https://wodolei.ru/catalog/shtorky/steklyannye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Что ж, очень хорошо, милая, – отозвалась Лорна.
И вот теперь Дини собралась стать певицей в стиле кантри. Лорна в ответ потрепала ее по голове и попросила принести со службы два десятка отборных пончиков, чтобы официанткам из заведения для водителей было что положить на зубок в свободную минутку.
К тому времени Дини поняла, что исполнять сочиненные кем-то другим песни не совсем то, что ей нравится. Хотя она здорово научилась петь зонги в стиле кантри, одно лишь исполнение удовлетворить ее уже не могло.
Большинство песен такого рода не слишком подходило ее индивидуальности, поскольку она должна была передавать эмоции, которые ее не очень-то вдохновляли. Жалобы на жизнь? Разумеется, они с матерью переживали не лучшие времена, но когда, спрашивается, эти времена были для них легкими? По правде говоря, Дини не могла припомнить ни дня, когда она была бы по-настоящему подавлена, испугана или страдала от депрессии. Поскольку у нее никогда не было собаки, она слабо представляла себе, какое горе испытывает хозяин, когда его пес умирает или убегает. Ни одной собаке до сей поры даже в голову не пришло отгрызть задник у ее любимых тапочек… Надо ли говорить, что маленького грузового пикапа у Дини тоже не было никогда в жизни… Она даже еще ни разу в жизни не была влюблена! Таким образом, жизненный опыт Вилмы Дин Бейли не имел ни малейшего отношения к содержанию песен, которые она исполняла.
Все это, однако, не остановило Дини. Ее первые опыты в сочинительстве оказались ужасными. Большей частью стишки повествовали о мужском непостоянстве и о женском даре всепрощения. Кое-что она позаимствовала из биографии своей матери, но в ее версии жизненные перипетии Лорны выглядели весьма романтично. После этого Дини приступила к воспеванию Парижа, который главным образом служил фоном для великолепных светских романов. Париж у нее рифмовался со словом «горишь»…
Как-то вечером, погружая гудевшие от усталости ноги в ванну с расслабляющими солями, она услышала по радио интервью с известным певцом кантри.
– Писать надо только о том, что ты знаешь, о том, что пережил сам, о том, что трогает твое сердце, – утверждала знаменитость. – Если вы сами не будете верить в то, что пишете, другие не поверят и подавно.
Даже не потрудившись вытереть ноги, Дини кинулась к гитаре. В течение следующего часа она сочинила песенку о бывшей королеве красоты, волею судеб вынужденной торговать пончиками. Затем, записав несколько раз песенку на магнитофон и спев ее, так сказать, набело, Дини почувствовала, как ее тело пронизало незнакомое дотоле возбуждение.
– Вот оно, – произнесла она во весь голос, – вот как это бывает.
После того как была написана первая песенка, другие стали сочиняться быстро и легко. Обычно это происходило в рабочие часы, пока она чистила кофеварку или дожидалась, когда посетитель сделает наконец свой выбор между шоколадными профитролями и покрытыми сахарной глазурью «бисмарками». Конечно, чтобы узнать всю подноготную, все тонкости музыки кантри, нужно было работать и работать. Тем не менее Дини обнаружила, что она обладает самым настоящим поэтическим даром. Особенно ей удавались лирические стихи. Слова и рифмы сами приходили к ней. Обрывки разговоров с клиентами неожиданно выстраивались в стихотворные столбцы. Клиент уходил, помахивая в такт шагам сумкой, и, конечно же, разговор с миловидной официанткой почти сразу же улетучивался из его памяти; она же не забывала ничего из услышанного.
Итак, Дини разговаривала мало, все больше слушала – ведь информации, почерпнутой из болтовни с клиентами или другими официантками, хватило бы на сотни и сотни бесхитростных песенок в стиле кантри. У каждого было что рассказать, а Дини лишь облекала эти разговоры в стихотворную форму, используя свой талант и воображение.
Она стала с жадностью читать все музыкальные издания, где упоминалось о песнях кантри, и в первый раз в жизни пожалела, что не слишком прилежно училась в школе. Кое-какие вещи, которые касались бизнеса, Дини понимала с трудом или не понимала вообще. А ведь для тех, кто занимался шоу-бизнесом, эти слова значили очень и очень много.
Теперь она всегда приходила на работу с кассетой своих последних сочинений в стиле кантри и носила ее в кармане фартучка – кто знает, может быть, подвернется случай дать их кому-нибудь послушать? Как-то раз днем в заведение зашли два длинноволосых парня. Стоя у прилавка, они продолжали обсуждать свои дела. Дела эти касались записей новой музыки. Дини была покорена непринужденностью и легкостью их суждений.
– Я пишу песни, – вдруг ни с того ни с сего выпалила она.
Услышав ее слова, другие официантки прямо-таки вылупились на Дини, и та почувствовала, как краска стала заливать ей лицо. Один из мужчин приподнял чуть тронутую сединой бровь:
– Неужели? – Он поманил ее пальцем и, когда девушка наклонилась поближе, прошептал: – Хочу дать тебе совет, куколка…
А затем он сделал ей столь чудовищное по своей непристойности предложение, что, совершенно пораженная, Дини решила было, что она просто неверно поняла клиента.
Между тем посетитель во всеуслышание повторил свое предложение, так что сомневаться в его характере больше не приходилось. Дини посмотрела мужчине прямо в глаза, затем повернулась, сняла с плиты только что закипевший кофейник и вылила его содержимое на руку клиента, лежавшую на прилавке.
Тот взревел от боли. А Дини, придав своему лицу самое невинное выражение, извинилась и сказала, что клиенты получат новый полный кофейник за счет заведения.
Когда гость, ругаясь на ходу и размахивая ошпаренной рукой, в тщетной попытке облегчить боль, кинулся в ванную комнату, его спутник виновато взглянул на Дини и взял-таки одну из ее кассет. Он пообещал вернуться примерно через неделю и дать вполне обоснованный отзыв о ее песнях.
Когда прошла одна неделя и началась вторая, а затем и третья, а ответа по-прежнему не было, Дини стала догадываться, что дальнейшее ожидание бесполезно. У нее не было ни малейшей возможности связаться с посетителем, поскольку она даже не знала, как того зовут. Она решила занести происшедшее в раздел «мой негативный опыт», но такой близкий контакт с миром музыки и музыкантов только добавил ей упорства в стремлении к цели.
А вскоре случилось вот что: подруга Дини, которая работала секретаршей в компании звукозаписи «Эра-рекордс», упросила одного из сотрудников среднего звена встретиться с Дини и переговорить с ней. Дини сказалась больной в своем заведении «Криспи-крим», поскольку сама мысль явиться на беседу с сотрудником звукозаписывающей фирмы и при этом пахнуть жареными пончиками наводила на нее ужас.
Завороженная видом мягчайшего и без единого пятнышка ковра, устилавшего пол офиса, а также фотографиями звезд и звездочек, украшавшими стены, Дини проследовала за своей подругой в маленький, без окон кабинет.
Сотрудник компании оказался молодым, но уже начинавшим лысеть человеком. Лысина придавала ему необыкновенно умный вид, что, впрочем, не соответствовало действительности. С выражением вежливого внимания на лице служащий прослушал пленку Дини, уделив каждой песне не более пятнадцати секунд. Под конец он откинулся на спинку винилового кресла на колесиках и привычным жестом сцепил пальцы рук.
– Ну что ж, Джинни… – начал он.
– Дини, – поправила она, расплываясь в самой обворожительной улыбке, на которую была способна.
– Дини? Ага… – нахмурился он и откашлялся. – Скажите, где вы работаете в настоящее время?
– В «Криспи-крим», – прежде чем ответить, она сглотнула.
– Ага… Понятно. Знаете, Дини, советую вам держаться за место и ходить на работу, как обычно. – Тут его рассуждения прервал телефонный звонок, и он схватил трубку, кивком головы дав понять, что аудиенция закончена. Девушка схватила свою кассету и выбежала из комнаты. При этом ее щеки пылали от гнева и унижения.
Прошло три недели, и вот, закрывая заведение, она услышала песню, которая доносилась из радиоприемника автомобиля, припаркованного на стоянке. Исполнялось новейшее произведение Вика Дженкинса, известного барда, работавшего в стиле кантри, обладателя смазливой внешности и сладкого, как елей, голоса. Дини на мгновение замерла и судорожно сжала в руках тряпку, которой протирала прилавок.
Дженкинс исполнял песню ее сочинения.
Тряпка упала на пол. Неужели та песенка, которую сочинила Дини во время одного из своих ночных бдений, звучит сейчас из динамика? Неужели в эту минуту голос Вика Дженкинса исполняет ее собственные стихи и ту самую мелодию, которую она подобрала на подаренной матерью гитаре?
Уехал ли автомобиль, из которого слышались звуки ее песни или владелец просто-напросто захлопнул дверь, она так никогда и не узнала. Было ясно одно: музыка вдруг исчезла, и Дини осталась одна в полной тишине, освещенная мигающими огнями неоновой вывески опустевшего кафе.
Как такое могло случиться? Мысли метались, словно напуганные зверьки в поисках выхода из западни, пока она, нетвердо ступая каблучками белых туфель по асфальту, пробиралась к автостоянке. Когда она стала шарить в сумочке в поисках ключа своего автомобиля, то заметила, что руки трясутся, – и тут вспомнила, что забыла ключи в кармашке фартука.
Да, именно кармашек фартука… Там хранилась кассета с песнями, которую она передала приятелю клиента, облитого кофе. Они украли ее песню!
Сначала Дини решила позвонить на радиостанцию – на первую попавшуюся – и заявить, что она и только она является автором песни, которую только что спел Вик Дженкинс. Совершенно ясно, что именно Вик присвоил себе авторство нового хита, иначе ее бы поставили в известность. Она следила за музыкальной периодикой и отлично представляла себе механизм такого рода явлений.
Но ведь это абсурд! Представьте себе – никому не известная официантка звонит в полночь на радиостанцию и объявляет, что Вик Дженкинс украл ее песню! Перед ее мысленным взором пронеслись тысячи случаев, которые освещались радио и телевидением: всякого рода маньяки утверждали, что они авторы песен легендарного Элвиса или – что еще хуже – воплощение самого певца и т. д. и т. п. Дини вообразила толпу репортеров, осаждающих тихое кафе, слепящий свет софитов и вопросы, вопросы, вопросы… И все это светопреставление на фоне полок с пакетиками жареных орешков. Как она будет выглядеть, спрашивается? Как самая настоящая сумасшедшая!
Не имея никаких доказательств, кроме собственного слова, Дини с равным успехом могла претендовать на роль законной дочери снежного человека. К тому времени, когда она добралась наконец до собственной постели, само собой пришло решение: пусть все идет своим чередом.
– По крайней мере, детка, – пробурчала она сама себе в подушку, – это для тебя хороший урок.
Нет, такой глупой она больше не будет… Не станет никому доверять.
Наутро она почувствовала себя лучше, более того, ощутила даже своего рода удовлетворение. Значит, ее песенка не плоха – иначе вряд ли стали бы воровать. Дини пришла к выводу, что она на правильном пути.
Следующие три недели ее песня в исполнении Вика Дженкинса звучала повсюду и считалась едва ли не лучшим хитом певца. Песню передавали чуть ли не каждые четверть часа. Мелодия доносилась из автомобилей и кафе, звучала на набережной, клип с записью транслировался по телевидению. Даже на близлежащих фермах в Пиггли-Вигли звуки песенки плыли над птичниками…
В тот самый момент, когда Дини почувствовала, что вот-вот взорвется от негодования, случилось невозможное: Вик Дженкинс собственной персоной вошел в «Криспи-крим».
Дини и другие официантки поняли, что готовится нечто экстраординарное, когда телохранители певца с «уоки-токи» в руках, оттопыренными карманами и напряженными лицами появились в заведении, на секунду опередив суперзвезду. Затем нахлынуло целое море репортеров, легкомысленных и непредсказуемых, как провинциальные красотки. В течение нескольких долгих секунд вспышки блицев и щелканье фотоаппаратов и кинокамер господствовали в заведении, а владельцы всей этой техники изо всех сил старались запечатлеть главный момент дня – явление великого Вика Дженкинса.
Неожиданно Дини стало ужасно смешно. Девушка начала хихикать, не обращая внимания на суматоху вокруг, шепоток официанток, блики фото– и кинокамер и напряженные взгляды людей Дженкинса.
Вик мгновенно развернулся по направлению к ней. В его глазах полыхала холодная ярость. Дини сглотнула, но улыбка словно приклеилась к ее губам. При ближайшем рассмотрении звезда кантри-шоу оказался куда привлекательнее, чем открытки с его изображением.
– Ты над чем смеешься, девушка? – вопросил он глубоким голосом, и, хотя это было произнесено негромко, в кафе в одно мгновение установилась тишина.
Дини кашлянула и ткнула пальцем себе в грудь. Глаза у нее были широко открыты и невинны, как всегда.
Выражение лица Дженкинса смягчилось. Он провел рукой по щеке, коснувшись своих роскошных, тщательно подстриженных бакенбард, и окинул Дини совсем другим взглядом, в котором сквозили неприкрытое удивление и веселость. Определенно звезде понравилось то, что он увидел.
– Так над чем же ты смеешься? – повторил он со скрытым лукавством в голосе.
– Гм… – Она переступила с ноги на ногу и поправила волосы под наколкой. – Я засмеялась при виде удивления, которое вы изобразили на лице, увидев всю эту толпу репортеров. На самом же деле, мне кажется, ваше появление спланировано лучше, чем иная свадьба.
Дженкинс заулыбался в ответ на ее слова. Нечего и говорить, что его улыбка была обворожительна. Дини, в свою очередь, лучась от удовольствия, вернула улыбку Вику. Так начался один из самых знаменитых в Нэшвилле, а затем и во всей стране романов. Последнее произошло по вине журналистов, работавших на бульварные газетенки и шаставших всюду в поисках сенсаций. Вик Дженкинс тут же пригласил очаровательную официантку отобедать с ним, и с того самого вечера их стали считать влюбленной парочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48


А-П

П-Я