Парчовый камзол цвета бургундского вина, шелковый белый жилет и рубашка с жабо, прекрасно сшитые брюки из бархата, того же цвета, что и камзол, были выше всяких похвал.— С нами Господь, — с улыбкой сказал он Кэтрин.Кэтрин так устала от поучений, от суеты, что не чаяла дождаться момента, когда все будет позади. Она устала волноваться, и сейчас ей было абсолютно все равно, чем кончится их затея.— Что бы ни случилось, не переставай улыбаться, — напутствовала кузину Амелия.— Мы с Гилом обо всем позаботимся, — сказал Эдмунд. Именно ему выпала честь возглавить небольшую процессию. Худой, бледный, в своем бутылочного цвета фраке, Эдмунд смотрелся даже более аристократично, чем Гил. — Следи за походкой, Кэтрин.Они поднялись по широкой лестнице и вошли в дом. Слуги в красных с золотом ливреях стояли вдоль стен. Кто-то из них взял подбитый атласом плащ Кэтрин.У девушки дыхание перехватило — настолько поразила ее красота особняка. Потолки высотой не меньше шестидесяти футов, подпираемые алебастровыми колоннами, были богато украшены лепкой, стены Главного зала были искусно расписаны в стиле рококо нимфами и ангелочками, полы из белого мрамора, казалось, сами светились. А с постаментов на всю эту красоту взирали с восторгом статуи знаменитых греков и римлян.Кэтрин смотрела вокруг с нескрываемым восхищением. Несколько месяцев назад она едва бы обратила внимание на все это великолепие. Теперь же она не могла не сравнивать увиденное с тем, что окружало ее в таборе.Хозяин, герцог Мэйфилд, и его худенькая жена Анна приветствовали гостей. Их старшая дочь, Джорджия, высокая, еще по-детски нескладная девушка с большими голубыми глазами и очень светлыми волосами, увидела вошедших и поспешила к ним.В сторону Кэтрин повернулось сразу несколько голов. Тут же по залу пробежал шепот. Кэтрин почувствовала ободряющее пожатие Гила, заметила тщательно отрепетированную невозмутимость Эдмунда и улыбку Амелии. Близкие словно говорили: «Не бойся, мы с тобой».— Леди Арундейл! — воскликнула Джорджия. — Как мило с вашей стороны.Девушка пожала похолодевшую руку Кэтрин.— Добрый вечер, ваша честь, — обратилась хозяйка к Гилу, — здравствуйте, госпожа и господин Нортридж.— Приятно встретиться с вами, леди Джорджия, — с теплой улыбкой ответила Кэтрин.Между девушками возникла симпатия во время первого лондонского сезона Кэтрин; оказалось, что у них много общих интересов. Джорджия разделяла любовь Кэтрин к чтению и верховой езде. Если бы не печальное происшествие с Кэтрин, они могли бы стать подругами.— Надеюсь, дорога вас не очень утомила, — сказала Джорджия, делая вид, что не слышит перешептываний у них за спинами.В голубых глазах Джорджии Кэтрин прочла сочувствие, но там же была и решимость. Мэйфилды намеревались ясно дать понять всем, на чьей стороне их симпатии. Власть, титул и деньги Арундейлов, так же как и давняя дружба знатных семей, — на стороне Кэтрин. А значит, ей должны простить некоторые прегрешения.И словно в подтверждение подошли мать и отец Джорджии.— Ты выглядишь чудесно, дитя мое, — сказал Кэтрин герцог. — Твой отец тобой бы гордился.— Спасибо, — с улыбкой ответила Кэтрин. У нее отлегло от сердца.— Ты сегодня — само очарование, — воскликнула герцогиня. Окинув оценивающим взглядом золотое одеяние гостьи, ее прическу, смотревшуюся по-королевски, Анна улыбнулась: — В нашей туманной отчизне — и такой чудный цвет лица!Вот чего стоили все опасения Амелии по поводу загара Кэтрин! Анна невольно провозгласила новую моду. Вне всяких сомнений, шляпки на некоторое время будут забыты, и светские модницы станут подставлять лицо живительным лучам солнца.— Да, — ответила Кэтрин, — в Девоне весной тепло и солнечно.Гил улыбался, слушая этот, казалось бы, невинный, но тем не менее содержащий вполне понятные посвященному намеки, обмен любезностями. Только что был подан пример, призванный побудить остальных простить Кэтрин се выходку. Хорошо бы, чтобы и дальше все шло так же гладко.Гости прошли в бальный зал, где среди золота и зеркал, освещенная хрустальным сиянием, блистала элита лондонского общества.Гил повел племянницу в танце с неожиданным для человека его возраста изяществом. На следующий танец Кэтрин пригласил Эдмунд, следом за ним — ближайший друг дяди, сэр Осгуд Хорнбакл. После танца с хозяином дома, герцогом Мэйфилдом Кэтрин уже знала, что принята в прежний круг.Кэтрин все танцевала и танцевала, улыбаясь так, что начинало сводить скулы, молясь, чтобы все скорее кончилось.
Доминик взял бокал шампанского, мечтая в глубине души о чем-то покрепче. Он успел отвыкнуть от светского общества, забыл, как скучно и тоскливо бывает на балах.И все же в одном Рэйн был прав: дамы простили им опоздание и теперь флиртовали с ними, осыпая льстивыми речами и дерзкими взглядами. Самой смелой из дам, безусловно, была леди Кампден, она даже не обращала внимания на своего мужа.— Уверена, милорд, — говорила она со сладчайшей улыбкой, — сейчас, вернувшись в Лондон, вы будете ужасно заняты: визиты, приемы. Как вы вообще могли так долго пропадать в провинции? Там так скучно, а вы не из тех людей, что предпочитают… одиночество.Дама раскрыла свой искусно расписанный веер, обмахнулась точно выверенным движением, заставляя трогательно подрагивать темные блестящие завитки над изящными ушками. Алое шелковое платье ее открывало грудь едва ли не до сосков.— Да уж, Лондон способен излечить от скуки, — с легкой улыбкой ответил Доминик. — Хотя, должен заметить, некоторые из предлагаемых им услад куда приятнее остальных.Женевьева Мортон, леди Кампден, делила с ним постель уже не один раз. Несомненно, она не против повторить это.— Я тоже изнываю от скуки, — сообщила дама, и взгляд ее очаровательных голубых глаз, опушенных густыми ресницами, устремился в то место, чуть пониже живота, где серые облегающие бриджи Доминика сидели на нем особенно плотно.Доминик наблюдал, как она медленно облизнула губы бледно-розовым язычком, и чувствовал, что и в нем просыпается голос инстинкта. Он помнил, как они были вместе в последний раз — в одной из верхних комнат лондонского особняка леди Кампден. А ее муж в это время находился внизу, в гостиной.Женевьева тогда давала бал. Пока простодушный герцог общался с гостями, Женевьева повела Доминика наверх. Понимая, что уединение в любую минуту может быть нарушено, Доминик не долго думая толкнул ее на диван, задрал юбки из китайского шелка, расстегнул брюки и взял прямо так.Сейчас, глядя на ее раскрасневшиеся щеки, перехватив недвусмысленный взгляд, Доминик ясно видел, что и она помнит тот бал и ту комнату.Черт, ему и в самом деле нужна женщина. Неделями он изводил себя мыслями, что Кэтрин едва ли хватило двух уроков любви, какими бы они ни были приятными, и сейчас, наверное, продолжает их со своим женихом, если еще не мужем. Ничего хорошего в этой его тоске не было ни для него, ни для окружающих. Вечно угрюмый и мрачный, он стал противен самому себе.Кэтрин ушла из его жизни навсегда. Женевьева — вот она, здесь, рядом, полная тепла и желания. Ну и что, что она переспала с половиной всех мужчин в этом зале. Зато в ней хватит огня и страсти, чтобы избавить тело и душу от терзаний по той, кого ему все равно не найти.Доминик уже наклонился, чтобы шепнуть ей на ухо время и место…— Это вы, Грэвенвольд? Когда же вы вернулись в Лондон? — Гилфорд Лэвенхэм, герцог Вентворт, подошел к Доминику.— Пойду подышу свежим воздухом, — многозначительно взглянув на Доминика, сказала Женевьева. — Надеюсь, джентльмены простят мой уход.— Разумеется, миссис Кампден, — ответил герцог.Мужчины поклонились. Она удалилась в сторону террасы. Мужчины проводили даму взглядами. Доминик подумал о приеме, который устроит ему соблазнительная красотка.— Я только на этой неделе вернулся из предместья, — сообщил Доминик Гилфорду, поворачиваясь к собеседнику.Вентворт был человеком благородным. Но он не рисовался, как некоторые джентльмены. И сила воли у него была огромная. Кроме того, о Гилфорде сложилось мнение как о человеке, на которого можно положиться.— Примите соболезнования по случаю смерти отца, — сказал Вентворт и взглянул на рукав новоиспеченного маркиза. Не заметив траурной повязки, Гилфорд тем не менее не стал задавать вопросов.— Благодарю, — сухо отозвался Доминик.— Я слышал, вы уезжали из страны.— Да, я каждый год ненадолго уезжаю из страны, но сейчас из-за Наполеона и этой проклятой войны вырваться вес труднее.— Бывает, что приходится не обращать внимания на обстоятельства. — Вентворт бросил взгляд на террасу. — Вы надолго задержитесь в Лондоне?— По меньшей мере на неделю. Мне надо немного отдохнуть от Грэвенвольда.— Думаю, это прекрасная мысль.Вентворт увидел кого-то среди танцующих, и теплая улыбка озарила его лицо.— Если у вас найдется минутка, я хотел бы вам кое-кого представить.У Доминика не было ни минуты. Женевьева ждала его на террасе. И все же Грэвенвольд слишком уважал герцога, чтобы быть с ним невежливым.— Разумеется, — ответил Доминик.Они подошли к тесному кружку господ, среди которых маркиз узнал Эдмунда Баррингтона, барона Нортриджа. Рядом с ним стояли очаровательное белокурое создание — жена Нортриджа и еще один молодой человек лет двадцати.— Разрешите представить мою племянницу, — сказал герцог, — леди Арундейл.Из-за спины молодого человека вышла женщина, которую Грэвенвольд вначале не заметил. Она повернулась к Доминику — и у него остановилось сердце.Перед ним было видение из его снов. Огонь и красота, страсть и нежность. Женщина, способная одной лишь улыбкой вспенить кровь и лишить чувств. Он не мог отвести от нее взгляда.Кэтрин побледнела. Бокал с шампанским выпал из ее рук, и осколки разлетелись по мраморному полу. На шум все гости обернулись к ним.Доминик опомнился первым.— Леди Арундейл, — сказал он, склоняясь к се руке. — Приятно познакомиться.Голова у него шла кругом.Так, значит, леди Арундейл. Он слышал это имя раньше. Рэйн как-то рассказывал ему о старом герцоге, не оставившем после себя сына. Герцог просил у его величества разрешения передать титул его незамужней дочери. Баррингтон, вот как ее звали.Кэтрин Баррингтон. Графиня Арундейлская. Одна из самых богатых невест в Англии.— Добрый вечер, — выдавила из себя Кэтрин.— С Нортриджем вы, конечно, знакомы, — сказал герцог, — и с его очаровательной женой, вероятно, тоже. А это — Джереми Сент-Джайлс. Джереми, разрешите представить маркиза Грэвенвольда.— Рад познакомиться, — сказал юноша.Доминик изо всех сил пытался вести себя непринужденно. Он взглянул на Кэтрин только тогда, когда к ней повернулся Джайлс. Кэтрин была по-прежнему бледна. Руки ее дрожали.— Что с вами, миледи? — спросил молодой человек, нежно глядя на Кэтрин. Доминик заскрежетал зубами. Так это и есть ее англичанин? Этот неоперившийся птенец, которым она сможет вертеть, как захочет?— Ты в самом деле очень бледна, дорогая, — сказал дядя. — Может быть, выйдем на воздух?— Да… пожалуй.Кэтрин выглядела так, будто в нее ударила молния.— Позвольте, мне, — проговорил Доминик и предложил даме руку. От такого напора Гил лишился дара речи.— Благодарю, — ответила Кэтрин и вцепилась в Доминика. Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. — Здесь слишком душно. Вероятно, мне стало плохо от жары.Доминик проводил Кэтрин на террасу. Удивление вскоре сменилось яростью. Лгунья! Какого черта она не сказала ему правду? В какую дьявольскую игру задумала с ним играть? Теперь понятно, почему она посмеялась над его великодушным предложением жить с ним, не венчаясь. Каким же он был дураком!Доминик чувствовал, как женщина, идущая с ним рядом, постепенно успокаивается. Рука ее больше не дрожала. Она шла, высоко подняв голову. Доминик знал, каких усилий ей стоило сохранять спокойствие, но то, что ей удалось взять себя в руки, злило его еще сильнее.Как только они оказались в укромном уголке, где могли бы поговорить без свидетелей, Доминик открыл рот, чтобы высказать все, что он думает, но был остановлен гневной тирадой.— О чем ты думаешь, Доминик? Ты хоть представляешь, чем рискуешь?Что она хочет сказать? Почему она так разгневана?— Господи, — продолжала она, — да когда они узнают, кто ты такой, они запрут тебя в Ньюгейт и выбросят ключ в море!— Что за Ньюгейт? О чем ты?— О чем я? — язвительно повторила Кэтрин. — Тоже мне, маркиз нашелся. Ни дать, ни взять. Не мог уж быть поскромнее: назвался бы хотя бы бароном, виконтом на худой конец.Кэтрин оглядела его. Ни отличный покрой черного шелкового фрака, ни белая сорочка, ни галстук не выдавали в нём цыгана. Его сизо-серые бриджи сидели на нем как влитые. Отчего-то взгляд именно на эту деталь туалета заставил Кэтрин порозоветь от смущения. И этот румянец, и прическа, и наряд — все делало ее похожей на богиню, именем которой однажды назвал ее Доминик.Господи, как она прекрасна!— Доминик, ты не слушаешь меня! Тебе надо исчезнуть, и как можно скорее.Только теперь он понял, о чем она говорит. Она решила, что он изображает аристократа, что это очередная цыганская уловка. Может, она даже решила, что он так деньги зарабатывает, облапошивая доверчивых гаджио.— Я слушаю. Только волноваться тебе не о чем. Никто меня отсюда не выгонит. Если, конечно, сдать меня властям не входит в твои планы.Кэтрин побледнела, будто ей дали пощечину.— Конечно, нет. Как ты вообще мог такое предположить?От Доминика не укрылось ее волнение. Она беспокоилась о нем. Гнев его постепенно стал улетучиваться.— Неужели ты хочешь уберечь меня от беды, Катрина? После твоего бегства мне с трудом верится в это.— Конечно, я волнуюсь за тебя. Я…Кэтрин замолчала. Щеки ее пылали, и на лице ее было написано все, о чем она думает.— Я очень многим обязана тебе, Доминик, — говорила она, лаская взглядом его лицо, словно стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку, — может быть, самой жизнью. Я, конечно же, ни о чем не забыла. Я помогу тебе выбраться отсюда и…Доминик подошел к ней вплотную.— Молчи, — сказал он нежно, — я хотел сделать это с той самой минуты, как увидел тебя здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41