться. Ведь ты слишком большой реалист, чтобы верить кому-нибудь, кроме себя.
— Вы правильно поняли, леди.
— Все у тебя спланировано заранее, не так ли? Ты — и никто другой — командуешь парадом.
— И это правильно.
— Ты просто самонадеянный и бессердечный тип, не способный ни во что верить. Даже любить ты не способен. — Она заглянула ему в глаза. Он промолчал, и она отвернулась.
Николас понимал, на что она рассердилась, но решил не обращать на нее внимания. А это, черт возьми, нелегко сделать, если не можешь отойти от человека более чем на два фута. Он почувствовал укол раскаяния. Он обязан ей жизнью. Если бы не она, он погиб бы в пещере. Она все время была рядом, охлаждала его лоб, шептала какие-то ободряющие слова, успокаивала его. Он погибал, вечная тьма была готова навсегда поглотить его.
Это она вернула его к жизни. Она ухаживала за ним так, как давным-давно никто о нем не заботился. А теперь он делает вид, как будто ничего этого не было. Николас посмотрел вдаль, убеждая себя, что нет никаких причин чувствовать себя виноватым и вообще что-нибудь чувствовать. Да, он не выжил бы без нее, но ведь они с самого начала договорились, что будут поддерживать друг друга. Очень справедливая сделка. И условия достаточно простые.
По крайней мере так ему казалось всего несколько дней назад. Он даже подумывал, не убить ли ее, ведь она могла оказаться опасной для него. Она и сейчас опасна, как любой человек, знающий его тайну.
Конечно, о том, чтобы причинить ей какое-нибудь зло, больше не могло быть и речи.
Все у тебя спланировано заранее, сказала она. Николас закрыл глаза. Проклятие! Хотел бы он, чтобы это было правдой. Он и не заметил, как все запуталось и усложнилось. Он не хотел, чтобы отношения между ними изменились, не хотел испытывать никаких чувств к ней. Ему нужно думать только о себе, как это всегда бывало раньше. Это единственный способ выжить.
Поэтому он и не говорил больше ни слова о том, что произошло в пещере. Ведь он поблагодарил ее, разве этого мало? И не все ли ему равно, злится она или обижается? Ему это… безразлично…
Он возмущенно взглянул ей в спину. За всю жизнь ни одна женщина не приводила его в такое замешательство. Что, черт возьми, она с ним проделывает?
Правда, в данный момент она не делала ничего, а просто сидела, уставившись в темноту и упрямо расправив плечи, по которым разметались белокурые волосы. В золотистом свете костра и серебристом звездном свете она смотрелась почти величественно.
Величественная, холодная, далекая.
В пещере он видел ее совсем другой. Он отлично помнил, как его разбудило прикосновение кончиков пальцев к его груди.
В этом прикосновении было любопытство, смешанное с самым чистым в мире желанием, зарождающимся у него на глазах. Он видел, как оно рождалось, но в тот момент был настолько беспомощен, что не мог на него ответить.
Ну что ж, теперь он больше не беспомощен, усмехнулся Николас, эта мысль волной прокатилась по телу, обжигая, как глоток крепкого вина.
Упрямая леди сидела совсем рядом. Она казалась холодной и далекой, но он помнил ее робкие прикосновения. Возможно, она тогда сама себя не понимала, но он видел, как в ней зарождается страсть, видел это в ее затуманившихся глазах, когда их взгляды встретились.
Он почувствовал, как участилось дыхание, ощутил знакомый жар внутри. Разум подсказывал, что ему не следует идти на поводу инстинкта, но уверенность в том, что их желания совпадают, сделала его желание нестерпимым. Черт возьми, как же ему хотелось, чтобы она прикоснулась к нему, взглянула на него таким же затуманившимся взглядом, чтобы иногда — без высокомерия или неодобрения поглядела на него так, как женщина смотрит на мужчину, когда ее, как магнитом, тянет к нему.
Он смотрел на нее, и его тело горело, дыхание участилось, глаза блестели. Воображение услужливо рисовало ему заманчивые картины. Ему хотелось, чтобы эти сладкие губки отвечали на его поцелуи, а соблазнительное тело дрожало от желания в его объятиях. Ему хотелось услышать, как она вскрикнет от чувственного удовольствия, когда он вторгнется в ее шелковистые глубины, хотелось увидеть, как она потеряет голову, когда наслаждение достигнет кульминации.
Николас резко поднялся на ноги, отвернулся, провел рукой по волосам. Он дрожал. Черт бы его побрал, он дрожал, словно какой-нибудь неопытный юнец. Еще никогда в жизни он не позволял себе потерять голову из-за женщины. Надо положить этому конец, пока он не утратил контроль над собой, не сделал что-нибудь такое, о чем потом всю, жизнь придется жалеть.
Он весь горел, как не горел во время лихорадки. Но этот жар не излечат ни время, ни отдых, его может охладить только ее прикосновение. Возможно, ему поможет охладиться вода? Заметив заводь, образовавшуюся в том месте, где ручеек впадал в реку, он направился к ней.
— Куда ты идешь? — недовольно спросила она, когда цепь натянулась.
— Принять холодную ванну, — пробормотал он. — Может быть, ты сможешь любоваться луной оттуда? Или это испортит тебе вечер?
Выругавшись, что совсем не украсило леди, она поднялась и потащилась за ним.
— Мы уже мылись, тебе нельзя переохлаждаться.
— Помоюсь еще раз. — У него перехватило дыхание. — Чтобы сохранить рассудок.
— Что?
— Ничего. — Он шагнул к краю заводи. — Хоть раз не возражай мне. Можешь посидеть на берегу и поболтать в воде ногами. Ничего с тобой от этого не сделается.
Заводь была неглубокой, примерно по пояс. Песчаное дно просматривалось даже при лунном свете. Он сорвал с себя рубаху.
Она неохотно попробовала воду ногой.
— Не знаю. Кажется, она ужасно…
Николас прыгнул в воду, позабыв на мгновение о том, как коротка цепь. Потеряв равновесие, мисс Делафилд совсем неизящно шлепнулась в воду, подняв тучу брызг, и ушла под воду, но тут же вынырнула, шипя и отплевываюсь, как мокрая кошка.
— Черт бы тебя побрал, негодяй. Ты это сделал нарочно?
— Перестань, — резко остановил он ее, устав без конца объяснять каждый свой шаг и оправдываться. — Я просто не подумал…
— Ну конечно, ведь ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Ты самый глупый, самый эгоистичный. — Дрожа то ли от ярости, то ли от холода, она, казалось, утратила дар речи. Так и не найдя слов, она изо всех сил плеснула на него водой.
Николас скрипнул зубами. Никогда еще ему так сильно не хотелось уйти от нее, чтобы получить хоть минуту покоя и одиночества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37