Спустя несколько минут после этого приказа распространился слух о том, что гусары из Пон-де-Сом-Веля обошли город, а Гийом и Друэ рискуют попасть к ним в лапы.
Тогда г-н де Легэ потребовал двух добровольцев, чтобы отправиться вместе с ними провести на дороге разведку и выяснить, где находятся Гийом и Друэ. Вызвались два жандарма, Колле и Лапуэнт; все трое отправились выполнять задание.
В пути они встретили двух граждан из Сент-Мену: те погнались за королем на почтовых лошадях, но не могли его догнать; от них стало известно, что с гонцами ничего не случилось. Спеша сообщить эту добрую весть, они помчались обратно, и, забыв об отданном Легэ приказе, пренебрегли ответом на оклик часовых «Стой, кто идет?», стоящих в засаде.
Из засады раздались выстрелы; двое из трех всадников, Колле и Лапуэнт, были сражены пулями: один убит, другой ранен. Легэ получил несколько дробин в предплечье и в ладонь.
В тот самый день, когда король опять проезжал через Сент-Мену, должны были хоронить убитого накануне жандарма.
Прибыв в Сент-Мену, король увидел, что церковь затянута черным крепом, а погруженный в траур город готовится проводить погибшего на кладбище.

XXXIV. ГОСПОДИН ДЕ ДАМПЬЕР, ГРАФ ДЕ АН

Ничего значительного по пути из Варенна в Сент-Мену не произошло. Именитые пленники вздрагивали при каждом шуме, теряя по мере приближения к городу надежду на помощь, и, въезжая в него, пребывали в глубокой подавленности.
Первое, что бросилось им в глаза, словно укор самой смерти, были похороны человека, по ошибке убитого накануне. Королевские кареты остановились, пропуская траурный кортеж. Два величия взирали друг на друга: величие монарха и величие могилы. Королевское величие признало величие смерти и склонилось перед ним.
Сент-Мену был переполнен народом. В город отовсюду сошлись национальные гвардейцы. Из Шалона они приехали или на почтовых, или в личных экипажах, или в крестьянских повозках; наплыв людей был так велик, что в городе опасались нехватки продуктов.
Среди снующих взад и вперед людей я заметил бывшего охотника из Аргоннского леса г-на де Дампьера, который ехал верхом на низкорослом коне. Узнав меня, он повернул в мою сторону, пытаясь пробраться сквозь ряды национальных гвардейцев, живыми изгородями стоявших по обе стороны королевских экипажей. Именно меня он и попробовал оттолкнуть, так как не рассчитывал встретить мое противодействие.
— Простите, господин граф, но сюда нельзя, — сказал я.
— Почему же? — спросил он.
— Отдан приказ никого не допускать к карете короля.
— Кто же его отдал?
— Наш командир, господин Друэ.
— Революционер!
— Возможно, господин граф; он наш командир, и мы должны подчиняться ему.
— Но разве запрещено провозглашать «Да здравствует король!»?
— Нет, господин граф, ведь все мы роялисты. Господин де Дампьер, сняв шляпу, высоко поднял руку, привстал на стременах и громко крикнул:
— Да здравствует король!
Король высунул голову из окошка и кивнул ему, без всякого выражения радости или благодарности на лице.
Господин де Дампьер с трудом выбрался из толпы, заставляя своего коня пятиться задом. До сих пор он стоит у меня перед глазами, словно я видел его вчера: на нем был мундир с обшитыми золотой тесьмой лацканами и отворотами и серые панталоны, высокие сапоги из мягкой нелакированной кожи, белый жилет и расшитая золотом треуголка; за спиной у него висело короткое одноствольное ружье. Я потерял его из виду, но мне показалось, будто он направился в сторону Водопойной улицы.
Тем временем мэр и члены муниципального совета вышли встречать королевскую семью к мосту через Эну, расположенному у Деревянных ворот. Тут муниципальный служащий взял слово и произнес перед королем целую речь о тех тревогах, что породило во Франции его бегство. Людовик XVI удовольствовался тем, что с угрюмым видом ответил:
— В мои намерения никогда не входило покидать мое королевство. Скопление народа было столь велико, что нам потребовалось более получаса, чтобы продвинуться вперед шагов на пятьсот. В половине двенадцатого король поднялся по ступеням в ратушу. Платье его было покрыто пылью; лицо сильно осунулось.
Королева, одетая в черное (в доме г-на Coca она сменила платье), держала дофина за руку.
Людовик XVI и дети проголодались. Королева же, казалось, не испытывает потребности в пище точно так же, как она не нуждается во сне.
Стараниями муниципального совета был приготовлен завтрак; но, поскольку с его сервировкой задерживались, жандарм Лапуэнт набрал в свою шляпу вишен и принес их принцессе Марии Терезе.
Королевское семейство очень нуждалось в отдыхе. Мэр г-н Дюпюи де Даммартен гостеприимно предложил ему свой дом; приглашение было принято.
Правда, г-н Дюпюи де Даммартен посоветовал королю, что будет лучше, если он, королева и дофин покажутся народу. Король не стал возражать и первым подошел к окну; потом появилась и королева, державшая на руках дофина. Единственное окно ратуши, выходившее на балкон, оказалось слишком узким, чтобы в нем могли одновременно предстать король и королева.
После этого муниципальный служащий объявил народу, что его величество, сильно устав, намерен оказать жителям Сент-Мену честь и заночевать в стенах их города.
Экипажи уже поставили в каретные сараи (новость об остановке на сутки для нас, отшагавших под палящим солнцем восемь льё, была не менее приятна, чем для королевской семьи), когда национальные гвардейцы из близлежащих городов и деревень — они заполняли постоялые дворы и кабаре — сбежались на площадь, кляня аристократов и предателей и вопя во все горло, что семейство короля находится слишком близко от границы, чтобы позволить ему отдыхать. Учитывая это, они потребовали незамедлительного отъезда короля и его семьи.
Король осведомился о причине этого шума и, выяснив ее, сказал с присущей ему невозмутимостью:
— Ну что ж, хорошо! Едем!
Королева снова вышла на балкон, держа за руку сына; она показала дофину национальную гвардию и вполголоса произнесла несколько слов. Один житель Сент-Мену, стоявший на балконе соседнего дома, уверял меня, будто слышал, как королева сказала:
— Посмотри на этих голубых уродов! Это они хотят, чтобы мы ехали.
Вряд ли надо напоминать, что национальная гвардия носила голубые мундиры.
Когда королевское семейство проходило через залу ратуши — в нее выходило окошко двери часовни, где городские заключенные слушали мессу, — королева, заметив их, раздала пять луидоров, король — десять.
В два часа экипажи снова двинулись в путь, на Шалон. С той минуты, когда Людовика XVI опознали, он занял в карете лучшее место. Господа де Мальден, де Мустье и де Валори располагались на козлах кучера, и их даже не думали связывать, как это утверждается в отдельных свидетельствах.
Приезд короля в Сент-Мену и отъезд его из города не вызвали ни единого приветствия, кроме возгласа г-на де Дампьера, о чем мы уже знаем. Слышались лишь крики «Да здравствует нация! Да здравствуют патриоты!».
Мы приступим сейчас к рассказу о событии, которое истолковывалось историками совершенно по-разному. Я повествую о нем как свидетель, видевший все собственными глазами, и поэтому могу утверждать, что в моих воспоминаниях содержится истинная правда.
Граф де Ан приехал в Сент-Мену часов в девять или десять утра; его привел в отчаяние арест короля. Многие слышали, как он повторял:
— Король арестован! Мы все погибли! Но король узнает, что еще остались преданные ему люди.
Я уже писал, что после разговора со мной граф направился в сторону Водопойной улицы. Когда там проехала королевская берлина, он, словно часовой, взял на караул перед августейшими пленниками. Король заметил его, указал на него королеве и тоже приветствовал графа.
После этого г-н де Дампьер пустил коня в галоп и исчез в Водопойной улице; окружными путями он обогнал экипажи, встал на площади Променад, поджидая там кареты точно так же, как на углу Водопойной улицы, и снова взял на караул. Король приветствовал его в третий раз.
И тут ему — он пустил коня через толпу с противоположной от меня стороны — удалось подъехать к карете. В это время лошади, идя шагом, тащили ее вверх через предместье Флёрьон.
— Государь, перед вами ваш преданнейший слуга, — обратился он к королю. — Меня зовут Дю Валь де Дампьер, граф де Ан; я женат на мадемуазель де Сегюр, родственнице министра, носящего эту фамилию, и племяннице господина д'Аллонвиля.
— Все эти фамилии мне известны, граф, — ответил король, — и я тронут проявлением вашей преданности.
Этот разговор вполголоса у двери кареты, после того как граф демонстративно оказывался на пути короля и отдавал ему воинские почести, означал по сути вызов толпе, что везла обратно в Париж желавшего бежать короля. Однако, если бы король ласково отказался от беседы с графом, г-н де Дампьер еще мог бы удалиться и скрыться.
Начало кортежа достигло границы города и приблизилось к спуску на Даммартен-ла-Планшетт.
При выезде из города г-н де Дампьер появился снова; он ехал вдоль дороги, держась по ту сторону кювета, за деревьями. Он старался не отставать от королевской кареты, беспрестанно подавая семейству короля какие-то знаки. Это, как легко догадаться, возбудило подозрения охраны; все сочли, что в разговоре у дверцы кареты речь шла о плане похищения короля; берлину окружили более плотным кольцом, а по шеренгам национальных гвардейцев передали приказ: «Смотри в оба!»
Тогда г-н де Дампьер опять попытался приблизиться к карете короля; на этот раз его встретил не только ропот недовольства, но и прямая угроза: на него были нацелены ружья, чтобы не дать ему продвинуться вперед. Эта столь дерзкая настойчивость графа вывела из себя самых спокойных гвардейцев. Поняв, что усилия его бесполезны, г-н де Дампьер решил напоследок бросить им вызов.
Проехав две трети склона, в месте, именуемом Гревьер, г-н де Дампьер снова воскликнул «Да здравствует король!» и выстрелил в воздух из ружья; потом, дав шпоры коню, он ускакал.
В полукилометре от дороги находился лес; все подумали, что там устроили засаду войска и выстрел служит для них сигналом.
Пять-шесть всадников бросились в погоню за г-ном де Дампьером. Почти одновременно раздалось несколько выстрелов, но пули не задели г-на де Дампьера: он быстро несся вперед, в знак своего торжества размахивая ружьем.
Вместе с другими я побежал вперед за графом, но не для того, чтобы преследовать г-на де Дампьера, — слава Богу, мне и в голову не могла прийти подобная мысль! — а наоборот, чтобы помочь ему, если в том возникнет надобность.
Господин де Дампьер проскакал уже шагов пятьсот, когда его лошадь, перепрыгнув через канаву, споткнулась. Однако с помощью поводьев и шпор он не дал ей упасть и галопом поскакал дальше. Ружье он выронил в канаву.
В эту секунду раздался одиночный выстрел… Стрелял крестьянин, сидевший верхом на гусарской лошади, которую он захватил вчера. Было заметно, что г-н де Дампьер ранен; он откинулся на круп коня, взвившегося на дыбы.
А через мгновение у маленького моста Святой Екатерины, на берегу канавы, вода которой текла под этим мостом, с быстротой молнии разыгралась чудовищная сцена (я сам наблюдал ее во всех подробностях, не будучи в состоянии ее предотвратить).
Выстреливший крестьянин — с ним было человек сорок — подъехал к графу де Ан, нанес ему удар саблей, выбив его из седла.
Потом я больше ничего не мог разглядеть и расслышал лишь десятка два выстрелов. Заметив облако дыма, я бросился к этому месту: г-на де Дампьера расстреляли в упор.
Я подоспел слишком поздно; даже если бы я прибежал раньше, то успел бы только погибнуть вместе с ним, но не спасти его. Тело графа было изрешечено пулями и исколото штыками; лицо — по нему били ногами — нельзя было узнать; часы в карманчике жилета расплющила пуля.
Больше здесь делать было нечего; взяв свое ружье на плечо, я со слезами на глазах побрел напрямик через поля, обливаясь потом, и присоединился к своей шеренге.
Королевская берлина уныло продолжала свой путь по тридцатиградусной жаре, по дороге, которая, словно прочерченная мелом линия, пересекает печальную часть Франции, называемую Сухой Шампанью.

XXXV. ИСПРАВЛЕНИЯ

Теперь, по-моему, недостаточно рассказывать о том, что я видел; как очевидцу, мне необходимо исправлять историю и опровергать историков.
Убийство г-на де Дампьера — по моему мнению, оно имело большое значение как начальная точка кровопролития и как проявление настроения людей в провинции — искажалось всеми историками. На сей раз мы не станем уличать г-на Тьера: об этом убийстве он даже не упоминает.
О нем говорит г-н Бертран де Мольвиль, но, как всегда, для того, чтобы исказить факты, обвиняя во всем несогласную с ним сторону. Господин Бертран де Мольвиль пишет следующее:
«Шевалье де Дампьер, безоружный, случайно оказался на шалонской дороге. Он хотел своим присутствием выразить королю чувства преданности и скорби; это желание, столь естественное и столь трогательное, стоило ему жизни».
Вы сами видите, что ошибки встречаются здесь в каждой строчке.
Шевалье де Дампьер, прежде всего, не был шевалье де Дампьером; его звали г-н Дю Валь де Дампьер, граф де Ан. На шалонской дороге он находился не случайно, ибо уже в девять утра приехал в Сент-Мену, чтобы приветствовать короля, когда тот будет проезжать через город. Он был в Сент-Мену не случайно, поскольку ждал короля и на углу Водопойной улицы, и на площади Променад, и на спуске в Даммартен-ла-Планшетт.
Изъявить свою преданность г-н де Дампьер желал не только своим присутствием, ибо провозглашал «Да здравствует король!» и дважды оказывал Людовику XVI воинские почести после того, как имел с ним разговор.
Он не был безоружным, потому что, кроме ружья — из него он выстрелил в воздух, а после уронил его в канаву, когда конь споткнулся, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58