Однако эта мысль вызвала у него кривую усмешку. Как же, черта с два начнет! У него-то сейчас ее фотографии, и она знает об этом, ему лишь требуется время от времени напоминать ей об этом, и она будет управляемой и поведет себя тихо, как и прочие, кто был до нее.
Глава 21
Брэнт был мастерским манипулятором. Он манипулировал людьми, помыкал ими, особенно женщинами. Не было еще такой женщины, которой он не смог бы управлять, подавив ее, даже Сил, — черт, хватит думать о Сил! Три года он убил на самоанализ, лишь бы избавиться от Сил и от воспоминаний о ней, и то его до сих пор терзали саморазрушающие мысли о ней, она оставалась его «пунктиком». Но ведь после Сил столько всего было! Для себя он сделал открытие: деньги пахнут! Их благоухание перебивает все остальные запахи, с ними ты всегда смеешься последним. Всех и каждого он мог купить, для себя он мог добыть с помощью этих проклятых денег практически любую душу. Всех и вся…
Брэнт вел машину бесшабашно, но с бесшабашностью мастера, как, впрочем, он делал все, чем бы ни занимался. Движение на дороге почти замерло к этому раннему утру, однако вечный туман принес с собой влагу на полотно трассы, поэтому он с усилием заставил себя гнать не так быстро, как он это делал обычно.
Он закурил и предложил сигарету Еве, но та отрицательно качнула головой, ни на сантиметр не повернувшись в его сторону. Она сидела на самом краю, прижавшись к дверце, утонув в бесформенном сером пальто, в которое она была завернута. Они остановились перед светофором, теперь он снова мог внимательно изучать ее профиль не скрываясь, неожиданно для нее он дотронулся до ссадины, темно-кровавым пятном резко выделявшейся на ее бледной щеке.
— Из-за этой штуковины ты не сможешь какое-то время выходить на работу, я тебе пришлю чек.
Она резко отдернула голову от его прикосновения, наконец повернувшись, чтобы взглянуть на него, и заговорила низким и сдавленным голосом, переполненным до краев болью и ненавистью, которая ее раздирала на части:
— Ничего я не возьму у тебя, Брэнт Ньюком. Даже миллион долларов. Захлебнись в своих поганых деньгах, совестник!
Зажегся зеленый, он сильно нажал на газ, потому что дорога резко пошла в гору.
— Детка, нет у меня совести. Надо тебе, наконец, это уразуметь. Но ты — ты-то все еще готова сражаться, да? Ну, может, твой дружок возьмет на себя твою избыточную энергию. Я подозреваю, у него это здорово получается.
На этот раз она не отреагировала на его слова. Да он и не ждал этого. На него тоже накатилась усталость; чувство подавленности усугублял дурной привкус, который всегда возникал во рту после вечеринок, после выпивки и наркотиков, после женщин и — да, мужчин тоже; на сборищах вроде того, в эту ночь, когда после какого-то мгновения становилось все равно, кто с кем. Ух, черт, неожиданно поразила его ослепляющая мысль, зачем все это? Вечеринки, оргии, постоянный поиск новых лиц, новых приключений, все это становилось надуманным и бесцельным. Может быть, ему надо вновь поститься в круиз: с одного острова на другой в океанской синеве. Одному на этот раз. Или, нет, пусть Педро поедет с ним, чтобы присматривать за яхтой, готовить, сменять его у штурвала, когда он спит. Педро был хорошим моряком, и к тому же он держал язык за зубами.
Да, точно, вот что ему было нужно. Уехать куда-нибудь. Хватит, никаких компаний, выпивки, дури, никаких женщин. Ну, может быть, сделать исключение ради очаровательных островитянок, которым все равно, кто он — Брэнт Ньюком или капитан Кук. Островитянки отдаются только тому мужчине, кого они хотят, а не из-за ауры денег, власти и порока, окружающей его. Эти женщины свободны, беззастенчивы и честны, никаких комплексов. К черту его деньги! Его состояние давило на него иногда стопудовым прессом. Совсем как воспоминания о Сил. Его потерянная невинность, его утраченная любовь… Сил… Неужели она в его сознании навсегда, яростно подумал он.
Он слишком разогнал машину, и она неожиданно пошла юзом на резком повороте. Он плавно вырулил из заноса, мастерски работая рулем, и Ева, брошенная на него силой инерции, рассмотрела огонек волнения в его глазах, освещенных догорающим уличным освещением. До нее дошло, что они чуть не разбились насмерть; вместе с этим она осознала, что мысль о смерти не испугала ее. Какая разница, рассеянно пронеслось у нее в голове, и ему, по всей видимости, тоже, ведь его взволновала сама неожиданная ситуация, машина для него — лишь еще одна вещь, послушная ему, укрощенная его руками.
Выправив автомобиль, Брэнт сидел за рулем так, будто бы ничего не произошло, однако время от времени Ева чувствовала, что он поглядывает на нее. Ну уж нет, слишком жирно для него будет, если я что-нибудь скажу или изменю выражение лица. У нее не было чувства страха в момент заноса, она ничего не ощущала, кроме невыносимой усталости и тоски. Она мысленно подгоняла его, не беспокоясь, занесет их или не занесет. Скорей, в безопасное укрытие ее квартиры, к Дэвиду. О, Господи, Дэвид! Что же он скажет? Что он сделает? Она выглядит черт знает как, по всему телу красноречивые отметины. Она ощутила, как ее плоть источает запахи, противные каждой ее клеточке, от этого неожиданного чувства ее вновь пробрала крупная дрожь.
— Замерзла?
Его голос, наполненный неприязнью и издевкой, вновь резанул по ней. Он вызывал у нее ненависть и смутный страх; никогда, думала она, не представляла себе, что смогу кого-нибудь так ненавидеть, как этого, сидящего рядом с ней. Злость настолько переполнила ее, что она не смогла сдержаться, чтобы промолчать.
— Что, забота проняла? Именно теперь, Брэнт Ньюком? Позаботься о себе, ладно? О своей… о своей бессмертной душеньке, если у тебя она имеется.
Она сама не знала, почему у нее вырвались эти слова, к чему она вообще заговорила. Из какого уголка ее подсознания выглянули старые церковные проповеди, отброшенные в свое время за ненадобностью?
К своему удивлению, она вдруг почувствовала, как он внутренне напрягся, как сжались его руки, державшие руль, перед тем как он засмеялся ненатуральным смехом.
— Что-что, моей бессмертной… что? Кукленок, потерял я душеньку-то, отдал ее дьяволу, давно-давно. А может, у меня ее вовсе не было. В общем, попы плюнули на меня уж много лет назад. Ну, а поскольку я не скупился на пожертвования в пользу церкви, они отстали от меня. Ничего не скажешь, премиленько у меня с ними вышло. Небось еще и молятся по мою душу.
— Так ты… ты что, тоже католик?
Она не могла сдержать удивления, смешанного с отвращением и брезгливостью, на что он презрительно хмыкнул:
— Ух ты, лапочка, видишь, как у нас много общего, а? Вот поэтому — то у нас все еще впереди.
— Я же сказала тебе: да лучше я сдохну.
Она инстинктивно отодвинулась от него, с силой прижавшись к дверце; от переполнявшей ее ненависти спазмы сдавили горло.
— Прекрати эти мелодраматические ужимки провинциальной комедиантки, Ева. Ты сразу становишься такой пошлой.
Его голос вновь зазвучал холодно и высокомерно. Он хотел побольнее задеть ее, но на этот раз ей удалось сдержаться и промолчать. Она чувствовала, что он не сводит с нее насмешливого взгляда; хмыкнув, он посмотрел вперед, на дорогу, нажал на педаль газа почти что с яростью, так что машина рванула вперед и Еву встряхнуло до боли в позвоночнике. До тех пор пока они не остановились, она сидела с закрытыми глазами, погруженная в свое тошнящее недомогание, стараясь гнать от себя страх и ненависть, вызываемые его соседством.
Когда он затормозил рядом с ее домом, Ева сразу же дернула за ручку дверцы, но дверь не открылась; он перегнулся, навалившись всем своим весом на нее, пробормотав: «У, дрянь!», и открыл перед ней дверцу. Она отбросила его руку; когда она это сделала, он почувствовал, что его постепенно начинает охватывать непреодолимое холодное чувство ярости, поэтому он назло ей удержал ее на сиденье, с силой повернул ее лицо к себе, буравя ее тело, сотрясавшееся от бессилия и отвращения, своим раздевающим взглядом.
— А где «спасибо»? А где прощальный поцелуй? Я-то думал, ты приличная воспитанная девушка. Как не стыдно, Ева Мейсон!
— М-м-м-м! Будь ты проклят, проклят! — со свистом выдохнула она, на что он засмеялся нарочито высоким голосом, грубо притянул ее для поцелуя, долго и мощно терзая ее губы.
Ее губы трепетали, она пыталась высвободиться от его затяжного жестокого поцелуя, он чувствовал, как она напряглась под его сильной рукой, но вдруг она вся обмякла и теперь уже полулежала совершенно безвольно, не в силах оказать какое-либо сопротивление. Почему же она не покорилась раньше, там, в его комнате для развлечений? Неожиданно он ощутил, будто целует пластмассовую куклу. Ее губы были холодны и безжизненны, лишь глаза, широко раскрытые от боли, излучали ненависть.
С раздражением он оттолкнул ее от себя, она была настолько ослаблена, что от его неожиданного толчка почти что выпала из машины, и ему пришлось подхватить ее. Он увидел, что она по-детски провела ладонью по губам, как бы очищая их, затем рывком высвободилась из его рук и ушла, стуча каблуками по пустынному, влажному от утреннего тумана тротуару. Он проследил за ней взглядом, пока ее силуэт не скрылся за дверью подъезда. После этого он перевел глаза наверх, одно из окон верхних этажей было освещено: ее? Он присмотрелся и различил очертания мужской фигуры; его явно сверху разглядывали. Рот Брэнта раздвинулся в кривой усмешке. Он громко прихлопнул дверцей, которая оставалась открытой после того, как она ушла, нажал на газ так, что мотор взревел, и с издевкой помахал склонившемуся перед окном силуэту в момент, когда его машина рванула с места, вспоров тишину пустынных улиц низким гулом мотора и визгом бешено вращающихся колес.
Да уж, на ее детские ужимки он ответил тем же! Трусоватый дружок у этой фригидной дряни. Из того, что Брэнт услышал от Фрэнси, было ясно, что Дэвид — это скучнейший эгоистичнейший лицемер. Пуританин-шкодник, готов волочиться за каждой юбкой в городе, но презирающий баб, отдавшихся ему. Со слов все той же Фрэнси, Ева Мейсон была без ума от Дэвида, она повсюду таскалась за ним, бесконечно и бесстыдно, позволяя помыкать собой и унижать себя. Да, Фрэнси говорила еще, что Дэвид никогда не женится на Еве, ведь она была такой доступной, такой дешевой, такой бесхребетной. А сегодня ночью эта поганка упрямая упиралась до последнего. Не только с ним, но и со всеми остальными тоже. Боролась как тигрица, даже когда не надо было. Конечно, что же она хотела, распалила их так, что они ее чуть не растерзали. Да не только их, и его тоже: ему безудержно захотелось схватить, заполучить, раздавить ее. Он совсем потерял голову, было бы ради чего! Ну, конечно, что попусту жизненные силы на нее расходовать, провались она ко всем чертям! Он выкинул ее из своих мыслей так же. как и всех прочих женшин, которых он брал, использовал по назначению и выбрасывал.
Брэнт ехал домой, разгоняя последнюю ночную пелену, хмурясь при мысли о том, какой беспорядок ждет его там. Ладно, черт с ним! Придет старина Джемисон — он взглянул на часы, — ага, часа через три, все приведет в норму. А его обязанность сейчас — закрыться в спальне, принять душ и — спать, спать.
Он механически вошел в дом, устало бредя по освещенным комнатам, сбрасывая с себя одежду. Ничего, Джемисон подберет. Поднявшись по прелестной, плавно изгибающейся лестнице, детищу ведущего архитектора страны, он вошел в свою спальню. Ему показалось, что он ощутил запах духов Евы Мейсон на своем теле, это вызвало у него гримасу раздражения. Ладно, после душа исчезнет. Из бара, находившегося в его спальне, он взял бутылку, налил себе несколько глотков, проглотил согревающую влагу перед тем, как его тело прокололи обжигающе холодные иглы душа. Холодный — потом горячий — потом снова холодный — и скорей в теплую мягкость полотенца, сдернутого с сушилки. Скомкав и бросив его, он подошел к своей кровати и стал нетерпеливо щелкать клавишами, пока музыка не зазвучала так, как ему нравилось — нежно наплывая на него со всех сторон из невидимых колонок, лаская его, не выпуская из своих объятий. Он закурил и опустил голову на подушки, не накрываясь одеялом.
Проклятая Ева Мейсон, упорная дрянь! Какого черта она не выходила у него из головы? Его мысли — это заповедная обитель для Сил, в конце концов. Милая, золотистая, распутная Сил, мягкие ладони и влажные губы, журчащий смех, его «учительница», как он ее когда-то называл. Сил была и его учительницей, и его возлюбленной, и его госпожой, она к тому же была его тетушкой. Черт побери! Сигарета рассыпалась от его резкого движения, и он закурил снова. Сейчас уже» ясно: он не заснет, пока не расправится со всеми своими демонами, как говорил его психотерапевт.. Еще кое-чему научил его тот милый доктор. Если его гложет какая-то мысль, он должен вытащить ее на свое обозрение, исследовать, «продумать» ее, а не отбросить в бездну своего подсознания. Если он что-нибудь задумал или принял решение, он всегда сможет снова расслабиться. Если решил действовать так и никак иначе, не останавливайся и не сомневайся. Только так можно сохраниться, не потерять самоконтроль. Он вспомнил, как ему пришлось только что обуздать свою машину, вывести ее из заноса. Это неожиданное препятствие воодушевило его. Впрочем, как и любое другое препятствие, даже если речь шла о том, чтобы перебороть свои собственные мысли, особенно свои воспоминания.
Он сощурил глаза от окутавшего его сигаретного дыма. Брэнт лежал на кровати лицом вверх, его глаза оглядывали потолок. Здесь нет зеркал. В его комнате вообще нет зеркал. Никогда, никогда он никого не допускал сюда. «Комната для игр» — вот где должны были пребывать его женщины, с которыми забавлялся он, его друзья, приводившие своих женщин, там устраивались оргии, развлечения. А это была комнатц только для него одного, никто не входил сюда, кроме Джемисона.
Сон не приходил, и Брэнт лег лицом в подушку и вновь ощутил запах духов Евы Мейсон, от этого на него вновь нашел приступ раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44