Она была готова слепо подчиниться судьбе, словно истинная вьетнамка.
– Я думаю, эта певичка из ночного клуба поедет за вами, куда бы вы ни направлялись, дорогой, – сказала она и, обвив руками шею Гэвина, приподнялась на цыпочках и мягко, но пылко поцеловала его.
Гэвин не медлил с ответом. Его язык скользнул в рот девушки, раздвигая ее губы.
Под прикосновениями ее ладоней волосы на его шее встали дыбом, тело напряглось от желания, и он крепко прижал Габриэль к себе.
– Поедем в город, – хриплым голосом произнес он, – посмотрим, не найдется ли в отеле номер на ночь.
Габриэль издала глубокий грудной смешок. Она знала, что номер найдется. Она предусмотрительно забронировала комнату, пока Гэвин расплачивался за обед.
– Хорошо, – согласилась она, довольная возможностью создать у Гэвина впечатление, будто инициатива исходит от него. Она знала, что хозяин гостиницы – истинный француз и ее хитрость останется нераскрытой.
Когда Гэвин, окончательно изнуренный, бессильно распластался рядом с ней на постели, Габриэль подумала, что заниматься с ним любовью – все равно что с молодым, здоровым и ретивым медведем. Она провела рукой по его взъерошенным волосам. Каким бы соблазнам ни поддавался Гэвин на долгом пути из Брисбена в Париж, его любовному опыту не хватало ни блеска, ни глубины. В своем бурном прошлом Габриэль доводилось встречать мужчин, которых приходилось чему-нибудь учить, но до сих пор она не видела ни одного, которого нужно было учить буквально всему. Гэвин приподнялся на локте.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, заглядывая в лицо Габриэль. Забота, прозвучавшая в его голосе, свидетельствовала о том, что он ничуть не сомневается, будто неистовое и смехотворно непродолжительное совокупление вскружило девушке голову и она до сих пор не пришла в себя.
– Ну... – ласково произнесла Габриэль, гадая, как лучше поступить в такой щекотливой ситуации. – Это было... – Она умолкла, отыскивая подходящее слово. – Это было нечто особенное, mon cheri . – Она притянула Гэвина к себе, и уголки ее полных губ приподнялись в улыбке. – Только что пробило шесть часов, поэтому мы можем немного поспать, а потом... – Она уютно устроилась на его груди. – А потом я кое-что тебе объясню, cheri .
«Урок» принес обоим немалое удовольствие и был преподан с таким искусством, что Гэвин так и остался в блаженном неведении относительно того, кто был учителем, а кто – учеником.
Чуть позже Габриэль внимательно осмотрела громадную двуспальную кровать со смятыми простынями и вздохнула.
– По возвращении в Париж нам будет гораздо труднее встречаться, любовь моя, – с сожалением сказала она, откидываясь на подушки. До сих пор ее любовниками были художники и дельцы, располагавшие собственными студиями и квартирами. А Гэвин делил скромный номер в гостинице на Монмартре с тремя земляками.
– Ты всегда свободна по понедельникам? – При виде Габриэль, которая бросила взгляд на ручные часы, лежавшие на прикроватной тумбочке, и нехотя выбралась из постели, в голосе Гэвина зазвучали нотки испуга.
Габриэль кивнула, отлично понимая, какое направление приняли его мысли. Прежде чем Гэвин успел предложить встречаться по понедельникам в гостиничных номерах, она протянула руку к полоске черных кружев, которые служили ей лифчиком, и извиняющимся тоном сказала:
– Я не смогу каждый понедельник уходить на ночь из дома, cheri . Мои родители будут беспокоиться.
В первое мгновение Гэвин решил, что Габриэль его поддразнивает, но тут же со смешанным ощущением изумления и недоверия понял, что она говорит чистую правду.
– Ведь ты певичка из ночного клуба! – воскликнул он и засмеялся, хотя и был разочарован.
Габриэль рассмеялась вместе с ним.
– Да, но у этой певички невероятно заботливые maman и papa , – ответила она, застегивая лифчик и протягивая руку к трусикам.
Гэвин с восхищенным удивлением смотрел на нее, поражаясь тому, как благополучно уживаются в ее жизнерадостном прямодушном характере порок и добродетель.
– В таком случае мы станем приезжать сюда по утрам в понедельник и проводить весь день в постели, – сказал он, разрешая затруднение с обезоруживающей простотой. – А по вечерам, после неспешного ужина в ресторане, послушная дочь будет без опоздания возвращаться к своим maman и papa .
– Хорошо, – отозвалась Габриэль, надевая юбку и бросая на Гэвина короткий взгляд. – Однако в следующий понедельник нам придется отказаться от ужина в ресторане.
– Почему? – На лице Гэвина отразилось отчаяние. Он не желал терять ни минуты из того времени, что они могли провести наедине.
Габриэль натянула свитер поверх пышной высокой груди.
– Потому что мы будем ужинать en famille , любовь моя, – отозвалась она, четко и ясно произнося слова. – Мы разделим трапезу с моими родителями. Tu comprends?
– Je comprends , – ответил Гэвин с широкой улыбкой и ужасным акцентом. Хотя Габриэль и не сказала этого, он понимал, что своим приглашением девушка оказывает ему честь, которой удостаивались немногие ее приятели – если вообще удостаивались.
Гэвин не ошибся. До сих пор ни один ее приятель не появлялся за обеденным столом Меркадоров, и когда Габриэль сказала, что пригласила Гэвина поужинать с семьей в следующий понедельник, мать изумленно посмотрела на нее широко распахнутыми глазами.
– Кто он, этот... этот Гэвин? – с опаской спросила она. – Какой-нибудь новый художник, которому ты позируешь? – Мать умолкла в смятении. – Или, может, ты познакомилась с этим... джентльменом в клубе?
– Строго говоря, все было именно так, – откровенно призналась Габриэль. – Но он ни капли не похож на пьянчужку-завсегдатая. Он австралиец, – добавила девушка, словно национальность Гэвина могла все объяснить.
Мать обессиленно опустилась в кресло. Она была готова встретить кого угодно – обнищавшего художника, женатого дельца, стареющего любителя ночной жизни, но по крайней мере француза. Австралия представлялась госпоже Мерка-дор настолько далекой страной, что она едва верила в ее существование.
– Он понравится тебе, мама, – уверенно сказала Габриэль. – Гэвин – сама невинность и простота.
– Таких людей не бывает, – только и промолвила мать, окончательно растерявшись.
Когда Гэвин вошел в маленькую квартиру на верхнем этаже, отец Габриэль воззрился на него с явным сомнением. Он еще ни разу не имел дела с австралийцами, да и желания такого у него не было. Австралийцы представлялись ему еще большими чужаками, чем американцы, а это кое-что да значит.
– Bonsoir , – натянуто произнес он, даже не подумав заговорить на английском, которым владел весьма сносно.
– Хочешь что-нибудь выпить? – по-английски спросила Габриэль, приходя Гэвину на помощь. – Может быть, кир?
– С удовольствием, – неискренне отозвался Гэвин, которому больше всего хотелось подкрепиться пивом. Прекрасно зная, что он ни за что не стал бы по собственной воле пить кир, Габриэль лукаво усмехнулась и отправилась на кухню, предоставив Гэвина его судьбе.
– Etes-vous a Paris longtemps ? – спросила мать девушки. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы проявлять свои истинные чувства по отношению к чужеземцу.
– Deux ои trois mols , – отважно произнес Гэвин, подумав, что уж если ему суждено испытание французским языком, то чем быстрее он вступит в игру, тем лучше.
Его акцент заставил обоих Меркадоров поморщиться.
– Вероятно... – заговорил отец Габриэль, как только к нему вернулся дар речи, – вероятно, нам лучше вести беседу по-английски.
– Буду рад, – с обезоруживающим облегчением отозвался Гэвин. – Французский – великолепный язык, но уж очень трудный.
Уголки губ Вань Меркадор тронула чуть заметная улыбка. Габриэль оказалась права. Было нечто невинное и очаровательно-трогательное в открытом лице юноши, которого она привела в дом.
– Габриэль сказала мне, что вы журналист, – запинаясь, заговорила Вань на английском, который был не многим лучше его французского, – и что вы хотите отправиться во Вьетнам.
Заметив крохотную складку, появившуюся на лбу отца Габриэль, Гэвин понял: глава семьи предпочел бы беседовать о чем-нибудь другом.
Тем не менее почти весь вечер разговор шел о Вьетнаме.
– Не собирается ли ваша страна вслед за американцами вмешаться во вьетнамские события? – спросил Этьен, когда Габриэль унесла на кухню суповые тарелки, а Вань водрузила на середину стола огромную миску дымящегося кассероля из говядины с грибами и домашней лапшой.
– Юго-Восточная Азия для нас – что соседская деревня, – ответил Гэвин, а Габриэль, уловив озадаченный взгляд отца, пояснила:
– Гэвин имеет в виду географическую близость Юго-Восточной Азии и Австралии, папа.
Этьен понимающе кивнул.
– Все, что там происходит, представляет для нас живейший интерес, – продолжил Гэвин.
– Намерена ли Австралия послать во Вьетнам свои войска, как это сделали американцы? – спросила Вань.
– В прошлом году наше правительство ввело в стране особую форму воинской повинности, – заговорил Гэвин, гадая, от кого Габриэль унаследовала свои потрясающие рыжие волосы. – О тотальной мобилизации речь не идет, но люди, родившиеся в определенные, случайным образом выбранные дни, обязаны по первому требованию властей два года отслужить в национальных формированиях за пределами Австралии.
– Иными словами, во Вьетнаме, – тоном пророка заявил Этьен, подхватывая вилкой шампиньон. – Но уверяю вас: то, чего не сумели добиться французы, не удастся ни американцам, ни австралийцам.
Гэвин уже хотел заметить, что ситуация изменилась и что ни Америка, ни Австралия не имеют по отношению к Вьетнаму колониальных амбиций, но его остановила Габриэль, чуть заметно предостерегающе качнув головой.
– Надеюсь, вы не откажетесь рассказать мне о том, как жилось в Сайгоне в тридцатые – сороковые годы? – заговорил он, меняя тему беседы. – Мне пригодятся любые сведения из истории, которые вы пожелаете сообщить.
Этьен с искренним удовольствием исполнил просьбу гостя. К концу вечера былой настороженности по отношению к Гэвину не осталось и следа. Да, он австралиец, что само по себе весьма досадно, но он неглуп и хорошо воспитан, и приходилось лишь радоваться тому, что Габриэль привела в дом такого австралийца, а не какого-нибудь сутенера или мошенника, которыми кишели окрестные улицы.
Вскоре обеды en famille по понедельникам вошли в привычку, и Гэвин сразу заметил, что в отсутствие Этьена разговоры о Вьетнаме приобретают совсем иной характер. Вань с охотой предавалась воспоминаниям о своем детстве в Хюэ, невольно выдавая тоску по родине.
– Когда приедете в Сайгон, непременно навестите мою сестру Нху, – вновь и вновь повторяла она с горящим взором. – Вы должны уговорить ее покинуть Вьетнам и поселиться рядом с нами в Париже.
Гэвин искренне обещал выполнить просьбу, хотя уже начинал сомневаться в том, что ему когда-либо удастся ступить на вьетнамскую землю.
Все лето он забрасывал руководство требованиями отправить его в Сайгон, чтобы вести репортажи с места военных событий. Ему неизменно отвечали, что пока он недостаточно опытен и не может рассчитывать на такое ответственное задание. Прежде чем стать военным корреспондентом, человек должен отработать в центральной конторе не менее трех лет.
Гэвин знал, что, если бы не Габриэль, он уже давно отступился бы и, подчиняясь зову беспокойного сердца, двинулся в путь. В Америку либо, может быть, в Канаду. Но он так и оставался в Париже и постепенно познакомился с узкими улочками Монмартра не хуже самой Габриэль. Его знали все: цветочницы и газетчики, швейцары и бармены. Проститутки тоже знали Гэвина и всякий раз, когда рядом не было Габриэль, нахально зазывали его. Гэвин неизменно отказывался, покачивая головой и усмехаясь. Больше всего его забавляло то, что, вздумай он принять предложение, девчонка тут же пошла бы на попятный и немедля сообщила Габриэль о неверности возлюбленного.
Как-то раз в октябре он сидел за своим столом и читал информацию из Стокгольма, где проходил массовый митинг протеста против американской политики во Вьетнаме.
– Похоже, сегодня у тебя счастливый денек, – сказал непосредственный начальник Гэвина, торопливо входя в кабинет. – Сейчас в конторе находится менеджер азиатского направления, он хочет поговорить с тобой.
Гэвин вознес небесам короткую благодарственную молитву и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице, ведущей в кабинеты администрации.
– Хотели Вьетнам – получайте, – лаконично произнес англичанин. – Сначала несколько недель проведете в Сингапуре, пока мы оформим для вас визу. Ну а потом я жду от вас серьезной работы. Мне бы не хотелось, чтобы вы сидели на вершине холма, взирая на битву, а потом составляли отчеты со слов американцев. Забудьте о варьете и пишите только о том, что происходит в действительности.
– Варьете? – Гэвин подумал, что это намек пореже бывать в сайгонских барах и ночных клубах.
– Каждый вечер в пять часов американцы дают пресс-конференцию. Ее называют «пятичасовым варьете». Скоро сами поймете почему.
– Так точно, сэр! – радостно воскликнул Гэвин, едва сдерживая охватившее его волнение. – Благодарю вас!
Англичанин посмотрел на него с жалостью.
– Не спешите с благодарностями, – хмуро произнес он. – Скажете спасибо, когда вернетесь. Если, конечно, вы все еще хотите туда поехать. А вы, конечно, хотите. – С этими словами он потянулся к папке, лежавшей на его столе, давая тем самым понять, что беседа закончена.
Габриэль склонила голову набок.
– Вы уверены? – спросила она.
Старик доктор положил сцепленные пальцы на стол из красного дерева, стоявший между ним и посетительницей.
– Абсолютно. Ошибки быть не может.
Уголки губ Габриэль приподнялись в улыбке.
– Спасибо, доктор, – сказала она, поднимаясь.
Вид у врача был озабоченный.
– Что собираетесь делать? – прямо спросил он.
Габриэль заулыбалась еще шире.
– Ничего. Ровным счетом ничего. – Она весело, чуть хрипловато рассмеялась и, выйдя из кабинета, спустилась по узкой винтовой лестнице, ведущей на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42