и наконец мир взорвался тысячей разноцветных огней, и они сияли вокруг внутри, отделяя душу от тела и добавляя к этому фейерверку чувств острую жалость от того, что она не чувствует рядом, внутри.
Леонора приоткрыла глаза; поймала его затуманенный взгляд и, хоть мышцы отказывались повиноваться, протянула руки, умоляя, зовя, заклиная его — своего единственного. На секунду время словно остановилось, он смотрел на такую прекрасную, желанную, зовущую. Она видела только горящие глаза и искаженное страстью лицо, и не было никого прекраснее, и только он был нужен — сейчас и всегда.
Трентем в считанные секунды освободился от одежды, стал между ее колен, оперся руками о стол и запустил пальцы в ее длинные мягкие волосы. Губами пощекотал, ее губы и, глядя в глубину голубых глаз, вошел в нее. Леонора выгнулась ему навстречу, каждой клеточкой ощущая радость и трепет от того, что тело ее наполняется, обнимает его плоть, расцветает для него. Она потянулась к нему, нашла его губы и открыла рот, приглашая, требуя. Язык скользнул внутрь, и одновременно мощным толчком он вошел в нее так, что трудно стало дышать.
Это так старо — и так ново. Тела сливаются в одно, смешивается дыхание, и тело покрывается испариной как росой. И в какой-то момент отдается душа, чтобы принять другую и быть вместе в этом старом и вечно юном танце.
Никогда прежде Тристан не был так близок с женщиной, не получал так много и не знал столь полной отдачи. Теперь он был уверен в тех словах, что она говорила: она принадлежит ему, вся, безраздельно и безоглядно. И это доверие наполнило новым смыслом его жизнь, делая его сильным и уязвимым и позволяя подняться на совершено неведомую прежде высоту. Вдвоем, они теперь всегда будут вдвоем.
Как сейчас, цепляясь друг за друга, чтобы не потеряться в этом свете, который пронизывает тела, сотрясает мышцы, отпускает души в недолгий, но такой чудесный полет. Потом волна рассыпается, оставляя их сплетенные тела, прерывистое дыхание и воспоминание о разделенном свете и такое нужное сейчас тепло.
Леонора провела у него много времени. Они почти не говорили. Вдруг оказалось, что слова больше не нужны.
Трентем быстро оживил погасший было камин и сел в кресло у огня. Леонору, по-прежнему нагую, он посадил себе на колени, накинув на плечи плащ, чтобы защитить от сквозняка разгоряченное тело.
Они сидели так долго, счастливые от того, что чувствуют друг друга.
Тристан смотрел на ее лицо, освещаемое пламенем, и она, положив руку ему на грудь, слушала, как ровно бьется его сердце. Это было почему-то очень неожиданное ощущение, словно они вдруг обрели друг друга на каком-то новом для себя уровне. И теперь наслаждались этим.
«И если это не любовь, то что же?» — думала Леонора. Впрочем, не важно, как называется это чувство. Главное, что теперь оно у нее есть — здесь, между ними, есть эта необыкновенная близость и сопричастность. И так будет всегда, что бы ни уготовила судьба.
Глава 16
На следующее утро она опоздала к завтраку, Обычно Леонора вставала намного раньше дяди и Джереми, успевала отдать необходимые распоряжения по хозяйству и ждала, их в столовой. Но сегодня проспала. Зато, спускаясь по лестнице, Леонора что-то напевала от переполнявшего ее счастья, а когда вошла в столовую с улыбкой на устах, застыла на пороге.
Тристан сидел по правую руку от дяди, слушал какие-то объяснения и одновременно с завидным аппетитом поглощал ветчину. Джереми расположился напротив. Завидев ее, Тристан и Джереми встали, а дядюшка заулыбался и воскликнул:
— Прими мои поздравления, дорогая! Тристан только что сообщил нам новости! Должен сказать, я искренне рад и весьма доволен твоим выбором.
— Поздравляю, сестричка. — Джереми потянулся через стол, чмокнул ее в щеку и шепнул: — Прекрасный выбор.
Улыбка Леоноры была несколько принужденной:
— Спасибо.
Она взглянула на Трентема, надеясь обнаружить какие-нибудь признаки раскаяния. Но этот невозможный тип смотрел на нее с полнейшим спокойствием и уверенностью.
— Доброе утро, — сказала Леонора, не в силах заставить себя прибавить к этому традиционное «милорд».
Вчера вечером, несмотря на ее слабые протесты, Трентен проводил ее до дома. По дороге пришлось заглянуть в клуб «Бастион», и, пока Леонора ждала в экипаже, он привел Генриетту, а потом доставил обеих к парадному крыльцу дома номер четырнадцать.
Как ни в чем не бывало Тристан отодвинул ей стул, поцеловал руку и, глядя в лицо непроницаемыми глазами, поинтересовался:
— Хорошо ли вы спали?
— Как мертвая, — буркнула Леонора, усаживаясь.
Губы его дрогнули, но он промолчал и занял свое место за столом.
— Мы как раз рассказывали Тристану, что дневники Седрика совершенно ни на что не похожи, — сказал сэр Хамфри.
Потом он вернулся к яйцам всмятку, а Джереми продолжил:
— Ты знаешь, что они писались не в хронологическом порядке. Так вот, теперь мы можем сказать, что и наиболее распространенный принцип — по темам — тут не подходит.
— Должен быть какой-то ключ, но весьма вероятно, что Седрик не удосужился его записать, — добавил дядя.
— То есть вы ничего не можете понять в его записях? — хмурясь, спросил Тристан.
— Ничего подобного, — бодро ответил Джереми. — Просто это займет больше времени. — Он взглянул на сестру — Помнится, ты что-то говорила о письмах?
Писем очень много, — кивнула она — Я просмотрела только те, что относились к последнему году его жизни.
— Лучше принеси их в библиотеку, — проворчал сэр Хамфри. — Какие найдешь. И вообще все бумаги Седрика, даже обрывки.
— Ученые, особенно такие, как Седрик, — пояснил Джереми, — часто записывают ценные мысли и сведения на первых попавшихся под руку бумажках.
— Хорошо, — покладисто сказала Леонора. — Я прикажу горничным собрать все бумаги кузена Седрика, какие только найдутся, и отнести в библиотеку. А я собиралась сегодня осмотреть его спальню.
— Я помогу, — быстро вставил Тристан.
Девушка взглянула ему в глаза, надеясь прочесть там подлинные мотивы подобного желания…
— А-а-а! — Крик и плач донеслись откуда-то из глубин коридора, и все разом замолчали и уставились на дверь. Через несколько секунд звуки стали глуше, но в дверях появился взволнованный слуга:
— Мистер Кастор, прошу вас, вы должны пойти со мной! Кастор, который прислуживал за завтраком, уставился на молодого человека с растерянным видом. Тарелка в его руке задрожала.
— Что за черт, что происходит? — рявкнул сэр Хамфри.
Лакей, позабыв о приличествующей в общении с господами сдержанности, подошел к столу и почему-то зашептал, оглядываясь на дверь:
— Это Дейзи, милорд, горничная соседская…
Тристан начал подниматься со своего места, и лакей, переведя на него испуганный взгляд, продолжал бормотать:
— Она прибежала вся в слезах и кричала… сказала, что ее хозяйка, мисс Тимминс, что она упала с лестницы, .. И Дейзи говорит, вроде как она умерла… милорд.
Тристан швырнул салфетку и вышел из-за стола. Леонора поднялась и спросила лакея:
— Смизерс, а где Дейзи? В кухне?
— Да, мисс. С ней что-то ужасное творится.
— Я пойду к ней.
Уже в коридоре она обернулась к Тристану:
— Ты пойдешь в соседний дом?
— Сначала я хотел бы услышать, что скажет Дейзи. — Он шел следом за Леонорой и теперь коснулся ладонью ее спины, чтобы хоть немного поддержать и успокоить. Вздохнул и добавил: — Дейзи не глупа. Если она решила, что хозяйка мертва, то скорее всего так и есть. А значит, она никуда не уйдет.
Это, несомненно, было правдой, но все же жестокие слова немного покоробили Леонору. Затем она напомнила себе, что Тристан повидал немало смертей. Не слишком приятная мысль, но в данных обстоятельствах это было, пожалуй, кстати.
— Мисс! О, мисс! — Увидев Леонору, Дейзи вновь разразилась слезами. — Я ничего не могла сделать, ничего!
Она уткнулась в кухонное полотенце, которым кухарка снабдила ее вместо носового платка.
Трентем быстро взял стул, поставил его так, чтобы Леонора могла сесть лицом к несчастной горничной. Когда девушка опустилась на стул, он встал сзади и положил руки на спинку.
— Послушай меня, Дейзи. Единственное, что ты можешь сделать — и что твоя хозяйка хотела бы, чтобы ты сделала, — это перестать плакать, собраться… вот так, молодец… и рассказать, что произошло. Его милость господин граф и я — мы тебя слушаем.
Дейзи кивнула, несколько раз судорожно сглотнула, но все же смогла взять себя в руки и начала рассказывать:
— С утра все было как обычно. Я спустилась из своей комнаты по задней лестнице, разожгла котел, потом плиту, приготовила поднос с чаем для хозяйки… И пошла его относить… — Глаза женщины опять наполнились слезами. — В холле я поставила поднос на стол и посмотрелась в зеркало:
поправила волосы, платье, чтобы все было аккуратно… А она там лежит…
Слезы заструились по ее щекам, но Дейзи мужественно продолжала:
— Она лежала там… у подножия лестницы, такая маленькая, такая… беззащитная. Я бросилась к ней… но она была мертва!
В кухне воцарилось молчание, нарушаемое лишь всхлипываниями Дейзи. Кухарка вздыхала и теребила фартук.
— Вы прикасались к ней? — ровным голосом спросил Тристан.
— Да сэр, ваша милость. Я потрогала ее щеки и брала за руку.
— Были ли ее щеки холодными? Постарайтесь вспомнить.
Дейзи нахмурилась, припоминая, потом кивнула: — Да, холодная… очень. Руки-то у нее всегда были как у ледышки, но вот щеки… — Она заморгала и неуверенно спросила: — Это значит, что она умерла давно?
— Думаю, это произошло несколько часов назад, еще ночью. — Он поколебался, потом спросил: — Вы не знаете, у нее не было привычки вставать по ночам? Обходить дом?
— Нет. Я не замечала, а она никогда не говорила.
Тристан направился к двери. Прежде чем выйти, он сказал:
— Я позабочусь о мисс Тимминс.
Потом вопросительно взглянул на Леонору.
Девушка встала и сказала Дейзи:
— Думаю, вам лучше сегодня остаться у нас. И на ночь тоже. Нипс, — она повернулась к камердинеру сэра Хамфри, — помогите ей перенести вещи.
— Слушаюсь, мисс. — Слуга поклонился.
В холле Тристана и Леонору поджидал Джереми.
— Это правда? — Он был заметно бледен.
— Боюсь, что да. — Леонора взялась за плащ, но Трентем мягко забрал его.
Держа пдащ в руках, он спросил:
— Не удастся ли мне убедить вас подождать меня здесь, вместе с дядей и братом?
— Нет, — решительно ответила девушка, и он со вздохом закутал ее плечи плащом.
— Я так и думал.
— Я тоже пойду!
Джереми вышел вслед за ними, и они прошли по тропинке, за ворота и к соседнему дому. Дверь Дейзи не заперла, и они вошли в холл.
В доме номер четырнадцать холл представлял собой большую комнату, из которой поднимались две широкие и довольно пологие лестницы. Здесь архитектор распорядился иначе, и в небольшом пространстве лестница была одна. Ступени начинались у дальней стены, а площадка находилась почти над входной дверью.
Мисс Тимминс лежала у ступеней, в глубине помещения. Маленькое тело походило на брошенную куклу. Тристан, который вопреки всему надеялся, что дальше порога девушка не пойдет, встал так, чтобы его широкие плечи загораживали от нее печальное зрелище. Но Леонора уперлась руками ему в спину, и он вынужден был сделать шаг в сторону. Она подошла к старушке и опустилась на колени рядом с телом.
Мисс Тимминс была одета в плотную ночную рубашку, поверх которой была наброшена кружевная накидка. Подол у рубашки был должным образом опущен и расправлен — Дейзи позаботилась, — но все же было заметно, что ноги выглядят неестественно согнутыми. Из-под рубашки выглядывали трогательные розовые тапочки.
Глаза старушки были закрыты. Леонора поправила седые локоны, упавшие на лицо, мельком подивилась тому, что кожа кажется тонкой и едва ли не хрупкой.
Поглаживая руку мисс Тимминс, она спросила возвышавшегося рядом Тристана:
— Можно ли перенести ее куда-нибудь? Я не хочу оставлять ее так…
Трентем еще несколько секунд молча смотрел на тело, стараясь зафиксировать в памяти все подробности, потом кивнул.
— Думаю, надо положить ее в гостиной.
Леонора встала, сделала несколько шагов и распахнула нужную дверь. Она вскрикнула, и Джереми, который успел добраться до двери в кухню, что располагалась в противоположном углу холла, в два прыжка оказался рядом с сестрой.
— Что там?
Она молчала, стоя на пороге. Джереми толкнул ее в комнату и вошел следом. Придя в себя, Леонора поспешила к дивану и, поправив подушки, сказала Тристану:
— Положи ее сюда.
Тристан осторожнб опустил мисс Тимминс на диван. Теперь, когда она лежала прямо и голова ее покоилась на подушке, казалось, что старая дама просто спит.
Тристан внимательно оглядел комнату. Аккуратная и чистенькая гостиная превратилась буквально в руины. Все ящики шкафов и буфетов были выдвинуты, и их содержимое валялось на полу. Чья-то безжалостная рука смела с каминной полки многочисленные безделушки. Некоторые не просто упали: их явно постарались разбить на мелкие кусочки. Те немногие картины, что остались на стенах, висели криво… Леонора пробормотала:
— Должно быть, здесь были воры… А она их услышала, Тристан обвел комнату внимательным взглядом и повернулся к застывшему на пороге Джереми, который изумленно озирался по сторонам.
— Идите в дом номер двенадцать и скажите Гасторпу, что нам снова нужен Прингл. И немедленно.
Встретив взгляд Трентема, молодой человек поспешно кивнул и вышел.
Леонора поправляла накидку мисс Тимминс так, как той было бы приятно ее носить, и подняла на Тристана удивленные глаза:
— Но почему Прингл?
— Я хочу знать, что произошло: сама она упала или ее толкнули.
— Она упала, — уверенно объявил Прингл, закрывая свой чемоданчик. — Если бы кто-то-схватил ее, на теле непременно остались бы синяки. Очень тонкая и чувствительная кожа. Но я не нашел ничего похожего. Честно сказать, ей и так немного оставалось — она была уже очень старой и хрупкой. И хотя теоретически даже не очень сильный мужчина мог бы столкнуть ее с лестницы, он не смог бы этого сделать, не оставив следов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48