— Но почему?
— Сейчас тут начнется настоящее светопреставление, и лучше, если нас здесь не будет. Ну же, быстрее! — И, не теряя времени на лишние споры, он схватил ее за руку и вытащил за собою в проход.
К этому времени во всем вагоне началась шумная перебранка, несколько человек повскакивали с мест и, выхватив револьверы, застыли в угрожающих позах, готовые начать стрельбу. Белый как мел — несмотря, на жару — проводник припал к полу и заполз в пространство между двумя свободными сиденьями.
Верена все еще колебалась:
— Но, послушайте…
— Я лично прямо сейчас сматываю удочки, — прервал ее Мэтт.
Это была не пустая угроза: рванув дверь тамбура, он обернулся к Верене и, взглянув ей в глаза, спросил:
— Ну, вы идете или нет?
Она с отчаянием оглянулась через плечо, но в этот момент прогремел еще один выстрел, и она не колеблясь шмыгнула мимо Мэтта на тесную площадку тамбура. Когда за ее спиной захлопнулась Дверь, она почувствовала огромное облегчение. По крайней мере, здесь ее не достанет шальная пуля. Но то, что вслед за этим сказал Маккриди, буквально огорошило ее:
— А теперь, пока еще есть такая возможность, нам придется сойти с поезда.
— Сойти? — изумилась она. — Прямо здесь?
— Да, здесь. Вы готовы?
— Но я… здесь ведь ничего вокруг нет! — ужаснулась она.
В этот момент раздался скрежет колес, поезд, дернувшись, тронулся с места, и Верену бросило на металлическую ограду площадки. Мэтт осторожно ступил на маленькую ступеньку под площадкой и, обернувшись к Верене, прокричал, перекрывая шум поезда:
— Я иду первый; когда я крикну вам, прыгайте сразу, иначе я не смогу вас поймать!
— Но мне нельзя сходить с этого поезда! — прокричала она в ответ. — Я не могу…
То ли он не услышал ее, то ли не хотел слышать, но, ухватившись для равновесия за короткие металлические поручни, оттолкнулся от ступеньки и спрыгнул на землю. Поезд все больше набирал скорость, и Мэтту пришлось бежать за ним, чтобы не отставать.
— Пора, Рена! — крикнул он ей что есть мочи. — Прыгайте!
Она глянула вниз на гравий, на все чаще мелькающие шпалы, а затем, ухватившись одной рукой за поручень, свесилась с площадки, чтобы быть поближе к протянутым рукам Маккриди. Он схватил ее за руку, потянул к себе и, когда она оторвалась от площадки, успел поймать ее за талию. Они кубарем покатились вниз под уклон, прочь от тяжелых колес поезда. Верена лежала, пригвожденная к земле тяжестью его тела, ощущая спиной каждый камешек гравия, а во рту — неприятный привкус пыли и грязи.
Она попыталась высвободиться из-под Маккриди, и он, все еще не в состоянии отдышаться, приподнялся на руках и сел. Последний вагон был уже на приличном расстоянии от них, а вскоре поезд, продолжая набирать ход, исчез в отдалении.
— Вы не пострадали? — спросил он у нее.
Она окинула себя взглядом и, увидев, что ее платье и нижняя юбка задрались, отчего стали видны панталоны, начиная от бедер и ниже, в смятении проговорила:
— Пострадала лишь моя одежда.
Затем она, приподнявшись, тоже села и поспешно поправила юбку, опустив ее края до самых щиколоток. Лишь только тогда она заметила исчезающий вдали поезд, и, будь она из тех, у кого глаза всегда на мокром месте, тотчас бы разрыдалась, но Верена была не из их числа, а потому она просто грустно вздохнула и промолвила тоном смирившегося со своей участью человека:
— Там остался мой саквояж, а в нем — все, что я с собой привезла.
— Ничего, когда мы доберемся до Колумбуса, я заберу ваши вещи на вокзале. Если поезд окажется там раньше нас, то носильщик обязательно их туда сдаст.
Ее взгляд упал на стадо овец, которое удалялось от теперь уже свободного пути, и она еще больше пала духом: кроме животных и сопровождавших их двух пастухов, ничего больше не было видно — ни дороги, ни домов, вообще ничего. Лишь холмы, луга да полоса деревьев.
— Знаете, — сказала Верена с чувством, — если бы я могла предположить, что вы собираетесь прыгать с поезда, я бы лучше снова бухнулась на пол. Я ведь думала, что вы просто решили укрыться от стрельбы за железной дверью, не более.
— Мне необходимо было сойти — и вам тоже.
— Хотелось бы услышать хоть одну убедительную причину, зачем, — резко отозвалась она. — Особенно если учесть, что мы оказались среди чистого поля, не захватив с собой даже зубной щетки и не имея представления, как отсюда попасть в Колумбус.
— Я могу назвать сразу две.
— Ну-ну, послушаем.
— Начнем с того, что, как только поезд прибудет на станцию, там все будет кишеть стражами порядка, и каждому, кто ехал в нашем вагоне, придется давать показания насчет перестрелки.
— Мне нечего скрывать, мистер Маккриди.
— Может быть, нет, а может быть, и есть. Как бы там ни было, но, прежде чем рейнджеры или путевые детективы разберутся, как было дело, пройдет день, а то и два — более чем достаточно, чтобы сно ва объявились ваши приятели. И если они не круглые идиоты, то к тому времени они уже успеют сообразить, что к чему. Вам что, хочется оказаться там, когда это случится?
— Они мне не приятели. Сколько еще раз повторять вам, что я их не знаю?
— До тех пор, пока я вам не поверю.
— В таком случае я этого больше не буду повторять.
Она наконец решилась взглянуть ему в лицо и сказала:
— Знаете, если бы какой-нибудь ваш знакомый сейчас вас увидел, он бы скорее всего вас не узнал. Мне кажется, более жуткого глаза я в жизни не видела.
— Но меня, по крайней мере, никто не разыскивает.
— А я думаю, все-таки разыскивает: разве вы стали бы прыгать на ходу из поезда из-за меня одной, мистер Маккриди? Нет, вы это сделали, потому что не хотели иметь дела с властями. И не пытайтесь это отрицать — я вам все равно не поверю.
— Вы чертовски подозрительны, Рена.
— Это я подозрительна? Вы лучше на себя посмотрите.
— Разве вы видели, чтобы я пытался бежать от шерифа Гуда?
— Просто вам некуда было бежать.
— Но меня, в отличие от вас, не разыскивают какие-то двое неизвестных типов, — парировал он ее выпад.
— Что ж, этого я действительно не могу объяснить.
— То-то и оно.
— Полагаю, с моей стороны было бы напрасным надеяться, что вы знаете, куда мы попали?
— Это усадьба Брассфилдов.
— Что-то я не вижу особых признаков усадьбы, — вздохнула она и снова повернула к нему голову. — Впрочем, насколько я припоминаю, проводник не был так уж уверен, где мы находимся. Мне кажется, он сказал, что мы, надо думать, где-то возле усадьбы Брассфилдов.
— Должны же были эти овцы прийти откуда-нибудь?
— И все-таки никакой усадьбы не видно, — возразила она.
— Да, — согласился он, — нам, пожалуй, придется немного прогуляться. Вы, кстати, случайно не говорите по-испански?
— Я могу читать классиков на латыни или по-французски, с трудом могу что-то разобрать по-гречески, но испанский не входил в программу обучения Бэнкрофтского педагогического училища. А что?
— А то, что я могу пересчитать на пальцах все испанские слова, которые я знаю, причем большинство из них неприлично произносить вслух.
— Простите, не поняла?
— Вы прекрасно слышали, что я сказал. Глядите, к нам направляется мексиканский мальчишка.
И действительно, один из двух пастухов заметил их и теперь во весь опор бежал к ним по траве, в знак приветствия размахивая руками. Когда он приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо, ей стала видна его приветливая щербатая улыбка. Мэтт встал с земли, отряхнул пиджак и брюки и помог ей подняться.
— А ну-ка повернитесь, — сказал он ей. — Хочу глянуть, достаточно ли прилично вы выглядите и чем я могу вам в этом смысле помочь.
— Чем тут уже поможешь — это безнадежно, — пробормотала она, осматривая урон, нанесенный ее убранству; тяжело вздохнув, она добавила: — Кажется, оторвался кусок или даже два. А без саквояжа я даже не могу сменить юбку.
— Я вам найду что-нибудь другое.
— Мы ведь еще вчера выяснили, что это совершенно невозможно.
— Предоставьте это мне, — небрежно бросил он и, протянув руку, направился навстречу мальчику.
— Donde es Брассфилды? — начал он, надеясь быть понятым.
— Si… si…
— Вы уверены, что произнесли это правильно? — спросила Верена за его спиной.
— Donde esta Колумбус?
— Si… si… — повторил снова мальчик, энергично кивая головой.
— Так Брассфилды или Колумбус?
— Si… si…
— Я не удивлюсь, если окажется, что это совсем другое место, — пробормотала она вполголоса.
— Хотите — попробуйте сами.
— О, нет.
— В таком случае наберитесь терпения. El rапcho — donde esta el rancho?
Вопрос вызвал целый поток стремительно льющихся испанских слов, которые Мэтт даже и не пытался понять.
— Donde? Фу-ты — где эта чертова усадьба Брассфилдов? — не выдержав, закричал он.
— Если он вас не понял с первого раза, то крики, я думаю, здесь не помогут, — спокойно заметила Верена и, обойдя Мэтта, приблизилась к мальчику: — Брассфилд?
— Si.
— Это усадьба Брассфилдов?
— Si.
— Ну, этим si я и так сыт по горло, — пробормотал Мэтт.
— Погодите, я собираюсь добиться от него вот чего — чтобы он показал нам дорогу.
Описав рукой вокруг себя большой круг, она спросила:
— Усадьба Брассфилдов?
— Si?
— Дом?
— Casa, — подсказал Мэтт. — Дом — это casa. Уж это слово я знаю.
— Casa — где casa? Там? — спросила она, показывая налево.
— Si.
— Если хотите услышать мое мнение, то вы не очень-то преуспели.
Не обращая на него внимания, она показала направо:
— Сага?
Мальчик отрицательно покачал головой. Подойдя к ней поближе, он показал на черту слева от нее и кивнул головой.
— Casa Брассфилд, — лаконично произнес он, а затем вытянул руку и повернулся на сто восемьдесят градусов, описав ею полный круг: — Rancho.
— Мы находимся прямо на ранчо, — сделала вывод Верена.
— А дом где-то там.
— Но об этом-то я его и спрашивал, знаете ли.
— Нет, вы спрашивали, где ранчо.
— А почему бы вам не спросить, далеко ли отсюда до дома? — предложил он. — Интересно, как у вас это выйдет.
— А мне не надо спрашивать. Я и так знаю, что далеко.
— Grasias, mi amigo. — Достав из кармана двадцатипятицентовую монету, Мэтт бросил ее мальчику.
— Por Эдуардо?
— Por Эдуардо.
Эдуардо показал на другого пастуха:
— Пабло.
— Эдуардо и Пабло. — Мэтт снова сунул руку в карман, но другого двадцатипятицентовика не обнаружил.
— У вас не найдется двадцати пяти центов одной монетой? — спросил он у Верены.
— Нет, но у меня есть две монеты по десять центов и пятицентовик.
— Подойдет. Надо ему их отдать.
— Учтите, я собиралась на них позавтракать, — негромко произнесла она, выуживая деньги из кошелька. — Вот, держите.
— Благодарю, — и он протянул монеты мальчику. — Por Пабло.
Деньги были приняты с меньшим восторгом, чем можно было ожидать. Мальчишки начали спорить, кому двадцать пять центов достанется в виде одной монеты, а кому — в виде трех, и какой из этих двух вариантов лучше. К согласию они пришли не скоро; обладателем двадцатипятицентовика стал Пабло, мальчик с лицом херувима, очевидно, младший из двоих. Сделав знак рукой, он дал понять Верене и Мэтту, что они должны следовать за ним.
Взяв Верену за руку, Мэтт наклонился к ней и прошептал:
— Когда туда придем, предоставьте вести разговор мне.
— Тогда молите Бога, чтобы они говорили по-английски.
— С такой фамилией, как Брассфилд? Готов биться об заклад, что говорят.
Он пристально на нее посмотрел здоровым глазом и сказал:
— Послушайте, вам жарко, вы устали, а нам, наверно, тащиться очень и очень долго. Так давайте перестанем пререкаться по любому поводу, лучше заключим перемирие до самого Сан-Антонио.
Сердце у нее в первый момент замерло от неожиданности, а затем она почувствовала огромное облегчение. Он сказал до Сан-Антонио, а не до Колумбуса. Стараясь не выдавать охватившей ее радости, она бодро зашагала рядом с Мэттом. Подумать только, он едет с ней до Сан-Антонио и не оставляет ее одну!
На пороге дома стояла крупная, полная женщина и, заслонив рукой от солнца лицо, но все равно щурясь, всматривалась в даль. Различив фигуры двух людей рядом с Пабло, она широко раскрыла от удивления глаза и воскликнула:
— Боже милосердный! Па-а! Па-а, иди быстро сюда! Пабло ведет к нам гостей!
В дверях показался ее муж, высокий, худой, лысый мужчина, на котором, кроме фланелевых кальсон, ничего больше не было.
— Ну ты даешь, Сара, — раскричалась так, что и мертвых можно разбудить!
— Ты лучше глянь туда, — ответила она, показывая пальцем на приближающихся людей. — Говорю тебе, к нам идут гости! Из двоих — одна женщина.
Окинув взглядом раздетого мужа, она недовольно проговорила:
— Знаешь, па, ты выглядишь не очень-то прилично. Поди-ка надень штаны, пока мы еще одни.
— Должно быть, на дворе градусов сорок, а то и больше, — проворчал он и, бросив на три фигуры, бредущие под беспощадным солнцем, еще один взгляд, добавил: — Интересно, откуда они тут взялись?
— Не важно, главное — они идут сюда, это уж точно.
Одернув на обширном животе замусоленный передник, она пригладила рукой растрепанные волосы и, стараясь не показывать, как ей не терпится увидеть неожиданных гостей, спросила:
— Ну, как я выгляжу?
— А какая разница? — буркнул он. — Куда же они все-таки направляются? У них даже и лошадей нет.
— Если ты сейчас же не натянешь на себя штаны, — пригрозила она мужу, — я тебя не пущу обедать с гостями.
— А я бы очень желал для начала услышать, какого черта они здесь делают — не так уж я тут тоскую без общества, чтоб у меня мозги съехали набекрень.
Переступив через пыльный порог, он возвратился в дом и достал из-за двери двустволку. Когда Пабло с незнакомцами подошли совсем близко, он поднял ружье и нацелил его на них.
— Ну-ка, стой! — выкрикнул он.
Встревоженная жена нагнула ствол ружья вниз.
— Не обращайте на него внимания, — обратилась она к пришедшим. — У нас здесь не очень-то часто бывают гости, вот он и позабыл про хорошие манеры, которым его учила мама. Прошу вас, входите.
А мужу она бросила через плечо:
— Сет Брассфилд, надевай-ка штаны, я тебе говорю — и поживей! В кои-то веки к нам пожаловали гости, а ты хочешь их отпугнуть!
Верена никогда себе не представляла, что существуют места, подобные тому, которое она видела перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44