Она уже не девственница, она обречена стать старой девой и бременем для своей семьи. Ее отец, которого она убедила в своем нежелании стать леди Гаррик Армитидж, скоро увезет ее домой.
– Почему вы так печальны? – заботливо спросил Ньюболд.
– Разве? Я вспомнила о том, что скоро покину Лондон.
– Думаю, вам следует вернуться на ваш остров – погостить. В будущем, полагаю, супружеские обязанности привяжут вас к Англии надолго.
Он намекал на то, что за судьба ждет ее в Англии – возможно, с ним. У нее было другое мнение, но так как он говорил намеками, ей приходилось опровергать его слова. Если она станет маркизой, то не сможет часто посещать свою родину. В первый раз она осознала, что этот очень выгодный брак не только защитит ее семью и ее милый дом, но и разлучит ее с родными.
Ну и хорошо, утешала она себя, она уедет домой – ведь запятнанная честь не позволит ей принять его предложение.
– Я хотел одеться женщиной, – поведал общительный молодой морской офицер, вручая ей бокал шампанского – уже третий.
– Что же вам помешало? – спросила она.
– Не мог найти достаточно большие туфли. А когда я попытался затянуть корсет, он не сошелся на поясе. Мой отец говорит, что я слишком полный. – Его рука, белая как у девушки, гладила подбородок. – Вы так не думаете, правда, моя милая?
– Вовсе нет, – ответила она, скорее из вежливости, нежели откровенно.
Он подарил ей сияющую улыбку.
– После того как снимут маски, я повезу тебя ужинать. Уверен, что мой брат Уилли будет ревновать. Твое лицо гораздо красивее, чем у той актрисы, его любовницы. – Его оценивающий взгляд голубых глаз сфокусировался на ее прямоугольном вырезе.
Лавиния приготовилась к неприятностям, когда к ним подошел высокий человек в алом костюме и золотой маске.
– Я тебя искал.
– Отправляйся в ад, господин дьявол! – надул губы капитан. – А, ты ведь оттуда, не так ли? Ну что ж, моя милая, увидимся в полночь. Я пытался проклясть самого дьявола! – прошептал он. – Нужно сказать об этом Уилли.
Гаррик взял бокал из рук Лавинии.
– Я пришел по просьбе Франчески. Она приказала мне отбить тебя у принца.
– Какого принца?
– Уэльского. Твой веселый морячок – наследник английской короны. К разочарованию нации – и короля.
– О Господи! – выдохнула она сокрушенно. – Во время танца, когда он смотрел в вырез моего платья, я нарочно наступала ему на ноги.
В ответ Гаррик расхохотался – его смех начался на высокой ноте и спустился до низкого булькающего смеха.
– Он – настоящее несчастье. К тому же еще и позер. Он без ума от военной формы – говорят, он хочет поступить в полк.
– Он говорил мне о том, что одолжил мундир офицера у своего брата Уилли.
– Это герцог Кларенс. Интересно, что этот парень с рогами собирается делать дальше?
Он говорил об особенно разошедшемся гуляке, одетом как Актеон, – он бросил свою Диану и бегал по галерее. Он нацелил рога на огромное зеркало в золоченой раме и ударил по нему так сильно, что оно разбилось.
Гости развеселились, изменив общее настроение бала. Всюду слышались смех и громкие крики. Когда музыка и танцы возобновились, танцоры начали скакать с дикой, необузданной энергией.
Какой-то эфиоп обнимал и ласкал Коломбину с набеленным лицом, оставляя следы черной краски на ее белой щеке и округлой груди. В поисках новой жертвы он стал подбираться к Лавинии, и в этот момент Гаррик вывел ее из комнаты.
В ее голове шипели пузырьки, ее тело ей не подчинялось. Опасный напиток это шампанское и очень сильный. Гаррик вел ее по широкому коридору с высокими окнами, где росли пальмы и цитрусовые деревья в больших кадках. Пока они бежали по застекленному тоннелю, она успела надышаться опьяняющим ароматом цветов апельсина.
Он остановился и сорвал лимон.
– Лови. – Он бросил ей фрукт.
Она не поймала. Желтый шарик ударился о мраморный пол и покатился между массивными кадками. Он снова взял ее за руку.
– Куда мы идем? – заплетающимся языком спросила она.
– Смотреть елизаветинский театр.
Она знала, что не должна следовать за ним, но не могла найти в себе сил ему отказать.
Он провел ее в маленький павильон в дальнем конце холла. Помещение освещали два настенных канделябра. Там были три ряда деревянных скамеек с низкими спинками и четыре возвышения с креслами, обитыми синей тканью. Гаррик повел Лавинию в самое большое и роскошное отделение.
– Ложа маркграфа, – объяснил он. – Когда принц Уэльский посещает пьесы в Бранденбург-Хаусе, он сидит здесь.
Она провела рукой по бархату, покрывавшему кресло, похожее на трон.
– Наш хозяин, должно быть, потратил целое состояние на капризы своей жены.
– О, конечно, и он изумительно богат. Они основали собственную актерскую труппу; туда входят их друзья-французы и сыновья «Елизаветы» от первого мужа. Лорд Крейвен развелся с ней несколько лет назад, но он уже умер. Леди Бекингемшир, которая держит банк в фараоне на Сент-Джеймс-сквер, тоже выступает здесь – самая толстая из всех королев Елизавет!
– Она держит игорный дом, и ее принимают в обществе?
– Ты не встретишь ее при дворе, – признал он, – или в любом привилегированном доме. Понимаешь, есть разные уровни. Франческа и лорд Ньюболд принадлежат к верхнему слою аристократии, к тем, кто создает правила и живет по ним. Следующий уровень включает тех, У кого есть титул или богатство, или то и другое, но которые запятнали себя скандалом или у них есть какие-то изъяны. Энспаки. Леди Бек. Моллюск Парфитт. Лорд Эвердон. Я. Мы давным-давно перестали подчиняться этим правилам.
Лавиния обдумала его слова.
Его темные глаза блеснули в прорезях позолоченной маски. Он снял ее.
– Ты одна из нас. Ты ходила в долговую тюрьму. Ездила на охоту в мужском платье. Делила постель с любовником.
Его тело прижалось к ней, сильное и крепкое, и ее колени подогнулись. Он повалил ее на ковер, роскошно мягкий и пушистый. Он снял ее серебряную полумаску; в спешке порвав ленточку.
– Извини, – произнес он хрипло. – Я должен видеть твое лицо.
Их губы слились. Он целовал ее с такой яростью, с какой голодный набрасывается на еду. Лавиния, изголодавшаяся по его ласкам, млела от наслаждения. Его язык пробежал по ее шее, двинулся к обнаженной груди и начал медленно и сладострастно описывать круги вокруг каждого соска.
Он задрал ее атласную юбку, и она не сделала попытки ему помешать. Он трогал ее самые интимные места, раскрывал ее чувствительные нежные складки, чтобы найти средоточие ее страсти. Его умелые пальцы довели ее почти до экстаза и даже подтолкнули за эту грань. Она выкрикнула его имя.
Потрясенная, она решилась, наконец, открыть глаза. Он улыбался ей.
– От тебя у меня перехватывает дыхание, – задыхаясь, шепнула она.
– Возможно, ты зашнуровала корсет слишком крепко. Я был бы рад ослабить твои шнурки, моя девочка.
– Нет! – запротестовала она.
– Ты бываешь так прекрасна, когда получаешь удовольствие. Ты делаешь меня мягким здесь. – Он положил руку на свое колотящееся сердце, затем опустил ее вниз. – А здесь ты делаешь меня твердым.
Поддавшись соблазну, она докажет, что она – шлюха, как он про нее и думал. Он еще раз воспользовался слабостью ее тела, и ей стало стыдно за свою любовь к нему.
– Ты тоже хочешь меня, это видно по твоим глазам. Они сияют ярче, чем твои бриллианты.
Она неуверенно поднялась на ноги и сняла серьги.
– Они не нужны мне, – заявила она дрожащим от слез голосом и швырнула ему драгоценности. – И я не хочу тебя. Я еду домой, на родину, и рада этому.
– Тогда почему ты плачешь? – спросил он.
Прижимая сломанную маску к заплаканному лицу, она оставила Гаррика утопать в море алого шелка и неутоленного желания.
Он сунул бриллианты в кошелек и снова облачился в свой костюм. Когда он подошел к длинной оранжерее, Лавиния уже казалась расплывчатым пятном изумрудного атласа, двигающимся к двойным застекленным дверям. Он не думал, что она вернется в холл в таком растрепанном виде. Он прекрасно знал этот дом и был уверен, что сможет перехватить ее, прежде чем она дойдет до дамской комнаты.
Он уже дошел до двери, когда путь ему преградила невысокая дама в костюме монашки. Несколько раз за вечер она приближалась к нему, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз отступала.
– Милорд Гаррик?
Француженка – здесь их было много.
– Как вы узнали меня?
– Ни одна маска не может скрыть вашего сходства с отцом.
Он вздернул подбородок, его спина напряглась.
– А ваш муж здесь, леди Эвердон? Она покачала головой:
– Он редко выходит из дома – он не хочет вас видеть. В ночь вашего скандала в клубе он пришел домой, и в него как будто вселился дьявол. Вы... как это сказать? Вы прохвостировали его.
– Провоцировал, – поправил ее Гаррик.
– Ваше родство должно остаться в секрете. Он настаивает на этом. И я тоже надеюсь, что вы будете молчать – ради наших дочерей.
Его единокровные сестры. Его любопытство было ненасытным.
– Скажите мне их имена и их возраст.
– Мари – шестнадцать, Генриетта на два года младше.
Они не подозревали, что у них есть брат. Почему это причиняло ему такую боль? Он не знал.
– Если вы опорочите его имя, он не пощадит вас, – продолжала леди Эвердон. – Пожалуйста, запомните это, милорд, ведь в первую очередь пострадают дети.
Ее печальные слова звучали в его голове, даже после того как она ушла.
Добившись того, что хотел от Эвердона, от упрямо сопротивляющейся Лавинии, он причинит им одни страдания. Отомстив своему отцу, он разрушит счастье своих сестер. Принудить женщину выйти за него, признал он, было бы жестоко, и это было бы его недостойно. Плохо то, что он уже вызвал гнев Лавинии, а он не хотел, чтобы она его возненавидела.
Отвергнутый своей любимой и уже давно – отцом, он поплелся в салон, где толстая леди Бекингемшир играла в фараон. Моллюск Парфитт стоял рядом с ней, нетерпеливо ожидая, когда откроют карты. Полковник Хангер, известный непристойными шутками, играл с принцем Уэльским в пикет.
Его место было здесь, он всегда это знал. Но его воображение отказало ему, когда он попытался втиснуть Лавинию в эту грубую, позорную сцену. В конце концов, это не такая уж приятная картина. По правде говоря, она пугала его.
Глава 19
Остров Мэн , март 1794 года
– Я хочу узнать подробности о бале-маскараде.
Лавиния взяла картофелину у сестры и стала очищать ее от пятнистой кожуры.
– Я танцевала с принцем Уэльским, – произнесла она беззаботно, – пила шампанское и ела с золотой тарелки.
Китти вздохнула:
– Это звучит как сказка. Что еще там было?
Лавиния вздрогнула от воспоминания – огненно-красный шелк и изумрудный атлас, ее вздохи и ее стыд.
– Ничего, – сказала она.
– Маркиз Ньюболд красив?
– Не особенно.
– Брюнет или блондин?
– У него темные волосы, – ответила она. – Он очень высокий. Но он хорошо одевается и у него великолепные манеры.
Китти сморщила нос.
– Я надеялась, что за тобой будет ухаживать человек такой же красивый, как ты. Ты выйдешь за него замуж?
– Не понимаю, как я могу это сделать. Он не просил моей руки.
– Отец говорит, что за тобой ухаживал еще один лорд, но ты никогда не говоришь о нем.
Сердце Лавинии сжалось.
– Это был бы плохой союз.
– Но он сделал тебе предложение – разве нет?
– Да, мы говорили о браке, – призналась она.
Много раз. Но Гаррик не упоминал об этом на маскараде, и ни одно его слово в ту ночь нельзя было понять как возобновленное предложение руки и сердца. Он хотел ее. Он использовал реакцию ее тела как прелюдию к близости. Но при этом он считал ее лживой и алчной интриганкой. Если бы он раскаялся, прежде чем показать ей свое желание, она бы не покинула его и не уехала на остров.
Отбросив дурные мысли, она бросила нарезанную кубиками картошку в котелок, висящий над огнем. Она научится жить без него, без его любви. Как-нибудь, когда-нибудь. Замок Кэшин располагался на безопасном расстоянии от ее хищного любовника и предполагаемого поклонника. Она не привезла с собой состояние, но у нее есть умелые руки и бесконечный запас энергии. Она сажала овес вместе с братом, собирала яйца, кормила лошадей. Не связанная правилами этикета, она могла бегать вверх и вниз по лестнице или возиться на конюшне. Она не скучала по чопорным манерам, которые требовались от нее в Англии, где она общалась с лордами и леди, герцогом и даже с принцем королевской крови.
И она не скучала по душной элегантности дома Фрэнсис Рэдсток и по давящей роскоши Лэнгтри. Она предпочитала свой любимый дом, несмотря на его запущенность, от которой она старалась избавиться, она сшивала поблекшие занавески и набивала из них плоские, потертые подушки.
Она и ее сестра носили простые платья, которым исполнился уже не один год, сшитые из одного рулона ткани. Скромная домашняя одежда, чье прикосновение к коже больше радовало ее, чем дорогие воздушные творения, которыми так восторгался Гаррик, – лондонские платья, как почтительно называла их Китти.
Лавиния немного утешилась, увидев румяные щеки своей сестры, хотя Китти все еще кашляла и была так же худа. Доктор рекомендовал ей целебные воды Бата или горячие источники Бристоля, но уже гораздо менее настойчиво, чем в прошлом году.
– Кажется, твое здоровье слегка улучшилось, – заметила Лавиния. – Наверное, мать каждый день поит тебя отваром тысячелистника.
– Я и в самом деле чувствую себя лучше, я могла бы взобраться на вершину Маунт-Снейфелл и бежать вниз до самого подножия.
– Даже не пытайся!
Китти засмеялась:
– Доктор Кристиан говорит, что если я не буду простужаться, то летом я могла бы поехать в Англию. Только подумай, Лонду, я могу быть твоей подружкой на свадьбе!
– Я же сказала тебе, я не обручена. Ни с кем.
– Будешь, – предсказала Китти.
Их брат, Керрон, прошел мимо кухонного стола и остановился у стула Лавинии.
– Я собираюсь в Дрейм-Фроай, осмотреть имение. Оседлать для тебя Фаннага?
– Поезжай с ним, – посоветовала Китти. – Я сама приготовлю обед.
Лошадь Керра, как и пони Лавинии, славилась своей выносливостью, хотя не отличалась красотой. Эти лошади были вовсе не похожи на тех, которых она видела в Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35