Доминик повернулся и пошел к своим лошадям. Не услышав позади ее шагов, он остановился и посмотрел на девушку.— Я купил тебя, но выбор за тобой. Ты можешь остаться с Вацлавом или идти со мной.Кэтрин с ненавистью взглянула на цыгана. Спаситель, черт бы его побрал. Но глаза… Боже, какие у него глаза! У Кэтрин мурашки побежали по спине от такого взгляда. А лицо… Красивое, благородное… Может быть, на этот раз удача улыбнулась ей? Ведь перед ней был самый интересный мужчина из тех, кого она знала.Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал прочь. Кэтрин, бросив последний взгляд на Вацлава, все еще сжимавшего в волосатой руке плетку, пошла за своим спасителем.— Забирайся в повозку.Кэтрин с опаской взглянула на нового хозяина.— Мне нет дела до того, сколько ты за меня заплатил. Я не лягу с тобой, как не легла с ним.Цыган скользнул взглядом по ее телу, и Кэтрин невольно запахнула блузу на груди.— Если я захочу, малышка, ты ляжешь со мной. Не заблуждайся на этот счет. Но чтобы заставить тебя лечь со мной, я не стану угрожать тебе поркой.«Тогда этого не случится никогда», — подумала Кэтрин, но промолчала. За последнее время она успела понять, что споры к хорошему не приводят, как не помогают ни мольбы, ни слезы.— Залезай, — повторил он.— Зачем?— Я хочу посмотреть твою рану на спине.Рана жгла огнем, Что бы с ней было, если бы не появился этот цыган, лучше не думать.Кэтрин поднялась по деревянной лесенке в повозку.— Вацлав звал тебя Домини. Это твое имя?Доминик развернул ее к себе спиной.— Одно из многих. Другие зовут меня Доминик.Что для них имя? Просто звук, слово. Цыгане легко меняют имена, они значат для них так же мало, как и место и время. Женился — сменил имя, кто-то умер — еще раз сменил имя. Очень удобно, особенно когда тебя разыскивает полиция: просто сменил имя, и уже неизвестно, кого искать.— А тебя как зовут? — спросил Доминик,— Кэтрин.— Кэтрин, — повторил он. — Катрина. Оно тебе подходит.Пальцы легко касались спины, втирая в кожу что-то густое и пахучее.Боль стала стихать, и Кэтрин вздохнула с облегчением.— Как ты оказалась у него?— Он выкупил меня у других цыган. Вацлав предложил им хорошие деньги, и они согласились продать меня.Рука Доминика замерла.— Ты говоришь очень правильно! Ты не крестьянка. Что делает англичанка во Франции сейчас, когда идет война?— Да ведь и ты не француз. И английский твой безупречен. Я могу задать тебе тот же вопрос.— Я цыган, — ответил Доминик. — Мы ни с кем не воюем. Вы — дело другое.— Я не из Франции, я раньше жила в Англии.Если бы только можно было рассказать ему всю правду, попросить о помощи. Но Кэтрин уже оставила подобные попытки. Тот, кто похитил ее, обещал заплатить северным цыганам хорошие деньги за то, что те увезут ее подальше, и они не намерены были отпускать ее.Другие, в том числе и Вацлав, не верили ее истории. Ее окрестили «леди-девка» и еще «ваше сиятельство». От правды было только хуже.Кэтрин думала о том, какой он ее видит: растрепанную, в рваной изношенной одежде, едва прикрывающей тело. Она походила на графиню Арундейл не больше, чем та старуха, склонившаяся над котлом. Кэтрин живо представила себе смех высокого цыгана и прикусила язык. Сердце заныло от безысходности.— Я убежала из дому, — солгала она. — Кто-то похитил меня и продал цыганам. — В этой части все было правдой. — В Константинополе есть один паша, любитель светлокожих женщин, который к тому же платит, не скупясь.Рабство. Быть рабыней все равно лучше, чем умереть. А быть рабыней Вацлава лучше, чем быть рабыней паши. Что ждет ее теперь? Может, ей опять повезло?— У Вацлава были деньги, — продолжала Кэтрин, — «наверняка краденые», — добавила она про себя. — Он предложил им деньги, и они взяли.Продать ее другому цыгану не значит отпустить, решили они и продали ее.— И все это время ты не пускала его в свою постель?Кэтрин казалось, что Доминик ощупывает ее глазами.— …неудивительно, что он слегка помешался.Девушка предпочла не углубляться в опасную тему.— Вацлава нет, сейчас мне приходится иметь дело с тобой. Так что меня ждет?«Действительно, что?» — спросил себя Доминик. Женщина ему была не нужна. По крайней мере эта. Через несколько недель он вернется в Англию, к привычной жизни, к своим делам и обязанностям. Зачем ему нужна еще одна обуза? И без того забот хватает.— Что ждет? Все зависит от тебя самой. Сейчас я предлагаю тебе лечь спать. Думаю, тебе это не помешает.Девушка смотрела на него, как затравленный зверек.— Здесь?— Я думаю, тебе будет удобно.— А где будешь спать ты?— На земле рядом с повозкой.Доминик окинул взглядом округлую грудь, тонкую талию женщины.— Если ты, конечно, не пригласишь меня разделить ложе с тобой.Зеленые глаза, яркие как изумруды, яростно сверкнули.— Я уже говорила, что не лягу по своей воле ни с тобой, ни с каким другим мужчиной. Понятно?!Доминик усмехнулся, неожиданно задетый ее словами. Он никогда не встречал таких, как она, — волевых и решительных. Среди англичанок точно. Она была довольно соблазнительной штучкой, из тех, кто способен увлечь больше, чем на краткий миг.— Увидим, рыжая киска. Увидим.В тот момент она повернулась, и в вырезе разорванной блузы показалась грудь, полная, тяжелая, словно созданная для мужской ладони. Доминик почувствовал тяжесть внизу живота. Так и быть, он поспит на земле, но только после того, как Яна поможет ослабить влечение.— Пойду поищу тебе что-нибудь поесть, — сказал он чуть хриплым голосом.— Благодарю.Достав из сундука горсть золотых монет для Вацлава, Доминик вышел из вагончика. Мать встретила его у костра.— Зачем ты купил женщину Вацлава? — спросила Перса, глядя на деньги. — Что ты будешь с ней делать?— Пока не знаю,— Она принесет беду. Я чувствую. Не надо было тебе вмешиваться.Доминик сжал зубы, Он думал о рыжеволосой красотке. Думал, как приятно было бы чувствовать под собой ее упругое тело, как хорошо было бы, если б ее точеные ножки… Сейчас Доминик очень хорошо понимал Вацлава.— Я знаю, — ответил он. Глава 3 Дай мне руку твою,Пусть печали уйдут,От тебя отведу я беду.С влажных век я слезинки твои соберуИ у сердца укрою сосуд. Цыганская поэма. Джордж Борроу Кэтрин до дна выскребла тарелку с похлебкой, принесенную пожилой цыганкой, давно она не чувствовала себя так хорошо: наконец-то утих вечно голодный желудок. Поужинав, она нырнула под лоскутное одеяло. Впервые за много недель она вытянулась на удобном мягком ложе, и ей было тепло.Спать не хотелось. Кэтрин огляделась. Свеча бросала теплые золотистые отблески на деревянные стены и сундуки, расставленные вдоль стен. Убранство поразило ее необычной для цыганского жилища опрятностью. На вешалке рядом с красной шелковой рубахой висела еще одна — из домотканого полотна. Чуть поодаль — черные изрядно поношенные бриджи, желтый шелковый шарф и жилет, расшитый красными и золотистыми нитями и маленькими золотыми монетами.Впрочем, вардо был похож на те, что она уже видела, только поопрятнее и поуютнее, и сделан он был из хороших ровных досок, плотно пригнанных друг к другу. Единственное, что никак не вписывалось в знакомый ей цыганский быт, — так это книги, сложенные в углу за деревянной лошадкой-качалкой.Кэтрин задула свечу, повернулась на бок и уставилась в темноту. Веки ее отяжелели, измученное тело требовало отдыха, но она боялась уснуть, прислушивалась к каждому шороху. А вдруг этот человек придет? Не может не прийти.Зачем цыган будет покупать себе женщину, если у него есть кому согревать постель?Где-то ухнула сова. Издерганная до предела, Кэтрин вскочила, но поняв, что тревога ложная, снова легла. Вслушалась в ночь. Разговоры смолкли. В дальнем вагончике кто-то заразительно смеялся, но вскоре угомонились и там. В ночи фыркали лошади, потрескивали в кострах догорающие дрова. Ночь была наполнена разнообразными звуками, только мужских шагов Кэтрин так и не услышала. Она уснула перед рассветом, но уже на заре ее разбудил голос того высокого цыгана.— Солнце встает, Катрина, подымайся, если не хочешь, чтобы я к тебе прилег.Кэтрин села, до подбородка натянула одеяло.— Вы всегда так поступаете? Увидев женщину в постели, тут же залезаете к ней под бок?— Не всегда, — весело ответил он, — но достаточно часто для того, чтобы оценить прелесть подобного времяпровождения.Доминик сразу заметил синяки у нее под глазами, верные спутники бессонной ночи.— Ты выглядишь даже хуже, чем вчера вечером. Моя постель тебе не по вкусу?Кэтрин торопливо пригладила растрепавшиеся волосы,— Я боялась, что вы попытаетесь… Я решила, что вы могли бы передумать… насчет ночевки на улице.Уж он-то точно не выглядел уставшим и невыспавшимся, подумала, глядя на цыгана, Кэтрин. Напротив, сон здорово его освежил. У ее нового хозяина были прямой римский нос, смуглая гладкая кожа, черные восточные глаза, густые ресницы. С такого красавца только скульптуры лепить. А улыбка… Как Кэтрин нравилась его улыбка!— Леди разочарована? — насмешливо спросил цыган.Он был красив, очень красив, но красота его была какого-то особого рода. Не та салонная красота, какой могли бы похвастаться многие из тех лондонских кавалеров, что крутились вокруг Кэтрин в Лондоне. По сравнению с этим мужчиной они могли бы показаться слишком слабыми, изнеженными. В этом цыгане чувствовалась сильная воля. И было в нем еще что-то, какая-то загадка, которую Кэтрин очень хотелось разгадать.— Едва ли, — высокомерно ответила девушка.Доминик ухмыльнулся. Конечно, он ей не поверил. Какая самонадеянность! Впрочем, чему удивляться, иначе он не был бы цыганом.— Слева на сундуке кувшин с водой и тазик.Мужчина протянул Кэтрин блузку, точно такую, какую она носила раньше, только эта, новая, была искусно вышита.— Моя мать сварила кофе. На завтрак у нас хлеб и брынза. Приводи себя в порядок и присоединяйся к нам.Кэтрин взяла блузку.— Это твоей матери? — спросила она.Старая цыганка была слишком хрупка и миниатюрна для этого наряда.Глаза Доминика блеснули. Сверкнула на солнце серебряная серьга в ухе.— Я одолжил ее у одной подруги. Помочь надеть?— Нет!— Тогда поторапливайся. Если ты не оденешься, пока я допиваю кофе, я приду помочь.И снова ухмыльнувшись, Доминик вышел из вардо.Кэтрин мигом спрыгнула с постели, стянула с себя то, что осталось от ее старой блузы, и натянула новую. Оказавшись у цыган, она была шокирована тем, что ей придется обходиться без нижнего белья. Цыганки носили блузы и юбки — и все, никаких тебе сорочек и панталон. Зимой они просто надевали на себя все, что у них было, и кутались во множество платков и шалей. Сейчас же Кэтрин радовалась, что не нужно долго переодеваться. Раз, два — и готово.Воспользовавшись вместо гребешка собственной пятерней, Кэтрин расчесала волосы, затем умылась, расправила, как могла, свою красную юбку и вышла.— Гораздо лучше, — одобрительно заметил Доминик. — Слева лесок, где можно уединиться.Кэтрин пошла в указанном направлении. Может, бежать сейчас? Бессмысленно. Без пенни в кармане, не зная местности! Ее поймают через два часа. Нет, пока лучше остаться в лагере.Когда Кэтрин вернулась, Доминик протянул ей закопченную оловянную кружку с дымящимся крепким кофе.— Сегодня, после того, как поможешь матери по хозяйству, можешь отдыхать. — Доминик улыбнулся матери. — Ее зовут Перса, делай все, что она тебе велит.Перса ничего не сказала, только взглянула на девушку. «Ну вот и еще одна злая карга, — уныло подумала Кэтрин. — Посмотрела, как кнутом хлестнула».Нет, на этот раз она не даст себя бить, просто не допустит такого. Кочевая жизнь укрепила ее волю и тело. Теперь она очень изменилась. Она не была теперь той наивной испуганной девочкой, которая не умела дать отпор. Во многом Кэтрин утратила прежнюю невинность, остался нетронутым лишь последний бастион, но зато она изучила науку выживания.— Если она станет драться, я отвечу! — запальчиво воскликнула Кэтрин, невольно вспоминая всех тех, кто нещадно бил ее за малейшую провинность. Пусть знают, что она может за себя постоять.Доминик молча выдержал ее взгляд, затем медленно подошел и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза.— Никто не собирается тебя обижать. Ты просто будешь выполнять свою часть общей работы. А ночью можешь спать спокойно.Длинные тонкие пальцы коснулись ее щеки, и по спине Кэтрин пробежал холодок.— Когда я решу назвать своим то, что мне принадлежит, ты первая узнаешь об этом.Доминик заметил и ее судорожный вздох, и зардевшиеся щеки, и нашел ее отклик обворожительным. Он едва сдержал улыбку. Конечно, он купил ее не для того, чтобы затеять интрижку, но сейчас он понял: рано или поздно он сделает ее своей. Стоило ему только посмотреть на нее, и он замечал, как твердеет его плоть. Что-то в ней было. Что-то особенное, не такое, как в других женщинах, что-то колдовское.Ночью, лежа в объятиях Яны, он думал об огневолосой женщине. Не Яну хотел он, а ее, рыжую кошечку. Откуда она? Какую тайну скрывает?Да, настрадалась эта женщина от его соплеменников. Цыгане живут кланами, племенами, и в разных племенах разные порядки. Но никто из цыган не любит чужаков, пришедших из того, враждебного, мира. С гаджио, женщиной, за которую заплачены деньги, могли обращаться хуже, чем с рабыней.Доминик смотрел, как она ест хлеб с сыром, прихлебывая кофе, исподтишка наблюдая за ним. Ее полуопущенные ресницы, на удивление темные для женщины с ее цветом волос, едва заметно вздрагивали. Взгляду его открывались полукружия грудей, он любовался крутым изгибом между тонкой талией и женственными округлыми бедрами. Когда губы ее приоткрылись, кончик ее розового языка коснулся уголка рта, и Доминик почувствовал, как вскипела в нем кровь.Сколько мужчин брали ее? Использовали, не заботясь о ее чувствах? Вне сомнений, перед столь лакомым кусочком не устояли многие. Сколько? Пять? Десять? Больше?Надо будет дать ей освоиться, не наседать сразу. Пусть она привыкнет к мысли о том, что ей придется разделить с ним постель. Он даст ей немного времени, меньше, может быть, чем следовало, потому что скоро ему уезжать из табора. Но и этого времени должно хватить, чтобы прогнать из ее души страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41