— Вам не кажется, что вы немного запоздали с принятием другого решения?
— О, ради Бога! Вы заявили, что богаты, но откуда мне знать, честным ли путем вы получили свое богатство?
— Если бы я был вором, то уж, наверное, не стал бы публично демонстрировать свои драгоценности. Похититель драгоценностей разбирает изделие на отдельные фрагменты и продает их частями, так как оригинал легко узнаваем. Что же касается моего богатства, то первую шахту по добыче драгоценных камней я выиграл в карты в Санта-Терезине у одного везунчика, который считал, что удача никогда не оставит его. Хотите послушать, как я приобрел свои остальные владения? Я очень богатый человек, menina. — Протянув руку, он убрал с ее лба локон. — Вы довольны?
— Что означает слово menina? — спросила она, чтобы сменить тему.
— В португальском это выражение нежности. — Он улыбнулся, и в его глазах заплясали дьяволята. — Вам нужен дословный перевод?
Смущенная, Филаделфия быстро выпалила:
— Как же вы сколотили свое состояние, сеньор Таварес? Сделав вид, что не слышит ее, Эдуардо достал из нагрудного кармана ювелирный футляр.
— Я чуть не забыл о нем. — Он открыл футляр и показал ей стилизованное под цветы ожерелье, украшенное бриллиантами. — Оно французское и относится к середине восемнадцатого века. К счастью, к этому времени французские мужчины перестали украшать себя и перешли к украшению своих жен. Через несколько недель оно будет красоваться на вашей прекрасной шейке. Я назвал его «Колье де Ронсар», и оно часть вашего наследства. Вы не находите, что оно необыкновенное?
Взглянув на него, Филаделфия сразу же забыла все свои условия.
— Оно потрясающее, — прошептала она. — Каждый камень в центре никак не меньше трех карат, — сказала она.
— Четыре.
— Огранка сделана в виде листьев. Ничего подобного я никогда не видела.
— Они уникальны, — согласился он, польщенный ее оценкой и знанием бриллиантов. — Давайте посмотрим, как они будут сочетаться с вашим платьем.
Колье холодило ее, когда он надевал его ей на шею, в то время как от прикосновения его пальцев тепло растекалось по всему телу.
— Подойдите к зеркалу у камина и скажите мне, что вы о нем думаете?
Филаделфия позволила ему взять себя за локоть и подвести к зеркалу. Однако, подняв глаза, чтобы посмотреть на свое отражение, она внезапно обнаружила, что больше смотрит на стоявшего рядом с ней мужчину, чем на колье. Он стоял сзади и чуть-чуть в сторонке. Только сейчас она увидела, что он гораздо выше ее и шире в плечах. Вместе они смотрелись очень эффектно. Нет, если бы они были изображены на портрете или фотографии, то он скорее всего сидел бы, а она стояла подле него, положив руку ему на плечо.
Интересно знать, что бы она почувствовала, если бы была его женой. Раньше она воображала, что ее мужем будет Гарри, защитит ее от невзгод своей силой и здравомыслием. Но здравомыслие и сила исчезли, как только его отец вмешался в их отношения. А если ее полюбит такой мужчина, как Эдуардо, то он не станет считаться с неодобрением своего отца и будет бороться за свою любовь. Возможно, у него уже есть женщина или жена, которая ждет его возвращения из северного полушария.
Филаделфия отвела от него взгляд, так как сама мысль о его любви к другой женщине была для нее мучительной, что, конечно же, очень смешно. Они принадлежали разным мирам, разным культурам. Почему ее заботят его сердечные дела? Она завидует каждой счастливой женщине только потому, что ее собственная жизнь разбита.
Ей вовек не знать счастья, пока она не восстановит доброе имя отца и не отомстит за него.
Эдуардо, делая вид, что рассматривает колье, краешком глаза наблюдал за выражением ее лица. Ему льстило, что он занимает ее внимание. Чаще всего Филаделфия вела себя так, словно он был каким-то надоедливым старым клерком или банкиром, с которым она вынуждена иметь дело. Под ее внешней холодностью угадывалась страстная натура. Она была женщина из плоти и крови. Он снова почувствовал напряжение в паху.
Чтобы избавиться от искушения, он постарался полностью сосредоточиться на колье, но непроизвольно стал смотреть на вырез ее платья, где возвышались соблазнительные округлости грудей, и его желание усилилось.
— А что, если я потеряю колье или его украдут?
Эдуардо, словно очнувшись от сна, удивленно заморгал.
Филаделфия повернулась к нему и приняла его хмурый вид за ответ на свой вопрос.
— Я не собираюсь быть невнимательной, но если вы не доверяете мне свои драгоценности, то лучше прямо сейчас заберите их.
Она попыталась расстегнуть колье, но он перехватил ее руку.
— Я полностью доверяю вам, сеньорита, и полагаюсь на ваше благоразумие. Что бы вы сделали, чтобы защитить их?
— Сделала бы дубликат из стразов, — незамедлительно ответила она и постаралась как можно быстрее освободиться от его пальцев. Неужели на свете есть еще человек, от которого исходит такое тепло? Прикосновения ее отца не были такими же теплыми, а руки Гарри были всегда холодными.
— Я бы поступил точно так же.
Он полез в нагрудный карман и извлек из него точную копию колье. Оно зацепилось за какое-то письмо в кармане, и он вытащил его вместе с украшением. Конверт упал на пол.
Филаделфия нагнулась, чтобы поднять его, но Эдуардо опередил ее и выхватил конверт прямо у нее из-под руки. Она все же успела прочесть адрес — Новый Орлеан. Он распрямился с улыбкой на лице, которой на сей раз не было в его глазах, и поспешно засунул письмо обратно в карман. У нее по спине пробежал холодок — Эдуардо не хотел, чтобы она видела это письмо.
На одном из писем отца тоже значился адрес Нового Орлеана. Было ли это случайным совпадением или он затеял с ней более серьезную игру? Он нанял ее, чтобы помочь ему продать его драгоценности, а она, в свою очередь, намеревалась использовать его для своих собственных целей. И тем не менее ей не следует забывать, что он иностранец и ему нельзя доверять.
Заметив ее смятение, Эдуардо внимательно наблюдал за ней, демонстрируя второе колье.
— Это стразы. Я думаю, что лучше, если настоящее в целях безопасности останется у меня, пока не будет выставлено на продажу в Нью-Йорке.
Филаделфия сжалась.
— Понимаю. Какое из двух колье мы будем продавать, сеньор?
Вот она и попалась. Стало быть, в ее глазах он по-прежнему жулик, шарлатан.
— Вы все еще не доверяете мне? — спросил он.
— У меня на это мало причин, — ответила она. — У вас много знакомых в Новом Орлеане?
Улыбка Эдуардо стала напряженной. Филаделфия была умной и сообразительной. Он должен помнить об этом, так как не хочет, чтобы она начала копаться в его прошлом.
— Несколько. А у вас?
— И у меня тоже, — ответила она ему в тон.
— Как-нибудь мы поговорим о наших знакомых. Возможно, найдем и общих.
В его вежливом ответе Филаделфия уловила легкое раздражение. Она никого не знала в Новом Орлеане, по если он начнет выуживать из нее детали, то может сам попасться в ее сети.
— Какие отношения у вас сейчас с родственниками? — поинтересовался Эдуардо, отвлекая ее внимание от письма.
— Я написала родственникам по материнской линии, что собираюсь навестить кузенов моего отца в Нью-Йорке.
— У вас есть родственники в Нью-Йорке?
— Нет, но мамина родня об этом не знает.
— А ваш адвокат? Что вы сказали ему?
— То же самое. Я пообещала, что буду поддерживать с ним постоянную переписку.
— Значит, вы окончательно порвали с Филаделфией Хант?
— Да.
— А вы себя ощущаете мадемуазель Ронсар?
— Конечно же, нет. — Она посмотрела на билет в руке. — Вы встретите меня в Нью-Йорке?
— Нет, но не надо волноваться. Вас встретит человек, на которого можно положиться.
— Кто он такой? — встревоженно спросила она. — И как я его узнаю?
— Не тревожьтесь, мадемуазель Ронсар. Он сам узнает вас.
Филаделфия закрыла дорожную сумку и, вздохнув, повернулась к вагонному окну, чтобы увидеть свое отражение Прошла уже почти неделя, а она так и не привыкла к темноволосой молодой женщине, каковой была теперь. Она придвинулась поближе, чтобы получше рассмотреть себя, подозревая, что у нее одна бровь темнее другой Она пока еще не овладела искусством нанесения косметики. Стоило ей чуть больше нарумяниться — и она выглядела дешевкой. Слишком мало туши на светлые ресницы — и становилось ясно, что волосы у нее крашеные. Изучив лицо, она со вздохом выпрямилась.
— Волнуетесь, дорогая? — спросила пожилая матрона, сидевшая напротив.
— Да… oui (да (фр.).), — запоздало добавила Филаделфия по-французски.
Господи, какая же она француженка, если то и дело сбивается на английский?
— Впервые едете в Нью-Йорк? — Филаделфия улыбнулась и кивнула.
— Вам там понравится. Вас будут встречать родственники?
— Нет.
— Вот как? — Женщина с подозрением посмотрела на нее.
— Меня встречают, — поспешила добавить Филаделфия с французским акцентом, но на душе у нее стало тяжело. Эдуардо Таварес наказывал ей говорить людям, что почти весь прошлый год она провела в Индии, у своего кузена, где и овладела английским языком. Когда-нибудь она все-таки выдаст себя. Надо быть настоящей сумасшедшей, чтобы согласиться на подобные игры. На душе стало еще тяжелее. У нее нет к этому ни способностей, ни темперамента.
— Вы долго пробудете в стране?
Филаделфия подпрыгнула, словно женщина ткнула ее спицей, которыми она с такой ловкостью вязала.
— Что? В какой стране? — Филаделфия быстро собиралась с мыслями. Что она там говорила? — Mais non (Нет (фр).), только месяц. Затем я поплыву на пароходе в Сан-Франциско.
Седые брови женщины поползли вверх, в то время как спицы быстро вывязывали один ряд красной шерсти за другим.
— Вы едете из Франции кружным путем, — заметила она.
— Я еду не из Франции. Из Индии. — Филаделфия вспыхнула, услышав свой голос. Он звучал как-то жалобно.
— Из Индии? Ничего себе путешествие для молодой леди. — Женщина улыбнулась. — Я вас понимаю. Сама много путешествовала в молодые годы, так как мой отец был капитаном китобойного судна, а моя мать часто плавала с ним в качестве первого помощника. Мой старший брат Джеми перевозит каучук из Бразилии в Бостон. Вы бывали в Бразилии?
Филаделфия с тревогой посмотрела на женщину:
— В Бразилии?
Женщина, желая завязать разговор, продолжала:
— Если хотите знать, то я никогда не была там сама, но Джеми говорит, что это дикое, забытое Богом место. Джунгли, полные язычников, реки, в которых кишат хищные рыбы и змеи… Это вовсе не та страна, куда должен плавать христианин, и я всегда твержу Джеми об этом. Я даже вообразить себе не могу, как он мог якшаться с этими цветными тощими девчонками. С одной из них Том Фостер плавал целых десять лет. Говорят, что Том купил ее! Вы можете представить такое? Он купил себе жену!
— Звучит очень интересно, — осторожно произнесла Филаделфия. — Мы скоро приедем в Нью-Йорк?
— Не совсем в Нью-Йорк. Пенсильванская железная дорога заканчивается в Эксчейндж-Плейс в Нью-Джерси.
— Нью-Джерси? — удивилась Филаделфия. — И дальше поезд не идет?
— Вы можете добраться туда, переправившись на пароме в Манхэттен.
— О! — Филаделфия была в замешательстве. Эдуардо Таварес сказал, что ее будут встречать на железнодорожном вокзале в Нью-Йорке. Неужели он ничего не знал о пароме?
Женщина посмотрела на Филаделфию долгим внимательным взглядом и только сейчас поняла, что попутчица одета в черное.
— Вы в трауре, дитя? — Филаделфия кивнула. — Потеряли родителей? — Она снова кивнула. — Бедняжка. И вы проделали весь этот долгий путь, чтобы вас встретили незнакомые люди?
Филаделфия кивнула в очередной раз, поскольку напряженно думала о том, что ей делать.
— Не забивайте пустяками свою хорошенькую маленькую головку. Я довезу вас туда. — Отложив в сторону вязанье, она протянула Филаделфии руку. — Меня зовут Сара Крабб. Я из Нью-Бедфорд, Массачусетс.
— Я Фелис де Ронсар, из Парижа, — ответила Филаделфия, пожимая ей руку.
Через час Филаделфия была рада, что решила воспользоваться помощью миссис Крабб. Огромный терминал был заполнен паровозным дымом, паром, шумом толпы и многочисленными носильщиками. Ступив на платформу под железной сводчатой крышей вокзала, она почувствовала себя растерянной и испуганной.
— Подождите меня здесь, дорогая, я приведу носильщика, — сказала миссис Крабб и исчезла в толпе.
Филаделфия сначала не заметила приближающегося к ней человека, хотя он привлекал всеобщее внимание. Он был высоким и по-солдатски прямым. На нем был надет аккуратный приталенный белый френч, отделанный галунами и рядом позолоченных пуговиц. Его широкие черные брюки были заправлены в начищенные сапоги. Когда он проходил мимо, люди глазели на него, так как на голове у него был белый шелковый тюрбан с огромным голубым камнем посередине.
Он остановился перед Филаделфией и улыбнулся.
— Я к вашим услугам, мадемуазель дс Ронсар. — Филаделфия во все глаза смотрела на его загорелое, изборожденное морщинами лицо.
— Кто вы?
— Ваш покорный слуга, мэм-саиб. Отправлен вперед, чтобы подготовить вам достойную встречу в Нью-Йорке.
— Ваше имя?
Он правой рукой дотронулся до своего лба, потом грациозным жестом коснулся подбородка, а затем груди, изогнувшись при этом в поклоне.
— Меня зовут Акбар, мэм-саиб.
Он выпрямился, посмотрел на груду багажа, лежавшую у ее ног, и выбрал из него только те вещи, которые принадлежали непосредственно ей.
— Следуйте за мной, мэм-саиб.
Какое-то время Филаделфия стояла в растерянности. Поняв, что у него нет ни малейшего намерения оглядываться и смотреть, следует ли она за ним, Филаделфия, приподняв юбки своего дорожного платья, бросилась вслед за слугой. Пробегая мимо стоявшей с открытым ртом миссис Крабб, которая вела за собой носильщика-негра, она крикнула:
— Меня встретили! Спасибо! До свидания!
— Вы видели нечто подобное? — спросила миссис Крабб, обретя дар речи.
— Нет, мэм, не видел, — усмехнулся носильщик.
Глава 4
Нью-Йорк, май 1875 года
— Вы негодяй! Вы подлец! Вы… вы мошенник! — Эдуардо Таварес легко увертывался от подушек из восточного шелка, которые Филаделфия бросала в него, но его веселье постепенно иссякало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40