Когда Людовик XVI пришел, из будуара королевы вызвали трех телохранителей и вместе с ним перешли в комнату юной принцессы.
Она была готова к отъезду, а дофин — еще нет: его разбудили, когда он только что заснул, и, поскольку было решено для маскировки переодеть его девочкой, он всячески упрямился, не желая надевать унижающий его наряд. Наконец он спросил, не собираются ли представлять комедию; ему ответили утвердительно, и дофин, обожавший комедии, позволил нарядить себя в платьице.
Телохранителям отдали последние распоряжения. До Бонди они поедут на лошадях г-на Ферзена; там возьмут почтовых лошадей. Господин де Мальден и г-н де Мустье, разместившиеся на козлах, будут расплачиваться с форейторами, с которыми договорились о тридцати су прогонных; обычно давали двадцать пять, но, учитывая тяжесть кареты, прибавили пять су. Если форейторы погонят лошадей быстро, то в награду получат еще по десять су. Ни в коем случае им нельзя было заплатить более сорока су; платить им экю имел право только король.
Было подсчитано, что, двигаясь со средней скоростью, до Шалона карета доберется через двенадцать-четырнадцать часов.
Каждый обещал строго соблюдать намеченную программу. Они подошли к двери и прислушались: дворец был объят тишиной.
Сейчас мы убедимся, в каких плохих условиях они намеревались предпринять этот важный шаг.
Прежде всего, вопреки совету г-на де Буйе, рекомендовавшему воспользоваться двумя обычными английскими дилижансами, королева заказала две огромные берлины, чтобы можно было разместить в них сундуки, чемоданы и сумки с постельным бельем.
Вместо того чтобы одеть телохранителей в простые неброские ливреи или даже оставить без ливрей, их вырядили как егерей принца Конде.
Вместо того чтобы выбрать трех мужчин, знающих дорогу, нашли троих людей, ни разу по ней не ездивших; их наняли случайно: один из них даже не знал Парижа и водил королеву по Паромной улице и набережным, тогда как ее ждали на улице Эшель.
Вместо того чтобы взять скромный гребень и самой поправить куафюру, в ожидании, когда парикмахер, посланный ею на границу, уложит растрепавшиеся в дороге волосы, королева заказывает роскошный дорожный несессер, над которым целых два месяца трудятся все ювелиры Парижа.
Вместо того чтобы спрятать короля (он же — камердинер или управляющий г-жи Корф) в карету свиты, его сажают в главный экипаж напротив его мнимой госпожи, колено в колено.
Вместо того чтобы запрячь берлину двойкой, тройкой, в крайнем случае, четверкой лошадей, впрягли шестерку, забыв, что на подобную упряжку имеет право только король.
Вместо того чтобы до зубов вооружить телохранителей, им привесили на пояс небольшие охотничьи ножи, пригодные, в лучшем случае, для схватки врукопашную, а в чемоданы упрятали пистолеты и мушкетоны, положив их на красное, расшитое золотом одеяние (в него король был облачен в Шербуре).
Вместо того, наконец, чтобы взять с собой г-на д'Агу — решительного, превосходно знающего дорогу, человека, за которого перед королем ручался г-н де Буйе, — взяли г-жу де Турзель, гувернантку детей Франции. Госпожа де Турзель требовала своего права во имя придворного этикета и одержала верх над г-ном д'Агу, требовавшего своего права во имя преданности.
Кроме перечисленных, все остальные предосторожности были приняты.
Quos vult perdere Jupiter dementat! note 9 Note9
Кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума! (лат.)



XXIX. В ПУТИ

Неожиданно каминные часы стали отбивать одиннадцать. Каждый удар отдавался в сердце беглецов, заставляя их вздрагивать. Но они приободрились и решили выходить. Теперь надо посмотреть, каким образом им удалось пробраться во двор?
Произошло это так.
Госпожа де Рошрёль, чье дежурство заканчивалось 12 июня, занимала небольшую комнату; дверь из нее вела в покои, пустовавшие полгода.
Они принадлежали г-ну де Вилькье, первому дворянину королевских покоев. Пустовали они потому, что г-н Вилькье эмигрировал. Из этих апартаментов, расположенных на первом этаже, был выход во двор Принцев. Комната г-жи де Рошрёль прилегала к комнате наследной принцессы.
Как только 11 июня г-жа де Рошрёль покинула дворец, король с королевой осмотрел ее комнату. Под предлогом, будто необходимо предоставить юной принцессе более просторное помещение, королева объявила, что оставляет за собой эту комнату, а горничная дофина отныне разместится в апартаментах фрейлины г-жи де Шиме. Ключ же от апартаментов г-на де Вилькье она потребовала у г-на Ренара, смотрителя строений, передавшего его королю 13 июня.
Сколь бы многочисленной ни была дворцовая охрана, у двери в эти покои, где три месяца никто не жил, часового поставить забыли. Кроме того, часовые во дворах привыкли, что в одиннадцать часов Тюильри одновременно покидает множество людей. Поэтому, когда королевская семья оказалась в апартаментах г-на де Вилькье и пробило одиннадцать, у нее появилась надежда, что удастся выбраться из дворца.
Провезти королевское семейство через Париж брался г-н Ферзен. Переодевшись в кучера, он должен был ждать в фиакре у прохода на улицу Эшель и оттуда отвезти беглецов к заставе Клиши, где дорожную берлину спрятали у некоего англичанина, г-на Крауфорда.
Трем телохранителям надлежало следовать за берлиной в фиакре.
Обе горничные, г-жа Брюнье и г-жа де Невиль, должны были дойти пешком до Королевского моста, где уже стояла запряженная парой лошадей карета, в которой им следовало выехать в Кле и ожидать там королеву.
Итак, сначала из Тюильри вышла мадам Елизавета с дочерью короля; за ними следовала г-жа де Турзель с дофином и в сопровождении телохранителя.
Обе группы шли друг за другом на расстоянии двадцати метров. Навстречу им попался часовой. Заметив первых двоих, он остановился.
— О тетушка, мы пропали! — прошептала юная принцесса. — Этот человек нас узнал.
Мадам Елизавета молча шла вперед.
Наследная принцесса ошиблась: их не узнали, а если даже узнали, то человек этот оказался другом.
Часовой повернулся к ним спиной и пропустил. Через пять минут г-жа де Турзель, обе принцессы и дофин уже сидели в фиакре, поджидавшем их на углу улицы Эшель.
Господин Ферзен замаскировался так удачно, что его не признали даже принцессы. Зато он сразу их узнал и, спрыгнув с козел, распахнул дверцу, предложив садиться в экипаж.
Когда г-н Ферзен уже закрывал дверцу, мимо проезжал порожний фиакр; заметив стоящего собрата, кучер тоже остановился и завел с г-ном Ферзеном разговор о текущих делах. Господин Ферзен, человек остроумный, блестяще поддержал беседу и, достав из кармана картонную табакерку, предложил своему коллеге понюшку. Тот глубоко запустил пальцы в табакерку, долго, с наслаждением нюхал табак, по мнению Сганареля и Аристотеля, ни с чем не сравнимый, и лишь после этого уехал.
Тут в сопровождении телохранителя появился король; заложив руки в карманы, он шагал вразвалку, как истинный обыватель.
Позади короля следовал второй телохранитель. При подходе к карете у короля оторвалась пряжка башмака; он не пожелал остановиться из-за такого пустяка, однако шедший сзади телохранитель подобрал ее.
Господин Ферзен, подойдя к королю, спросил:
— А где же королева, государь?
— Королева следует за нами, — ответил Людовик XVI и сел в экипаж.
Все ждали королеву. Прошло полчаса, но она все не появлялась. Что же произошло?
Мария Антуанетта заблудилась. Она уверяла своего провожатого, третьего телохранителя, что проход на улицу Эшель находится справа; он же доказывал, но робко, так как сам едва знал Париж, что проход слева; королева, казалось, настолько уверовала в собственную правоту, что телохранитель уступил. Они вышли к Сене, долго блуждали по набережным, перешли мост и углубились в Паромную улицу. Королеве пришлось признать свою ошибку, но они уже совсем сбились с дороги. Телохранитель вынужден был спрашивать, где искать проход на улицу Эшель; им пришлось второй раз пересекать площадь Карусель. Под аркой они встретились с лакеем, державшим два факела, и каретой, ехавшей резвой рысью; чтобы не попасть под колеса, королева еле успела прижаться к стене.
В карете ехал Лафайет. Телохранитель бросился вперед, чтобы прикрыть ее. Но королева, резко отстранив его, ударила по колесу тросточкой, с которыми женщины ходили в то время, и воскликнула:
— Прочь, тюремщик, я больше не в твоей власти!
Эпизод этот всего лишь легенда. В отличие от нее, телохранитель в своем рассказе утверждает: королева пришла в такой ужас, что, отпустив его руку, убежала. Он бросился следом, взял ее за руку и стремительно повлек за собой. Быстрым шагом они миновали площадь Карусель, потом проход на улицу Эшель и, наконец, увидели поджидавший их фиакр.
Господин Ферзен поспешил навстречу королеве и помог ей подняться в экипаж, где она, дрожащая, опустилась на сиденье рядом с королем.
«Моя мать, садясь в экипаж, — пишет в своих „Записках“ дочь короля, — наступила на ногу моего брата, нашедшего в себе силы не закричать».
Для троих телохранителей г-н Ферзен нанял фиакр. Вскочив в него, они приказали кучеру двигаться за первым экипажем.
Господин Ферзен, знавший Париж не лучше телохранителя, служившего королеве провожатым, не посмел блуждать по улицам; он доехал вдоль Тюильри до предместья Сент-Оноре. Оттуда беглецы достигли заставы Клиши.
В нескольких шагах от дома г-на Крауфорда телохранители остановились, расплатились и отослали свой экипаж. Они должны были занять места на козлах и на запятках королевской кареты.
Дорожная берлина стояла в условленном месте; надо было в нее пересесть. Господин Ферзен столкнул свой фиакр в канаву, затем забрался на козлы берлины; его слуга сел на лошадь и погнал карету на Домон.
Им потребовалось меньше часа, чтобы добраться до Бонди. Все складывалось великолепно.
В Бонди встретили двух горничных, что должны были поджидать их в Кле. Они приехали в кабриолете, думая найти в Бонди почтовую карету; однако горничные ее не нашли и за тысячу франков купили у содержателя почты кабриолет.
Кучер кабриолета, в котором горничные приехали в Бонди, дал передохнуть своей лошади перед тем, как вернуться в Париж.
Господин Ферзен должен был покинуть их величества в Бонди. Он поцеловал королю руки, чтобы иметь право приложиться к ручке королевы.
Намереваясь присоединиться к королевскому семейству в Австрии, он возвращался в Париж разузнать, что там происходит; потом он должен был тотчас выехать в Брюссель.
Человек предполагает, а Бог располагает. Через два года на площади Революции королеве отрубят голову; г-н Ферзен погибнет во время мятежа в Стокгольме: его до смерти забьют зонтиками пьяные бабы.
К счастью, завеса неизвестности скрывала от них будущее: они расстались, преисполненные надежды.
Господин де Валори сел верхом на почтовую лошадь и поехал впереди, показывая путь упряжке. Господа де Мальден и де Мустье уселись на козлы берлины, которая помчалась, увлекаемая шестеркой сильных лошадей. За ней последовал кабриолет.
Господин Ферзен проводил глазами вихрь пыли, прислушиваясь к топоту копыт; потом, когда этот пыльный смерч улегся, а шум затих, он снова сел в свою карету, которую накануне пригнал в Бонди: в нее были запряжены лошади, доставившие сюда королеву.
Он был в костюме кучера фиакра, что сильно удивило кучера кабриолета, не спускавшего с него глаз и видевшего, как он целует руки слуги (переодетого короля). Эту еще одну неосторожность следует прибавить к тем, что мы уже отмечали.
Все шло хорошо до Монмирая, где у королевской кареты лопнул пас. Пришлось задержаться в городе, потеряв два ласа; уже совсем рассвело, ведь ночь с 20 на 21 июня самая короткая в году. Потом дорога пошла вверх, и король пожелал преодолеть подъем пешком, из-за чего потеряли еще полчаса.
На колокольне собора пробило половину пятого, когда берлина въехала в Шалон и остановилась перед почтовой станцией, расположенной тогда в начале улицы Сен-Жак. Господин де Валори приблизился к карете
— Франсуа, все идет хорошо, — сказала королева. — По-моему, если бы нас могли задержать, то уже давно бы это сделали.
Чтобы поговорить с г-ном де Валори, королева высунулась из окошка. Король тоже.
Содержатель почты Уде узнал короля; кто-то из любопытствующих зевак тоже его опознал. Господин Уде, заметив, что этот зевака ушел, испугался за короля.
— Государь, не обнаруживайте себя так явно, иначе вы себя погубите, — посоветовал он вполголоса.
Потом, обращаясь к форейторам, закричал:
— Эй вы, бездельники, разве так служат честным пассажирам, которые платят вам по тридцать су прогонных?
И он сам взялся за дело, помогая форейторам. Карету запрягли раньше, чем кто-либо успел подъехать к почтовой станции.
— Пошел! — крикнул Уде.
Передний форейтор трогает, но лошади падают.
Под ударами кнута лошади поднимаются; форейторы хотят сдвинуть с места карету — две лошади второго форейтора тоже падают. Форейтора вытаскивают из-под лошади, придавившей ему ногу, но под ней остался его сапог. Лошади поднялись; форейтор надел сапог и снова сел в седло.
Карета тронулась. Путники вздохнули с облегчением. Правда, предупреждение содержателя почты породило опасения, и г-н де Валори, вместо того чтобы поскакать вперед, поехал рядом с берлиной. Падение лошадей — без всякой на то причины — показалось королеве дурным предзнаменованием. Но и на этот раз все обошлось.
Человек, видевший прибытие берлины, побежал сообщить об этом мэру, но тот оказался роялистом; доносчик напрасно доказывал, что это король со всем семейством, — мэр отрицал такую возможность, но, когда он, оказавшись вынужденным действовать, наконец отправился на площадь Сен-Жак, карета уже пять минут как уехала.
Выезжая из городских ворот, королева и мадам Елизавета, видя, с каким пылом форейторы погоняют лошадей, в один голос воскликнули:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58