Я на миг почувствовала себя Скарлетт О'Харой, топнула ногой, сказала что-то вроде того, что не уйду опять ни с чем, вытащила расческу из сумочки и прошлась ею по волосам, чтобы удалить по возможности лак. И вышла на улицу.Дождь лил как из ведра. И хотя в конце марта в Техасе гораздо теплее, чем, например, на Аляске или даже в Омахе, он оказался на удивление холодным. Если бы не этот ледяной душ, я, скорее всего, сохранила бы здравый смысл, который заставил бы меня развернуться, сесть в «мерседес» и вернуться домой. Но это случилось гораздо позже.Дождь смыл с меня весь налет маминого воспитания и строгих правил. Мне не было дела до Лиги избранных и благопристойного поведения. Я двинулась по мокрой траве, утопая высоченными острыми каблуками в грязи, которая проступала между ярко-зелеными травинками. Насквозь промокшая блузка прилипла к телу.Я была так поглощена этими ощущениями и так старалась сохранить равновесие на каблучищах, что не заметила, как наткнулась на его твердую, как скала, грудь.– Ой!– Что ты здесь делаешь? Ты вся промокла.Даже несмотря на то что он злился, он остался Заботливым Мужчиной.– Ну, да.– Это все, что ты можешь сказать?– Нет. На самом деле, я хотела сказать, что просто уверена: выставка твоих работ произведет фурор.Я согласна, это был абсолютно идиотский ответ.Он как-то странно посмотрел, как будто не вполне узнавал меня. Потом выругался. Думаю, не стоит повторять это слово, вернее, слова. Просто знайте, что это были крайне грубые слова, да еще и нанизанные друг на друга, как жемчужины на нитку. Я таких от него никогда не слышала.– Возвращайся в свой выпендрежный мир, принцесса.Настроение у меня было не лучше, чем у него, но разве я опускалась до брани и оскорблений? Нет. У меня было твердое намерение поговорить в спокойной манере.– Тебе не кажется, что ты переигрываешь?– Я переигрываю? – был похож на льва с занозой в лапе – сплошное негодующее рычание.– Правда, Сойер, не стоит устраивать истерик.Он запрокинул голову и взвыл:– Истерика? Боже упаси, я устраиваю истерику?И он еще говорит, что его суть – стремление к счастью. Смешно.Между тем мы оба уже совершенно вымокли. Он выглядел великолепно (какая несправедливость), как будто только что сошел с рекламного постера джинсов Калвина Клайна. Под его промокшей одеждой отчетливо проступала рельефная мускулатура, темные волосы он отбросил назад. Я чувствовала себя чуточку неловко, не желая выглядеть, как мокрая курица, но не решилась провести рукой по волосам, боясь, что они склеились.Он внимательно посмотрел на меня:– Что, черт возьми, с тобой происходит? Сначала ты делаешь вид, что мы незнакомы, а потом несешься за мной, как ненормальная?Верно. Что на это скажешь.– Ты... ты... богат!Это заявление застало его врасплох и, откровенно говоря, меня тоже.Он посмотрел на меня сквозь струи дождя:– Сначала ты приходишь в ужас от того, что я не гей. Теперь ты недовольна тем, что я не беден?Волна адреналина накрыла меня, и, как только она схлынула, я отчетливо поняла, почему так странно веду себя:– Да! Это у меня должны, по идее, быть деньги. Это я должна делать тебе одолжение! А не наоборот! Мне не нужно, чтобы меня спасали!Слова повисли в воздухе. Он отрицательно помотал головой:– Это безумие. Никто никого не спасает. Одолжение здесь не при чем.– Нет, при чем! Теперь я понимаю, почему ты не выставляешь свои работы. Тебе это не нужно. Потому что ты богат! Ты согласился устроить выставку в моей галерее только потому, что ты... жалеешь меня, или я кажусь тебе занятной, или... не знаю, что еще!Пожалуй, адреналин переставал действовать, и мой голос под конец перешел на высокие ноты. Боюсь, что в глазах моих горел огонь настоящей страсти.– Черт побери, – сказал он, на этот раз уже мягче. – Я с тобой с ума сойду. Ты заставляешь меня совершать безумные поступки.Я попыталась улыбнуться:– Разве муза не для того и существует, чтобы вдохновлять художника на покорение новых вершин?Он одновременно застонал и засмеялся, и, когда заговорил, голос его был хриплым:– Но ты замужем.Ах, это.– Я что, не сказала, что Гордон со мной развелся?Это и называется «идти по лезвию ножа». К тому же я разгласила тайну.Но едва я это сказала, как он произнес: «Ну да!» – и я оказалась в его объятиях. Вот так просто.Это было невероятно романтично – руки, прикосновения и все остальное. В кино на этом месте зазвучала бы музыка.Не знаю, что могло бы случиться дальше, если бы на мне была более практичная обувь. Но я была на шпильках, и одного неловкого движения хватило, чтобы я поскользнулась.Я почувствовала, как напряглись его руки, пытаясь удержать меня. Но это не помогло. Мы повалились на землю, Сойер упал сверху, подставив локти, чтобы весь его вес не пришелся на меня. Мгновение мы смотрели друг на друга, а потом наши губы слились в поцелуе.Мы катались по траве и целовались, потом он поднял меня и понес в дом. В этот момент (да и в любой другой, на самом деле) я должна была подумать о последствиях. Но этого не случилось. Я ужасно хотела продолжения.Сойер пронес меня через несколько комнат, потом по широкой лестнице в верхнюю комнату. Он усадил меня и начал раздевать. Улыбнулся, увидев мое довольно смелое белье. Ничего провокационного, но и не просто бежевые кружева.– Ты прекрасна, – сказал он. Он был очень близко, за моей спиной, и я чувствовала его дыхание возле моего уха. – Но я знал, что ты окажешься прекрасной.Я люблю комплименты и наслаждалась моментом. Только после того как он снял с меня белье, повернул к себе и действительно посмотрел на меня, мне стало не по себе.Он взял меня за руку и увлек в душ.Это было ужасно неловко, но он, казалось, ничуть не нервничал. Не могу сказать, что это вызвало у меня ревность, но Сойер явно имел большой опыт по части покорения женских сердец.Он повернул кран и засмеялся моим словам, когда я предположила, что пенная ванна лучше.Не успела я опомниться, как оказалась под душем, и теплые струи стекали по мне. И художник был рядом. Остается только надеяться, что моя мать никогда не прочтет этих строк.Кто знает, сколько мы там пробыли, а когда вытерлись, он протянул мне свою рубашку. Я натянула ее и почувствовала себя очень сексуальной. Я в ней почти утонула и вся трепетала, пока он застегивал ее от середины вниз. Закатав рукава мне по локоть, он сказал, что я – само совершенство.– Но ты об этом и без меня знаешь, – добавил он.– Только не надо больше оскорблять меня.– Ни за что.Он оглядел меня, и у меня по телу побежали мурашки в предвосхищении того, что должно произойти дальше, когда мы наконец доберемся до постели. Но мой художник оказался более чем непредсказуем.Он вытащил папку для набросков.Кому-то это могло бы показаться романтичным, но, как выразилась бы Никки, моя киска хотела, чтоб ее потискали.– Ляг на кровать.Все было не так, как я ожидала. Пока я колебалась, разочарованная тем, что события развиваются не как в кино, он насмешливо вздохнул, поднял меня на руки (я при этом взвизгнула), а потом опустил на высокий матрас.Но тем все и кончилось. Сам он за мной не последовал. Не сел рядом. Он надел джинсы (потертые, на металлических пуговицах, верхняя осталась расстегнутой), сел в заваленное хламом кожаное кресло в нескольких футах от кровати и начал рисовать меня.Смирившись с тем, что секса не будет, я изо всех сил старалась выглядеть божественно. Заодно стала задавать вопросы. Когда я попросила рассказать про «Джек Хилл», он сказал, что первая игра была сделана просто наудачу, и они были удивлены не меньше других, когда все в кампусе потребовали продолжения. На волне успеха они стали разрабатывать новые игры, и все пошло по нарастающей, пока фирма «Микросистемс» не выкупила их. Когда же я поинтересовалась, почему он продолжает жить в южном Уиллоу-Крике, а не купит себе что-нибудь в районе получше, он перестал рисовать, посмотрел на меня, одарив одной из своих неотразимых улыбок, и сказал:– Это мой дом.Как ни странно, но я действительно не могла представить себе его где-либо еще.Я стала еще о чем-то спрашивать, но он оборвал меня.– На сегодня достаточно вопросов. Теперь позволь мне поработать.Ну ладно.Попозировав доблестно пятнадцать минут без всякого общения, я заскучала и уснула. Я знаю, что спала, потому что помню, как он мне снился, а потом я проснулась, и он был рядом и целовал меня, а его пальцы были перепачканы углем.Прикосновения его губ к моей коже были очень приятны, и я подумала, что не случится ничего страшного, если я отдамся прикосновениям и звукам, которые не входили ни в один утвержденный ЛИУК список. Так я и сделала. Мы сделали.Когда все закончилось, он поцеловал меня, встал с постели и снова начал рисовать. На этот раз он смотрел на меня иначе. По-настоящему смотрел, как будто видел нечто большее, чем просто совершенство линий. Я не могла себе представить, как будет выглядеть конечный результат. Однако я точно знала, что это не будет картина, которую кто-нибудь повесит для украшения интерьера. Глава двадцать четвертая На следующее утро по пути домой я не испытывала чувства вины. Правда, несмотря на недавний развод, я по-прежнему оставалась леди, а насколько мне известно, то, чем я занималась всю ночь, не описано ни в одной книге о правилах поведения для леди, которую мне доводилось читать.Я постаралась не думать о том, что я леди и все такое, но это оказалось довольно сложно. Когда я подъехала к гаражу, Кика, которой явно уже стало невмоготу с семьей, или семье с ней, вылетела из задней двери.По ее растрепанным волосам и ужасу на лице я поняла, что что-то не так. Правда, она едва не умерла от шока, когда получше рассмотрела мою одежду – спортивные брюки и не по размеру большую футболку, которые я позаимствовала у Сойера.– Что вы делали, мисси Уайер? Где вы были?Я не хотела думать о том, где я была, поэтому не удостоила ее ответом.Вдруг она ошеломленно воззрилась на меня:– Вы занимались сексом..– Кика!Она скрестила руки на груди:– Вам нельзя заниматься сексом, мисси Уайер.Напоминаю, я выросла в среде, где секс никогда не обсуждался. Я знала это, и моя горничная тоже. И вот она стояла передо мной с выражением глубочайшего порицания на лице.– Перестань!– Это вы перестаньте! Перестаньте заниматься сексом.Она высказала ряд соображений по-испански, ни одно из них, по обыкновению, не было лестным. Я знала, что она догадалась, с кем я была. Но я бы никогда в этом не призналась.– Кика, в самом деле! – Я резко махнула рукой. На меня снова обрушился поток нелестных испанских фраз, включающих такие слова, как «Везельвул» и «грешник». При этом она осенила меня крестным знаменем. Будто я была дьяволом.– Где я была и что делала, тебя не касается.Кика фыркнула.– Ну хорошо, – хотя было ясно, что она не имеет в виду ничего хорошего, – если вы не хотите говорить мне, где вы были, тогда расскажите об этом леди в доме.Я похолодела:– У нас гости?Я прямиком поехала в гараж, минуя подъезд к парадному входу.– Si. Она назвалась мисси Уинни.– Уиннифред Опал?Кика была явно довольна, что ей удалось поколебать мое абсолютное спокойствие.– Она самая.– В доме? В моем доме?Вероятно, в моем голосе звучали истерические нотки, что доставило Кике несказанное удовольствие.Но раз Уинни живет в «Ивах», она вполне может явиться ко мне на порог без всякого предупреждения. Она кивнула.– Теперь вы про другое запели!– Не «про другое», а «по-другому»!– Неважно. Не волнуйтесь. Кика позаботится о мисси Уайер.Я это знала. Сколько я себя помню, она выручала меня из неприятностей, правда потом я всегда вознаграждала ее за это.Когда мне было четыре с половиной года, я разбила мамину восточную вазу. При помощи какого-то суперклея Кика совершила чудо. И по сей день моя мать не догадывается, что тонкая линия не является элементом узора переплетенных виноградных лоз, нарисованного на фарфоре.Немного позже, когда мне было семь лет, произошел эпизод с сыном одной дамы из Лиги, которая пришла с визитом к нам в дом. Он предложил мне поиграть в доктора. Я никогда раньше не играла, но от предложения поиграть никогда не отказывалась. Пока наши матери пили внизу чай, я получила первый урок по мужской анатомии. Быть может, я и была наивной, но уж точно не глупой. Когда он попросил: «А теперь ты», – я заявила, что игра скучная. Вероятно, он стал бы спорить, но Кика влетела в комнату и была до глубины души шокирована (тогда я решила, что она тоже никогда прежде не видела пенис), потом поспешно натянула на «пациента» одежду и отвела вниз, как раз перед тем, как вошла моя мать в облаке духов и жемчуга.Она увидела меня, и улыбка замерла на ее губах.– Чем ты занималась, Фредерика?Я как-то сразу поняла, что мама вряд ли одобрила бы игру «в доктора».– Ничем, мама.– Где мальчик?– Какой мальчик?Она оглянулась, нахмурилась, затем пожала плечами:– Я еду в «Брайтли» на ленч. Будь хорошей девочкой.Но это было давно, а теперь Кике снова нужно было выручать меня.– Когда пришла Уиннифред? – спросила я горничную. – Объясни мне, почему ты вообще ее впустила.Оказывается, Уиннифред шагнула в дом, как только открылась дверь, заявив, что ей необходимо меня увидеть. Горничная пыталась выставить ее, говоря, что я еще не встала, но Уиннифред стала громко звать меня.Кика шикнула на нее и попросила подождать в гостиной, выиграв тем самым время. Поднимаясь наверх «позвать меня», она увидела мой «мерседес». Кика бегом спустилась по черной лестнице и через кухню вылетела мне навстречу. Теперь она вела меня в дом, настоятельно рекомендуя делать вид, будто я только что проснулась.Я не люблю проявлять эмоции, иначе бы не сдержала своего порыва, кинулась бы ей на шею и сказала, что буду любить ее вечно.Я поднялась по черной лестнице в спальню и быстро привела себя в боевую готовность.– Фреди, – сказала Уиннифред, когда я вошла в гостиную.– Уиннифред, какой сюрприз!– Я передумала.– Насчет чего?– Я дам Никки Граут рекомендацию для вступления в Лигу избранных.Мне следовало ликовать от радости – самая сложная моя задача была выполнена: набралось шесть человек, готовых оказать поддержку моей протеже, и, если не произойдет ничего катастрофического, Никки примут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42