Ты ведь не мог…
Его лицо находилось в тени, и она не могла рассмотреть его выражения.
— Мой дед полагал, что необходимо делать вклады в самые различные сферы, Ева. И, следовательно, я… Черт, какое-то время для меня было почти забавно все это, что-то вроде соревнования. Я вкладывал капиталы в самые сумасбродные предприятия, самые безнадежные, бесприбыльные, и, черт побери, все получалось наоборот. В любом случае, Билл Фонтейн — мой приятель.
— Билл Фонтейн!
Фонтейн был фигурой почти что легендарной: глава телесети, человек, с которым лично были знакомы лишь избранные, те, кто работал непосредственно с ним. Но боялись его все.
Брэнт усмехнулся.
— Ева, если бы ты им не подошла и они бы посчитали тебя неподходящей кандидатурой, тебе бы не предложили этого места. Все именно на таком уровне.
— Ты ведь находился в Нью-Йорке одновременно со мной, ты же нарочно подстроил так, чтобы оказаться вместе со мной на том рейсе, да? На соседнем со мной кресле. Боже мой, ведь ты еще к тому же небось и владелец этой чертовой авиалинии!
— Так, немного акций.
Как это он может оставаться таким сдержанным, бесстрастным? Ева с силой поставила свой бокал на стол, расплескав вино. Он сдержанно поднял в удивлении бровь и снова методично наполнил хрустальный сосуд до краев, пока она смотрела на него в бессильной ярости.
— И конечно же, пока я была в Нью-Йорке, ты все время следил за мной? Так вот почему ты упомянул о Рэндалле, вот почему ты намекал…
Против ее желания, вспомнив о ночи, проведенной с Рэндаллом, Ева вспыхнула. Она чуть не плакала от замешательства и разочарования.
— Мне вовсе не надо было следить за тобой, Ева. Ты была жутко занята, не так ли? Что же касается Рэндалла Томаса, то всем известно, что его хобби — увязываться за каждой новой очаровательной незнакомкой в городе. Он ведь любит входить в женщину и через заднюю дверь, да?
Она долго смотрела на него, не отводя взгляда, и он поднял на нее глаза. Ева почувствовала, как жар распространяется от ее лица по всему ее телу.
Она с трудом выговорила:
— При том, что тебе известно, мне очень удивительно, что ты до сих пор хочешь… хочешь…
Он протянул руку через стол, накрыв ее нервно бегающие пальцы своей ладонью.
— Не нужно так взбалтывать в бокале вино этого сорта, Ева, оно любит отстояться. Черт, с чего это ты взяла, что я собираюсь обвинять тебя за что-нибудь, сделанное тобой? Я ведь не Дэвид Циммер. Черт, я ведь никогда не пытался скрыть, что я вытворял. Единственная моя заслуга состоит в том, что я не лицемер.
Она почувствовала непреодолимое желание резко выпалить ему в ответ:
— Все это лишь потому, что тебе никогда не приходилось ни с кем считаться и жить по правилам, установленным другими. Ты всегда был…
Он выпустил ее руку, откинувшись обратно на спинку своего стула:
— Под защитой денег, которые я унаследовал? Подозреваю, что это так. Естественно, они мне дали свободу, или карт-бланш, если угодно, делать то, что взбредет в мою башку. Мой дед учил меня относиться к ним как к важному и ответственному делу. Но я был еще слишком молод, чтобы усвоить это, когда он умер, а потом у меня были другие учителя… — Он резко оборвал свои слова, осушил до дна свой бокал и вновь наполнил его вином. — Ну, Ева? Хочешь сбежать или останешься?
Она осталась. Она была слишком утомлена, ей нужно было распробовать это вино, к тому же он каким-то необъяснимым образом заинтриговал ее.
Они дернулись в спальню, и… кровать оказалась слишком просторной, чтобы их вновь не притянуло друг к другу. Странно было осознавать, что мужчина, с которым она лежит в одной кровати, который ее завтра утром разбудит, — это не Дэвид. Рэндалл или другие, кто трахал ее бездумно, — они не в счет. Огни города, проникавшие в комнату через гигантское окно, заливали ее отблеском сияния. Ей нравилась эта музыка: мягкая, очищающая от всех забот…
Позже той ночью он вновь любил ее, после этого они заснули: она — тяжелым сном без сновидений, он — легко и беззаботно.
К тому, что рядом с тобой женщина, причем все время одна и та же, да еще и засыпающая всегда рядом, в его постели, — к этому надо привыкать, это займет какое-то время. Впервые после Сил — он не считал тех женщин во Вьетнаме, которым просто не было куда уйти. Он не мог сразу привыкнуть к ее постоянному присутствию, и ему почему-то казалось, что привыкнуть всегда иметь рядом с собой Еву будет сложно. Она была тихой, передвигающейся и жестикулирующей, с врожденной грацией. Кроме того, одета она была или нет, она была чуть ли не самой соблазнительной из женщин, встречавшихся ему — ДРУГ для друга они по-прежнему оставались чужими, почти противниками. Чтобы остаться с ней, он должен перевернуть всю свою жизнь. Ведь он даже всерьез и не задумывался над этим, не так ли?
Брэнт перевернулся на бок, прикрыв спящую Еву простыней почти инстинктивно. Неужели это инстинктивное движение — признак перемены в нем? Он не переставал удивляться самому себе, как это он может заботиться о ком-то, кроме себя. Как же У него будет складываться жизнь с женщиной? Наверное, ее придется брать с собой, когда вдруг у него возникнет желание попутешествовать? Он до конца не мог разобраться в себе. Сосредоточившись на расслаблении, он заставил угомониться свои нетерпеливые мысли, закрыл глаза и постарался унять свою память, пока вновь не оказался в объятиях сна.
Брэнт вызвал к себе своего адвоката еще предыдущим вечером, пока Ева спала, и тот прибыл наутро, привезя с собой кейс, до отказа наполненный бумагами. Было еще десять утра, но к этому времени Брэнт уже два часа как был на ногах. Приняв душ и побрившись, он завтракал в залитой утренним солнцем столовой комнате, когда Дже-мисон объявил о прибытии мистера Дормена.
Уилсон Дормен был стар. Он знал еще деда Брэнта и помог при составлении его завещания. Поскольку в одиночку справиться со сложным клубком финансовых проблем Брэнт не мог, Дормен стал тем единственным человеком, которому Брэнт доверял свои самые конфиденциальные дела. Дормен, теперь уже седовласый старик, знавший про Сил, про стиль жизни и излишества своего клиента, сидел напротив Брэнта за полированным столом из красного дерева, вежливо отказываясь от предложенного завтрака. Как и Джемисон, Уилсон Дормен уже давно приучил себя к тому, чтобы не выказывать ни малейших эмоций при общении с Брэнтом. Однако этим утром он был если не шокирован, то слегка озадачен, не продиктованы ли полученные им на предыдущий день инструкции результатом слабости или бездумной придури его клиента, находившегося под воздействием наркотика.
Брэнт оставил его наедине с чашечкой кофе и пошел наверх, чтобы разбудить Еву. Она спустилась через полчаса, выглядя несколько утомленной, на что указывали темные круги под глазами. Однако в остальном она оказалась собранной и спокойной молодой женщиной. На ней были бежевые вельветовые брюки и палевая шелковая рубашка, на тонкой цепочке висело золотое сердечко от Тиффанв, сочетавшееся с золотыми сережками. Она выглядела моложе и вовсе не такой лощеной и умудренной опытом, как в телепрограмме утренних новостей, которую время от времени смотрел Дормен. Он также заметил, что она казалась не совсем очнувшейся ото сна и в замешательстве смотрела на документы, которые он начал передавать ей, протягивая руку через стол.
— Вы становитесь чрезвычайно богатой молодой дамой, — всетаки вырвалось у него. Не прозвучал ли в его голосе некоторый сарказм? Наверное, он все никак не мог решить для себя, уж не «кладокопа-тельница» ли она, как называли таких женщин в прежние времена. Ева почти что со страдальческим выражением посмотрела в сторону Брэнта, который выручил ее, небрежно бросив что-то в ответ.
— Она осознает это, Уилсон. И, вероятно, ей лучше удастся распорядиться этими чертовыми деньгами, чем это удавалось мне, когда я ими занимался. Данное решение — неожиданность для нас обоих, — продолжил он, поясняя. — Думаю, мы сможем вновь просмотреть все эти документы после того, как поженимся и все войдет в свое русло. Ну, а сейчас почему бы по диагонали не просмотреть поскорее этот славный текст и просто не подписать там, где нужно? Зачтите, пожалуйста, вслух наиболее важные места, те, что непосредственно относятся к Еве. Таким образом, все формальности будут соблюдены, хорошо? — Он бросил взгляд на Еву. — Как тебе, Ева?
— Меня… вполне устраивает. Благодарю вас.
Она пыталась сконцентрироваться на этой мысли, пока Дормен сухо и в деталях зачитывал ей те места, которые, по его мнению, имели для нее наибольшее значение. Сознание ее не слушалось, и все детали проплывали мимо. Она видела, как Брэнт подписывает документы, его волосы отражали солнечный свет, вливавшийся в комнату через открытые окна. Потом своими дрожащими руками она тоже поставила подпись, до конца так и не осознавая реальность всего происходящего, с трудом пытаясь внушить себе, что как только эти документы будут заверены нотариусом, она станет богатой и с этого момента уже не полностью будет принадлежать самой себе.
Наконец, Дормен удалился; к тому времени уже был почти полдень. Говорить и что-либо делать было уже нечего. Они все еще находились в столовой комнате внизу. Брэнт встал и открыл двери, ведущие на другую террасу. Воздух в комнате освежал через открытые окна легкий бриз, вдыхающий в нее чарующий запах моря, принесенный с залива.
Ева нервно прошлась по комнате, разглядывая абстрактные картины и аккуратно расставленные вазы с цветами. Наверху, полуобнаженная, она казалась Брэнту волнующей и даже вожделенной. Однако сейчас, одетая, она стала какой-то обезличенной и почти лишенной очарования, на лице ее вновь проглядывал страх. Наблюдая за ней — уже в который раз, начиная с ночи, — Брэнт в очередной раз задался вопросом: почему же все-таки он принял такое скоропалительное решение и выбрал именно ее в качестве своей будущей жены? Конечно, причины, приведенные им в разговоре между ними, соответствуют действительности, но только ли в них было дело? Не совершал ли он ошибку, выбирая для себя в качестве жены женщину, которая сама призналась ему, что хочет быть с другим? Или самым главным для него было во всей этой затее подвергнуть себя новому необычному испытанию.
Устав от самокопаний, он довольно резко спросил ее, не хотела бы она отправиться на морскую прогулку, и она немедленно, почти с облегчением, согласилась.
Глава 30
Ева обожала прогулки по заливу: причудливые переливы волн, соленый привкус морского воздуха, резкие крики чаек, летящий в лицо ветер, развевающий ее волосы. Поскольку в этот день море было слегка беспокойным, а она не привыкла к качке, Брэнт решил выйти на своей большой прогулочной яхте, более устойчивой к непогоде. К тому же на палубе было достаточно места для солнечных ванн, а ее утомленное, по его оценке, лицо нуждалось в загаре.
Ева переоделась, облачившись в новое, едва прикрывавшее ее прелести бикини, и вышла из каюты на палубу, когда они отошли от берега на несколько миль. В открытом море волна била не так сильно, судно лишь слегка покачивало, и вокруг него то тут, то там появлялись игривые белые барашки.
Она с интересом наблюдала за Брэнтом, стоящим у штурвала, за тем, как умело он сбросил якорь. Видя, как он был весь поглощен работой, насколько он естествен и красив в своих уверенных движениях, она поймала себя на мысли, что смогла бы даже испытывать к нему симпатию в подобные моменты, потому что он не следил за ней и ей не нужно было скрывать свои эмоции и прятаться. Прятаться? От чего прятаться? Разве она все еще продолжает бояться его? Неожиданно до ее сознания дошло, что вот она здесь, в полном одиночестве, наедине лишь с Брэнтом, вокруг — ни людей, ни даже домов, где может найтись хоть одна живая душа. Они одни в открытом море. Он смог бы ее легко утопить, если бы это пришло ему в голову (неожиданный толчок за борт, например). А кто сможет потом доказать, что это не несчастный случай? С какой стати она так легко согласилась выйти в море с ним?
Ева осторожно опустилась на сверкающую чистотой и разогретую от жара палубу и закрыла глаза. Если он захочет выбросить ее за борт, ему придется перевалить ее, отбивающуюся от него, через перила. Ей подумалось, сможет ли припомнить ее та улыбчивая девчушка, которая продала ей бикини в магазинчике в Сосэлито? Несомненно, она запомнила Брэнта — редкая женщина не запомнит его, увидев даже один раз.
«Несчастный случай на яхте!» — такой будет заголовок. Или, например, «Плейбой-миллиардер подозревается в убийстве на воде». Если бы ей выпало снять репортаж об этом, какой бы она дала сопроводительный текст? Дэвид прочел бы заметку и расстроился бы, начал сожалеть!
Непреодолимая ироническая улыбка проступила на ее губах, пока в ее голове роились другие заголовки для этого материала, один мелодраматичнее другого.
— Вот это улыбочка — настоящая стервозно-бабская! Давно таких не видал, — голос Брэнта прозвучал где-то прямо над ней. Она ощутила прохладу от его нависшей над ней тенью и промолчала, зажмурив глаза еще крепче, напрягшись всем телом, прижатым к горячей палубе. Что ему нужно? Что он задумал?
— Ладно, тогда молчи.
Она услышала, что он медленно отдаляется от нее. Потом — тишина, неожиданно разорванная всплеском воды за бортом яхты, вскрики чаек, легкие всплески волн, мягко бьющихся о борт. Куда он подевался? Затаился, выслеживая ее? Она приоткрыла глаза и скосила взгляд, не поворачивая головы, чтобы найти его глазами.
Он сидел на некотором расстоянии от нее, прислонившись к борту. На голове у него была надета шляпа, закрывавшая лицо. Босоногий, с обнаженным торсом, в тех же белых шортах с неровно оборванными штанинами, в которых он был изображен на фотографии, прикрепленной к календарю Фрэнси. Он все-таки следил за ней, однако она не могла рассмотреть, что выражали его глаза; да разве хоть кто-нибудь мог разобраться в этом?
Он ничего не говорил, просто продолжал смотреть на нее, и она вновь быстро зажмурилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44