В тот вечер наступило временное затишье, и они направились в пустую столовую палаточного городка, где не было видно никого, кроме Чанга, и налили себе по кружке несвежего, горького кофе. Даже когда они сели друг напротив друга, в полумраке сырого шатра, Джон по-прежнему старался не смотреть Гриффину прямо в лицо.– В чем дело? – после долгого, невыносимого молчания спросил Гриффин.Наконец Джон О'Рили поднял на него усталые голубые глаза:– Гриффин, сегодня утром умер Дуглас Фразьер.– О Боже...– Гриффин опустил голову, притворяясь, будто весьма заинтересовался содержимым своей кружки.Голос Джона прозвучал грубовато-ласково:– Гриффин, это был не человек, а чудовище. Он торговал женщинами и еще Бог знает чем.Гриффин сглотнул слюну:– Он все же был человеком, Джон. И вот теперь он умер. Казалось, после этих слов говорить было не о чем.В оцепенении Гриффин допил омерзительный кофе просто потому, что это давало ему возможность двигаться, хоть что-то делать.Подсознательно он весь день ждал появления начальника полиции Провиденса и мало удивился, когда Генри перехватил его у самого выхода из столовой. Рядом находился и судья Шеридан, и оба они были вооружены. Серебристые никелированные дула пистолетов блестели в свете факелов из сосновой смолы, горевших по обе стороны входа в шатер.Гриффин остановился, и то, что они явились за врачом, нелегально сделавшим аборт, с таким количеством оружия, мрачно позабавило его. «Значит, я настолько опасен», – подумал он.Усы Генри трепетали, в точности как и в то воскресенье в церкви, когда Гриффин предложил ему бросить булыжник в Филда Холлистера.– Давайте только без шума, док, – дрожащим голосом проговорил представитель власти.Гриффин позволил себе бросить красноречивый взгляд на пистолет в его руке:– Я понял.Джон О'Рили, который поначалу онемел, очевидно, поражен этой демонстрацией силы закона в Провиденсе, наконец снова обрел голос. Он, однако, адресовал свои слова не Генри, а судье:– Эдвард, из-за чего все это?Генри и судья обменялись оторопелыми взглядами, потом последний пробормотал:– Мы не хотели, чтобы эта новость дошла до вас таким образом, Джон. Однако теперь мы ничего не можем поделать – правосудие должно свершиться.Гриффину слово «правосудие» показалось крайне забавным и он расхохотался.– Это не правосудие, господин судья, и вам отлично это известно,– сказал он.– Афина сочинила эту историю, чтобы отомстить за свою уязвленную гордость.Лицо Шеридана осталось холодным, но его глаза сверкнули негодованием.– Афина Бордо мертва, – отрезал он. – И никто не знает об этом лучше, чем вы, Флетчер.Джон охнул и схватился за сердце:– Нет...Гриффин, находившийся в состоянии оцепенения, не смог даже шелохнуться, чтобы помочь другу.– О чем вы, черт возьми, говорите? – рявкнул он, не отводя глаз от лица Шеридана.– По утверждению гробовщика, это случилось часа два назад,– осмелев, вставил Генри.– Ты убил ее, Гриффин, и в моем городе убийство тебе не сойдет с рук!Гриффин уже был в состоянии пошевелиться; он в тревоге отвернулся от Шеридана и начальника полиции и взглянул на Джона. Выражение глаз друга пронзило его, точно кусок раскаленного железа.– Ты сказал, что убьешь ее,– сломленно прошептал старик. – В тот день, в моем кабинете, ты сказал, что убьешь ее собственными руками...– Ее задушили,– подтвердил Генри, преисполнившись важностью собственной роли. – Трахея передавлена.– Заткнись! – бросил судья Шеридан, видя пугающее, безумное горе Джона О'Рили.– Мы говорим о дочери доктора О'Рили!Однако Джон отвернулся и спотыкаясь побрел обратно в столовую. Гриффин двинулся было за ним, но судья Шеридан остановил его, схватив за руку. Он вырвался, обеспокоенный лишь тем, как посинели губы Джона, и его мертвенной бледностью.– Черт побери, дайте мне посмотреть, что с ним! Генри поднял пистолет, и его дуло уперлось в живот Гриффина. Холод металла чувствовался даже сквозь ткань рубашки.– Вы уже достаточно натворили, доктор. После того, что вы сделали с этой бедной женщиной, я имею право застрелить вас, если вы двинетесь с места.Гриффин чертыхнулся.– Я не убивал ее, вы, тупоголовый невежда,– я весь день был здесь!– Это сделали вы, – неумолимо настаивал Генри. – Возле ее тела мы нашли кое-что, принадлежащее вам. Кроме того, каждому известно, как она хотела вернуть вас и как вы никого не желали знать, кроме этого отродья Бекки Маккиннон...Гриффин, проглотив поднимающуюся к горлу ярость, прикрыл глаза.– Я не убивал ее,– повторил он.Судья Шеридан достал из кармана маленький предмет и протянул его Гриффину:– Это, помимо всех прочих доказательств, приводит нас к обратному заключению.Прохладный металл карманных часов остудил горячую ладонь Гриффина и подтвердил то, что он подозревал все это время.– Они принадлежат Джонасу,– сказал он, протягивая часы обратно.Генри ухмыльнулся:– Вы думаете, мы поверим...Гриффин достал свои часы из жилетного кармана и, взяв их за цепочку двумя пальцами, покачал в воздухе.– Мои часы, джентльмены, – произнес он и выдавил из себя улыбку. – Посмотрите внимательно – они точно такие же, как у Джонаса. И на это есть особая причина.Усы Генри снова задергались – вверх, вниз, в стороны.– Какая причина?– Какая причина? – насмешливо повторил Гриффин. – Почему же вы не расскажете ему, господин судья? Вы должны помнить.Последний раз Гриффин видел подобную неуверенность на лице судьи Шеридана только перед его выборами.– Матери Джонаса и доктора Флетчера были двойняшками. Обе эти замечательные, благородные леди всегда надеялись, что их сыновья будут ладить друг с другом, поэтому они купили им одинаковые часы и однажды устроили большой праздник, чтобы вместе отпраздновать их дни рождения.– Ну и что? – скептически спросил Генри, которому уже наскучил этот пространный экскурс в прошлое.– Так что, возможно, доктор Флетчер говорит правду. Его часы находятся при нем; они весьма необычны – вторые точно такие же есть только у Джонаса.Генри был глубоко разочарован.– По-моему, в них нет ничего необычного! – негодующе запротестовал он.Гриффин открыл крышку часов и нажал расположенную внутри маленькую кнопочку. Раздались звуки странной, трепетной мелодии.– Моя тетка – мать Джонаса – сочинила эту мелодию,– сказал он.Генри вздохнул:– Что ж, возможно, но не забывайте только что сказанного доктором О'Рили: похоже, он слышал, как вы угрожали убить миссис Бордо.Судья согласно кивнул:– Мистер Уилкс был ее другом – у него не было причин желать ее смерти.– Вы говорили это? Вы говорили, что убьете ее собственными руками? – не унимался Генри, по-прежнему прижимая дуло пистолета к солнечному сплетению Гриффина.– Да,– чуть слышно подтвердил Гриффин.– Тогда вы под арестом, – бесстрастно объявил судья.– Разрешите мне взглянуть на Джона – прошу вас. Шеридан коротко кивнул:– Но не делайте ничего безрассудного, Гриффин. Генри будет иметь полное право стрелять.Гриффин оставил своих стражей и вошел в шатер. Джон сидел на одной из длинных скамеек, неподвижно глядя на скатерть. Обойдя вокруг стола, Гриффин посмотрел в лицо друга, с облегчением отметив, что цвет его лица улучшился, дыхание стало более ровным.– Я не убивал вашу дочь, Джон, – сказал он. На щеках Джона О'Рили блестели слезы.– Господи, как бы я хотел верить тебе, Гриффин. Как бы я хотел тебе верить!Генри и судья не собирались больше ждать ни минуты.– Вытяни руки, Гриффин, – потребовал судья; голос его теперь звучал немного мягче.– Может, лучше связать ему и ноги? – проворчал Генри.Судья Шеридан испытующе взглянул на Гриффина.– Не надо, – грустно сказал он. Потом обратился к Джону: – Мои глубочайшие соболезнования насчет вашей дочери. Хотите, чтобы я известил вашу жену?Джон медленно покачал головой; его глаза казались пустыми, незрячими.– Я сам сообщу Джоанне,– сказал он. * * * Рэйчел села в широкой постели, пытаясь рассмотреть бледное, повернутое в сторону лицо Молли Брэйди.– Что произошло? – тревожным шепотом спросила девушка.– Это Афина Бордо, – ответила Молли, наклонившись к своей пациентке и ставя ей на колени поднос с горячей пищей. – Поешь.Но Рэйчел утратила всякий интерес к аппетитному ужину, которого ждала с таким нетерпением всего несколько минут назад.– Что – Афина Бордо? – настойчиво повторила она, потрясенная жестким, отрешенным выражением зеленых глаз Молли.– Она мертва,– прошептала Молли.– И доктора Флетчера арестовали по обвинению в ее убийстве.Рэйчел отбросила одеяло и сползла с кровати. Поднос со всем своим содержимом свалился на пол.– Нет!Ворча, Молли опустилась на колени и стала собирать осколки посуды, куски бисквита с маслом, свиной рубец.– Посмотри, что ты наделала, Рэйчел Маккиннон. Весь твой замечательный ужин и лучший фарфор...Голос Рэйчел стал высоким и тонким от предельного негодования:– Как вы можете беспокоиться о фарфоре, когда Гриффин в такой беде!Молли подняла голову, по ее лицу текли слезы.– О, Рэйчел,– рыдала она.– Он говорил, что убьет ее! Я своими собственными ушами, в этой самой комнате, слышала, как он поклялся в этом!Колени Рэйчел дрожали и подгибались, но она не собиралась забираться обратно в постель и покорно смиряться с тем, что никак не могло быть правдой.– Где моя одежда... я пойду к нему...Молли бросила осколки, которые собирала, и вскочила на ноги:– Ты никуда не пойдешь, мисс Рэйчел Маккиннон! Мой Билли пошел за Филдом Холлистером – доктору сейчас нужен он, а не ты!Рэйчел увернулась от Молли и на мгновенье прислонилась к стене, чтобы отдышаться.– Я сама найду это дурацкое платье! – закричала она.Но Молли, в отличие от Рэйчел, не была ни больной, ни слабой. Стараясь не наступить на разбросанные по полу куски фарфора, она обхватила свою подопечную и отправила ее обратно в постель.– И какую помощь ты окажешь этому человеку, если умрешь от потери крови? – резко поинтересовалась домоправительница Гриффина, упершись руками в худенькие бока и уставившись на Рэйчел блестящими от слез и решимости глазами.Теперь заплакала и Рэйчел:– Он не мог... о, Молли, он просто не мог...В глазах Молли появилось отстраненное выражение, они приобрели неистово-изумрудный оттенок.– Она погубила его, это ясно как день.Не успела Рэйчел вымолвить ничего в ответ, как снизу, из передней донесся шум, за которым последовали быстрые, легкие шаги по ступенькам. В комнату, с отчаянием в карих глазах, ворвалась Фон Холлистер и бросилась прямо к постели. Она присела на краешек и безо всяких церемоний обняла дрожащую Рэйчел.– Филд с ним,– ласково сказала она.– Филд там. Рэйчел подавила очередной приступ слез:– По-моему, Молли верит, что Гриффин виновен. Фон подняла темные глаза на Молли, но в этом взгляде не было ни обвинения, ни злости.– Значит, Молли ошибается, – проговорила она. Молли отвернулась и отошла к темному незанавешенному окну спальни Гриффина.– Дай Бог, чтобы я ошибалась,– тихо, безнадежно произнесла она.– Дай Бог.Она подняла поднос и его рассыпанное по полу содержимое и вышла из комнаты.– Джонас, – произнесла Рэйчел, прижавшись лбом к узкому, но сильному плечу Фон Холлистер. – Это Джонас убил ее.– Возможно,– согласилась Фон, но в ее голосе Рэйчел услышала не больше надежды, чем в голосе Молли.– Однако ничто на свете не заставит его признаться в этом. Ничто.– Но Гриффина могут повесить!– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала Фон, осторожно заставляя Рэйчел снова откинуться на подушки.– Но если ты хочешь помочь, то должна быть сильной. А сейчас поспи, утром мы сообразим, что делать дальше.Рэйчел не могла спать, но ради подруги притворилась, будто спит. И когда она осталась одна, неподвижно лежа в темноте, в ее голове начал созревать план. Он был совершенно безумным, он был порожден отчаянием, но у него имелось одно важное достоинство – это была единственная возможность спасти Гриффина, которая пришла ей в голову.Гриффин Флетчер стоял, сжимая прутья решетки, и чертя носком правого сапога какой-то узор на посыпанном опилками полу. Дверь, ведущая из одиночной камеры в мануфактурную лавку Генри, распахнулась, и перед решеткой появился Филд, мрачный, напуганный и до крайности измученный на вид.– Ты ведь был в палаточном городке, когда это случилось? – рявкнул он безо всяких предисловий. – Ты ведь был там?– Конечно, я был там,– огрызнулся в ответ Гриффин. Потом он хрипло добавил: – Я не убивал ее, Филд.Впервые на памяти Гриффина Филд длинно выбранился.– Я знаю – только беда в том, что Генри и судья и куча прочего народа в этом городе не будут иметь ничего против, если тебя повесят! Проклятье, Гриффин, ну почему ты не можешь сделать и шагу, не нажив себе при этом врагов?– Привычка,– отозвался Гриффин, пожав плечами и криво усмехнувшись.Не успел Филд ответить, как дверь снова отворилась. На этот раз посетителем оказался Джонас.Было в глазах кузена, в его застывших чертах нечто такое, от чего Гриффина охватил страх – не за себя, а за Рэйчел. И он нарочно заговорил спокойно, даже беззаботно:– Не объясняй ничего, Джонас, дай мне самому догадаться. Ты пришел, чтобы вытащить меня отсюда.Джонас засмеялся, и в его смехе прозвучала нотка истерики. Страх Гриффина усилился – и одновременно возросла решимость ни в коем случае не выдавать своих чувств.– Я ни за что не стал бы мешать свершению правосудия,– сказал Джонас. Но тут его взгляд упал на рисунок, который чертил Гриффин на опилках, покрывавших пол, и ангелоподобное лицо Джонаса исказила жуткая судорога.– Пятно,– потерянно прошептал он.– Родимое пятно.Он повернулся и выскочил из помещения, отведенного для редких в Провиденсе правонарушителей, оставив дверь за собой распахнутой.– Что за...– начал Филд, провожая Джонаса взглядом.Но Гриффин понял. Он опустил глаза на рисунок на полу, и у него вырвался стон. Рисунок имел форму ромба.Гриффин невольно подтвердил то, о чем знать Джонсу было совершенно невыносимо. ГЛАВА 36 Широко раскрыв карие глаза, Фон наблюдала за тем, как Рэйчел натягивает на себя простенькое ситцевое платье.– Похоже, ты сошла с ума, Рэйчел Маккиннон, – заявила она без обиняков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49