— И куда ты, Билл, направляешься на сей раз?
Тот выплюнул на загаженный пол табачную жвачку, едва не угодив на ногу Верены, и проронил:
— Спаниш-Бенд.
Увидев, как она невольным движением подобрала подол юбки, он во весь рот ухмыльнулся, обдав ее тошнотворно резким запахом виски, и, растягивая слова, выговорил хриплым голосом:
— Будь я проклят, если ты не самая аппетитная штучка к западу от Нового Орлеана и, черт возьми…
— С тебя семь долларов, Билли, — оборвал его кассир. — Наскребешь столько?
— Еще бы! Вчера выиграл кучу денег в забегаловке Даба. — Не переставая широко улыбаться, ковбой сунул руку в оттопыривающийся карман своей замызганной фланелевой рубашки и извлек оттуда толстую пачку денег. — Если бы меня не ждал Трейнор, я бы здесь здорово повеселился. Нашел бы себе какую-нибудь смазливенькую красотку и…
— Ты пьян, Билли, — снова перебил его кассир. — Давай-ка сюда свои семь долларов и иди садись на скамейку возле стенки.
— Вовсе я не пьян, — протестующе заявил ковбой. — Даже полбутылки не выпил.
— Тебе и этого много.
Билл повернул голову в ту сторону, где только что стояла Верена, и, не увидев ее, громко выразил свое недовольство:
— Эй, а куда подевалась эта симпатичная бабенка? Я хотел бы с ней познакомиться.
— Если ты не дашь мне семь долларов, вообще никуда не поедешь, — поторопил его кассир.
Сжимая билет одной облаченной в перчатку рукой, а ручку саквояжа — другой, Верена искала взглядом хотя бы еще одну представительницу женского пола, но, кроме изможденного бесформенного существа с пятью худосочными отпрысками и угрюмым мужем, никого больше не увидела. Украдкой посмотрев в сторону кассы, Верена поспешно направилась к скамейке, стоящей у стены в дальнем конце помещения, надеясь, что пьяный ковбой там ее не увидит, и села, прислонившись к спинке скамейки и прикрыв глаза.
Итак, из-за непонятного желания больше узнать о человеке, которого всю жизнь презирала, она отправляется на край света и, с огромным трудом добравшись туда, выясняет, что это еще не самый край, а до нужного ей места предстоит долгий путь. Да будь в ней хоть капля разума, ей бы и в голову не пришло пускаться в такую даль, и она бы предоставила решать все дела мистеру Хеймеру. Так нет же, она все-таки едет и оказывается в этой жуткой глухомани одна-одинешенька и без цента за душой, став в довершение всего объектом внимания грязного подонка. И вдруг она почувствовала себя ужасно беззащитной среди всего этого грубого, неотесанного люда.
— Неужели я вижу миссис Хауард! — услышала она рядом с собой чей-то удивительно знакомый голос. — Мир и в самом деле становится тесным.
Она открыла глаза, села прямо и, узнав в говорившем дерзкого незнакомца с парохода, с нескрываемым раздражением произнесла:
— А вы-то что здесь делаете, мистер Маккриди?
— Разве так здороваются с бывшими попутчиками? — ответил он с напускной обидой.
В общем-то, он прав, подумала Верена, но не то у нее было сейчас настроение, чтобы рассыпаться в любезностях перед такими, как он, и она бесцеремонно спросила:
— И куда это, интересно, вы направляетесь?
Нисколько не обескураженный таким холодным приемом, ее высокий красивый собеседник опустился на скамейку рядом с ней и, положив на колено свою новую черную фетровую шляпу, непринужденно заметил:
— Вижу, вы отыскали-таки свое обручальное кольцо.
— А я его и не теряла, — парировала она, глядя на простое золотое колечко на своей левой руке.
— Но там, на Норфолкской Звезде, никакого кольца у вас не было.
— Как видно, мало что ускользает от вашего внимания, — неодобрительно пробормотала она.
— В моем деле иначе никак нельзя.
Конечно, ей лучше всего было бы отгородиться от него ледяной стеной молчания, но она уже успела убедиться, что от этого типа так просто не отделаешься. Вздохнув и стараясь придать голосу как можно больше безразличия, она спросила:
— И чем же вы занимаетесь, мистер Маккриди?
— Играю в покер.
— В покер? — переспросила она, думая, что ослышалась. — Но это же игра. Неужели это все, чем вы занимаетесь? Я имею в виду — не можете же вы этим зарабатывать себе на жизнь!
— Могу.
— Мне в это трудно поверить.
— Знаете, не так уж много на свете вещей, которыми можно заниматься, не запачкавшись с головы до ног, а у меня жуткое отвращение к грязи в любых видах — например, я не выношу грязной одежды и черных ногтей, — признался он, улыбнувшись.
Помимо своей воли она бросила на него более внимательный взгляд и вынуждена была признать, что если не обращать внимания на дьявольский огонек в темных глазах и забыть о его не всегда безупречных манерах, то он, бесспорно, выглядел джентльменом. И отлично сшитый черный костюм, и темно-красный жилет из парчи с выглядывающими из кармашка золотыми часами, и безукоризненно белая рубашка с черным шелковым галстуком, и, наконец, дорогие, хорошо начищенные ботинки — все это подчеркивало создаваемое этим человеком впечатление изысканной элегантности. Рука, покоящаяся на другом его колене, соответствовала этому общему впечатлению: у него были длинные и тонкие пальцы с чистыми, хорошо ухоженными ногтями, и в то же время не могло быть ни малейших сомнений, что это рука настоящего мужчины. И лицо тоже.
— Понимаю, — едва слышно проговорила она.
— Если у человека быстрые руки и крепкие нервы, то он или стреляет, или играет, — продолжал он. — Я лично пришел к выводу, что играть гораздо приятнее, чем убивать.
— Да, конечно, — неуверенно согласилась она.
— И к тому же я неплохо разбираюсь в людях — как в мужчинах, так и в женщинах. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и его улыбка стала еще шире: — А где, кстати, мистер Хауард?
То, как он это произнес, заставило ее насторожиться:
— Простите, вы это о ком?
— Ну как же, о вашем муже, — напомнил он ей. — Что-то я не вижу рядом с вами этого счастливчика.
— Не понимаю, почему это вас так интересует, мистер Маккриди, — холодно ответила она.
— Но ведь, если я не ошибаюсь, он должен был бы ограждать вас от назойливых приставаний.
— Не знаю, что вы под этим подразумеваете, но смею вас уверить…
— Под назойливыми приставаниями? — не дал он ей договорить, улыбаясь, и Верена невольно отметила, что улыбка делает его еще более привлекательным. — Я под этим подразумеваю бесцеремонное заговаривание, настойчивую навязчивость, непрошеное ухаживание.
— Я и без вас знаю, что означает это выражение, — сердито отрезала она, — тем более что вы своим поведением не оставили ни малейших сомнений в его точном значении.
— И все-таки — существует ли в природе мистер Хауард или же я был прав насчет вашего кольца?
— Уверяю вас, сэр, существует, — твердо ответила она, но, увидев, как у него приподнимается бровь, посчитала нужным подкрепить свое утверждение: — Видите ли, во время путешествий у меня иногда опухают пальцы, поэтому я в таких случаях попросту не надеваю кольца, вот и все. А что касается мужа, то, поскольку я прибывала с опозданием, он не стал меня дожидаться, а отправился в Сан-Анджело один, чтобы успеть обсудить с адвокатом отца все вопросы, связанные с наследством, еще до начала слушания дела об утверждении завещания. Таким образом мы можем быть уверены, что на этой процедуре будет присутствовать по крайней мере один из нас. Если уж вы так этим интересуетесь, то могу сообщить для вашего сведения, что муж оставил для меня в пансионе миссис Харрис записку.
Он прекрасно понимал, что она говорит неправду, но ее нельзя было винить за это, учитывая положение, в котором она очутилась. В то же время он не мог отказать себе в удовольствии подпустить ей еще одну шпильку:
— Знаете, будь я на месте Хауарда, я бы никогда не уехал без жены и не оставил бы ее на произвол судьбы в такой дыре.
— Что ж, могу вас утешить, — произнесла она, чувствуя себя довольно глупо оттого, что ее провоцируют отвечать подобным образом. — Вы не на его месте, мистер Маккриди, поэтому вам не о чем беспокоиться.
— Я просто подумал, что, может быть, вам стоило бы выбрать себе в попутчики человека, которого вы хоть немного знаете. Гляньте на них. — И он кивнул в сторону шумной компании ковбоев, к которой успел присоединиться и знакомый ей молодчик по имени Билл. Они орали на всю станцию, сквернословили и явно были пьяны. — Я, по крайней мере, принимал утром ванну.
— Так вы тоже едете в Сан-Антонио?
— Да.
— Мне следовало бы и самой догадаться.
— Так вот: раз мы оба чужаки в Техасе, то почему бы нам не ехать дальше вместе?
— Мы, как вы изволили выразиться, действительно чужаки, но в том смысле, что вы — совершенно посторонний для меня человек, — решительно заявила она. — И, говоря откровенно, я бы предпочла, чтобы вы таковым и оставались. Я не из тех женщин, кто флиртует с первым встречным за спиной мужа, мистер Маккриди. Ну а сейчас прошу извинить меня…
— Пообщаешься с вами — и невольно подумаешь: вы — как то великолепное, отливающее красным румянцем яблоко; снаружи оно — глаз не оторвешь, ну а внутри — кислятина кислятиной, — произнес он, досадливо морщась.
— Только не надо принимать меня за дурочку, — выпалила она в ответ. — Я все прекрасно понимаю: увидев, что приглянувшаяся вам женщина путешествует одна, вы тут же решаете обратить себе на пользу то несколько щекотливое положение, в котором она оказалась.
— В общем-то, я надеялся, что польза будет обоюдной, — сказал он, вставая. — Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту, но, кажется, я ошибся.
— Уверяю вас, я вовсе не такое уж слабое, беззащитное существо, каким вы меня представляете. И мне не нужна такая помощь, которую вы предлагаете.
Некоторое время он молча стоял, глядя на нее сверху вниз с насмешливым выражением в темных глазах, а затем произнес:
— Пьяные ковбои не очень-то считаются с обручальными кольцами. На вашем месте я бы не забывал об этом.
— Всего хорошего, мистер Маккриди.
Надев свою черную фетровую шляпу, а затем сдвинув ее слегка назад, так что стали видны его черные волосы, он, прежде чем удалиться, проговорил:
— Что ж, если вы передумаете, знайте, что я буду находиться в задней части вагона: я всегда сажусь так, чтобы было видно, что происходит передо мной.
Он направился к выходу на платформу, и она почувствовала облегчение, смешанное с какой-то смутной тревогой. Из памяти никак не шли произнесенные им слова, показавшиеся ей загадочными:
Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту…
Чем больше она вдумывалась в их смысл, тем более странными они ей казались… Впрочем, глупо искать в чьих-то словах значение, которого в них на самом деле нет. Намерения этого человека слишком очевидны.
— Прибывает поезд! — раздался голос кассира. — Пассажиров просят на перрон!
Она подхватила свой саквояж и пошла к выходу из станционного помещения. Не успела она ступить на платформу, как рядом с ней, снова чуть не попав ей на ногу, шлепнулся жидкий комок пережеванного табака. Она подняла голову и увидела перед собой группу ковбоев, на которых ей показывал Маккриди. Все они бесцеремонно таращили на нее глаза, и казалось, что у них вот-вот потекут слюнки, как у голодающих при виде смачного куска бифштекса. На ней было по меньшей мере три слоя одежды, но ковбои шарили по всей ее фигуре до того откровенными взглядами, что она почувствовала себя совершенно раздетой.
— Эй. Билли, ты только глянь на эту цыпочку! — воскликнул один из группы и, чтобы придать своим словам больше убедительности, ткнул в бок стоящего рядом с ним ковбоя, которого она видела у билетной кассы. — Настоящая красотка, черт меня подери!
Подойдя к ней поближе, он поинтересовался:
— Скажи, крошка, каким ветром тебя занесло в наши края, да еще совсем одну?
Не получив ответа, он стал прямо перед ней, преградив дорогу:
— В чем дело, дорогуша? Ты что, язычок проглотила? Может, хочешь выпить? — Он помахал перед самым ее носом полупустой бутылкой с виски. — Поцелуй меня — тогда угощу.
— Нет, благодарю вас. — Она старалась говорить спокойно, хотя сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди. — Пожалуйста, дайте мне пройти — меня ждет муж, он уже в вагоне.
Ковбой загоготал во все горло, затем повернулся к своим друзьям и с насмешливым выражением произнес:
— Вы только послушайте, как благородно она выражается — ни дать ни взять настоящая леди!
— Эй, Хэнк, не лезь без очереди — я ее раньше тебя увидел! — нетерпеливо проговорил Билли и, оттолкнув своего приятеля, занял его место. — По всем правилам, я первый — дамочка сама может подтвердить.
Он протянул к Верене грязную лапу и коснулся воротничка ее жакета:
— Ну, чем займемся, милашка? Что, если мы с тобой снимем комнату, а? У меня есть деньжонки — целая куча. Хочешь, покажу?
— Брось, Билли, Трейнору не очень понравится, если ты здесь задержишься, — попытался остановить его третий ковбой, рослый и дюжий детина.
— К дьяволу Трейнора — он может и подождать. Не видишь, что ли, — у меня здесь поважнее дела…
Недолго думая, рослый детина схватил Билли за шиворот и отшвырнул в сторону. Верена от неожиданности отпрянула назад, а Билли набросился на своего обидчика с кулаками. Завязалась драка, и Верена, воспользовавшись суматохой, ухватилась обеими руками за саквояж и ринулась мимо дерущихся к вагону. За собой она услышала громкое ржание остальных ковбоев.
Чувствуя, как всю ее трясет от ужаса, она сунула свой багаж чернокожему проводнику и, взявшись за поручни, быстро поднялась по ступенькам в вагон, не дожидаясь привычной помощи. Затем она вложила десятицентовик в руку занесшего ее саквояж негра и рывком открыла дверь пассажирского отделения.
От представшей картины у нее перехватило дыхание. Мало того что вагон был набит до отказа, так в довершение всего теснящаяся в проходе между рядами сидений масса людей почти целиком состояла из такого же рода сомнительных личностей, как и оставшиеся на перроне ковбои. От разгоряченных, потных тел исходил резкий, неприятный запах, делавший пребывание в вагоне невыносимым. И в этот момент в тамбуре появилась пристававшая к ней на платформе пьяная компания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44