) Ее каштановые волосы, волной ниспадавшие на плечи, были убраны назад бархатной лентой, а челка, модная в восьмидесятых годах, делала ее похожей на двенадцатилетнюю девочку.– Фреди, как приятно тебя видеть! – Ее улыбка представляла собой идеальный баланс доброты и приветливости, но, несмотря на хорошие манеры, она бросила взгляд на мою соседку, приподняла бровь, и затем добавила: – Да ведь это Никки Граут.М-да.– Пожалуйста, входите.Кэнди провела нас в гостиную. На столе стояли стаканы с холодным чаем, тарелка печенья. Я подозреваю, что у нее не было горничной, чтобы нас обслужить.Она без умолку болтала – о последнем благотворительном бале, о последнем общем собрании, о прибавлении в семействе Ванды Мейсон. Ни в одной из этих тем Никки не могла поучаствовать. Хорошая хозяйка всегда должна следить, чтобы никто из гостей не выпадал из беседы.Интересно.Я перевела разговор на погоду и общие темы. Никки, всегда шумная и разговорчивая, не могла связать двух слов. Она сидела абсолютно неподвижно, с застывшей улыбкой на лице, поставив ноги вместе и придвинув их к дивану настолько близко, насколько это было возможно. Руками она так сжала стакан, что я лишь едва различала слабый дребезжащий стук льда о стенки.Так прошло еще несколько минут. Вдруг Кэнди обернулась к ней и сказала:– Полагаю, Фреди привела тебя сюда потому, что ты хочешь вступить в Лигу.Никки была так удивлена (не говоря о том, что встревожена), что вздрогнула, пролив чай на белоснежную обивку дивана Кэнди. А диван «Сент Джон», хоть и очень элегантен, не слишком хорошо впитывает влагу.– Черт!Кэнди замерла и уставилась на Никки, которая закрыла рот рукой.– О, я извиняюсь! – прошептала Никки. Но извинений было недостаточно.Менее чем через минуту дверь накрепко захлопнулась за Никки и мною.Никки была просто не в себе:– Прости! Мне так жаль! Ты велела не браниться и даже не говорить ничего похожего, и я так старалась! И тут вдруг это. – Она практически увяла под голубым небом, с которого сияло уже начинающее припекать солнце.– Нам надо идти, – твердо сказала я.– О, Боже, мне в самом деле жаль.По дороге в «Ивы» мы молчали. Я едва махнула рукой Хуану, прежде чем проехать в ворота. Как только я припарковала машину у дома Никки, она выскочила и побежала домой.Пойти за ней, но зачем? Я даже не могла придумать какую-нибудь обнадеживающую ложь. Невозможно было загладить неприятное впечатление, произведенное Никки на Кэнди.Я предоставила ее самой себе и вернулась домой, задаваясь вопросом, что делать дальше. Все это напоминало несущийся поезд, который уже нельзя остановить. Глава восемнадцатая Вернувшись домой, я испытывала странное чувство – мне хотелось позаимствовать у Уиннифред Опал немного безумия. Да, я, мисс Мелодрама. Это кажется невероятным, но дела обстоят именно так. Похоже, все вокруг меня меняется с бешеной скоростью, и я ничего не могу с этим сделать. Как такое возможно? В моей жизни все пошло вкривь и вкось. До недавнего времени я и не подозревала, что так бывает, и уж тем более никогда с подобным не сталкивалась. Такое ощущение, будто меня выкинули из лодки на середине озера, не научив предварительно плавать.Разумеется, Фреди Уайер ни в коем случае не собирается тонуть, можете быть уверены. Если кто-то и может выплыть на берег после такого кораблекрушения, так это я. Но пока что все это барахтанье очень утомляет.Мне было и без того тошно, а тут еще позвонила мама. Я слишком устала, чтобы говорить по-французски:– Здравствуй мама.– Что случилось?– Почему каждый раз, как ты звонишь, тебе кажется, что что-то случилось?– Слышу это по твоему голосу. Хотя зачем я спрашиваю, я и так уже все знаю.Ну и ладно. Конечно, нельзя было рассчитывать, что никто так и не узнает о моем пропавшем муже. Я даже почувствовала некоторое облегчение. Наконец-то мне больше не надо будет бороться с потоком в одиночку. Однако на самом деле я представить себе не могла, каким образом моя тайна раскрылась – ведь я такие усилия прилагала, чтобы сохранить ее.– Сегодня утром мне звонила Люсиль Сэнджер. Она сказала, что, несмотря на мои предостережения, ты все еще пытаешься провести Никки Бишоп в Лигу.Исполнение приговора откладывалось.– Теперь ее зовут Никки Граут.– Как будто я этого не знаю! Вышла замуж за этого отвратительного Говарда Граута. Это просто недопустимо, что он и ему подобные живут теперь в «Ивах».– Послушай, мама...– Не вздумай его защищать! Ты что, забыла, как твой собственный муж боролся, чтобы не допустить его в «Ивы»? Что с тобой происходит, Фредерика? Умоляю тебя, скажи, что Люсиль ошибается и ты на самом деле не пытаешься протащить Никки в наши ряды. Ты прекрасно знаешь, что она человек не того сорта.– Мама, прекрати, хватит. – Я грубо оборвала ее, и это удивило нас обеих.На другом конце провода установилось молчание, и несмотря на пять миль, разделявшие нас с матерью, ее напряжение чувствовалось так, будто она стояла рядом.– Мама, прости. Но ты в самом деле относишься к Никки предвзято.– Так, значит, это правда, что ты идешь на обед к Граутам во вторник вечером?– Откуда ты знаешь о приеме?– Альберта Бентли сказала.– Она пойдет?Моя мать пренебрежительно хмыкнула.– Если Альберта идет, почему мне нельзя?– Мы обе знаем, что муж Альберты – политик, и у него нет другого выбора, кроме как посещать подобные мероприятия ради получения новых взносов.Взносов. Не денег.– Что ж, я тоже иду. – Вот так просто. – Я пообещала, что буду там, мама.Она повесила трубку.Сколько себя помню, моей жизнью управляло стремление моей матери соответствовать стандартам Лиги избранных. Я никогда не придавала большого значения тому, что до тринадцати лет я виделась с семьей отца за обедом каждое воскресенье, а бабушку и дедушку со стороны матери видела только однажды.Это случилось, когда мне было восемь лет. Я спустилась в холл и обнаружила там бедно одетую пару.Женщина осталась стоять, гордо выпрямившись, а у мужчины при моем появлении на глаза набежали слезы.– А ты, должно быть, маленькая Фредерика? – сказал он.– Да. А вы кто?Я не могла даже предположить, кто они, так как прислуга всегда приходила с черного хода, а гости – через парадную дверь, но эти двое были одеты не как гости.– Я твой дедушка.– Дедушка? – Так в семье Хилдебранд никто никого не называл.– Это твой дед, – сказала женщина.Я знала, что это не могло быть правдой.– Вы не мой дед. – Дед Хилдебранд жил в городе, и каждое воскресенье перед обедом я сидела у него в кабинете, и он рассказывал мне обо всех поколениях великих Хилдебрандов, которые жили до меня.– Я папа твоей мамы.Вот это новость. У моей мамы был отец?Нелепо, я знаю. Но моя мама не была похожа на человека, у которого есть родственники. Мне казалось, что она вполне могла появиться на свет без помощи двух родителей из плоти и крови. Как Афина, вышедшая из головы Зевса, уже взрослая, одетая в свои доспехи из жемчуга и элегантного шелка. Этот мужчина ничем не напоминал Зевса. Дед Хилдебранд и мой собственный папочка были похожи на Зевса.Пару минут спустя вслед за мной появилась Кика, уже тогда такая же дородная и казавшаяся мне очень старой, хотя ей вряд ли было больше лет, чем мне сейчас.– Сеньоры Уайер нет дома, – сказала она.– То есть как это? – удивилась я.Кика строго посмотрела на меня (одна из немногих вещей, которые могли меня успокоить – по крайней мере тогда), а потом настойчиво повторила, что моей матери нет дома.Казалось, женщина не была удивлена, но у мужчины, претендующего на роль моего дедушки, в глазах прибавилось слез. Он был плакса, и я чуть было не сказала, что ему повезло, что мамы нет дома, так как слез она не любит. Но даже тогда я сознавала, что так говорить не следует, хотя это ему помогло бы, если он хотел поладить с моей матерью.Они ушли, и я никогда их больше не видела.Лишь много лет спустя я поняла, что это действительно были родители моей матери, и она не хотела их видеть. Когда я наконец догадалась об этом, я решила, что они плохо с ней обращались, но оказалось, что все иначе. Открыла мне глаза тетя Корделия, сестра моего отца, которая славилась своей несдержанностью. Она рассказала, что моя мать стыдилась своей семьи. Когда я об этом услышала, мне впервые стало стыдно за мать.– Понятное дело, – добавила тетя, – что как бы Блайт ни изменилась, она родилась по ту сторону железнодорожных путей, и можно понять ее желание сохранить это в тайне, но отворачиваться от своей семьи...Она больше ни слова об этом не сказала, но было предельно ясно, что моя мать поступила в высшей степени нехорошо.Я часто задаюсь вопросом: если моя мать так легко выкинула собственных родителей из своей жизни, как она может настаивать на том, чтобы занимать так много места в моей?В течение нескольких следующих дней, оставшихся до приема у Граутов, я помогала Никки освоить все от приветствий (в которых она все время ошибалась) до прохода по лестнице (что я в итоге запретила ей делать, опасаясь, как бы она не сломала себе шею перед знатными жителями Уиллоу-Крика), а потом перешла к экзамену по всему, чему я попыталась ее научить.Пользуясь схемами и таблицами, мы повторили расстановку столовых приборов и размещение гостей согласно этикету, варианты меню и темы для беседы. Если бы я была директором школы, ее бы оставили на второй год.К несчастью, приглашения уже были разосланы, и указанная в них дата неумолимо надвигалась на нас. С одной стороны, я мечтала о том, чтобы у меня вдруг возникли неотложные дела в Далласе, а с другой – тщательно продумывала наряд. Мой переставший вдруг быть геем художник ответил на приглашение согласием.Как мне не стыдно.Я вполне невинно разузнала о Сойере, когда Никки рассказывала мне о будущих гостях. Мы работали над рассадкой гостей, и угадайте, с кем рядом было решено посадить художника? Со мной! Не то чтоб у меня было намерение пофлиртовать. Я не флиртую, во всяком случае с мужчинами, которые предпочитают женщин. Не будем также забывать, что я все еще замужем. Но факты таковы: мой муж неизвестно где тратит мои деньги, будто он арабский шейх и у него на заднем дворе бьет нефтяной фонтан.День приема начался с ослепительно голубого неба. Было тепло, но не жарко – идеальная погода для вечеринки.Я с особой тщательностью оделась – блузка из белой воздушной органзы с высоким воротником и жемчужными пуговицами поверх скромной и совершенно пристойной комбинации, заправленная в черную шелковую юбку до щиколоток. Я надела черные сатиновые лодочки с маленькими алмазными пряжками. Волосы я собрала в элегантный французский узел.Придя за полчаса до начала во дворец Граутов, я застала его обитателей в панике. Всегда невозмутимый Говард был взвинчен, его румяное лицо просто пылало.– Она сошла с ума, точно тебе говорю. Тронулась.– Что случилось?– Она раскидала одежду по всей комнате, перемерила все, что есть во всем Техасе...– Но мы же купили ей одежду для сегодняшнего вечера.– Вот и скажи ей это. Она кричит, что не выйдет к людям в этих старомодных тряпках.Совмещение образов акулы юриста и ранимого мужа привело меня в замешательство. Только это могло послужить причиной того, что я, сама того не ожидая, задала вопрос, который крутился у меня в голове:– Объясни мне, почему ты хочешь, чтобы Никки взяли в Лигу, если ты не очень-то жалуешь светских женщин и уж точно плевать хотел на пристойное поведение?Секунду он смотрел на меня.– Просто потому, – растерянно проворчал он.– Так почему же? – нетерпеливо спросила я. Он взвыл:– Будь все проклято! Да потому, что я пообещал себе, когда женился, что дам ей все, чего у нее никогда не было. Большой дом. Много одежды. Дорогие украшения.– Ты сделал это.– Да, я знаю. – Он замялся и с тоской поднял глаза к потолку. – Но я не смог дать ей друзей.Да уж, это точно был не тот ответ, которого я ожидала.– Ты думаешь, их тоже можно купить? – недоверчиво спросила я.Ему это не понравилось, но он не сдавался:– Я хочу, чтобы Никки вписалась в общество. Но ей всегда кажется, что она недостаточно хороша. И я схожу с ума, потому что это неправда! Она самый чудный человек, которого мне доводилось видеть. Черт возьми, она моя жена, не так ли?Пару секунд он улыбался и кивал головой, но потом снова собрался с мыслями. К этому моменту его ранимость исчезла, и на смену ей пришла решимость.– Я знаю, что если только ей удастся попасть в ваше дурацкое общество светских дам, они мгновенно влюбятся в нее. Они будут в очередь выстраиваться, чтобы подружиться с ней. Возможно, это ей наконец докажет, что она не хуже других. И если единственный способ заставить людей встретиться с ней – это заключить с тобой сделку, чтобы ты провела ее в Лигу, пусть так и будет.Я отшатнулась. Одновременно я почувствовала:а) обиду за то, что меня и моих подруг назвали «дурацким обществом светских дам»;б) досаду оттого, что соглашение, которое я с ним заключила, выглядит так... грубо, если называть все своими именами;в) неожиданное волнение при мысли о том, на что он готов пойти, чтобы сделать свою жену счастливой.Не будучи в восторге ни от одного из этих чувств, я подобрала подол юбки и побежала (слишком быстро) по лестнице в спальню Никки.Я обнаружила ее стоящей посреди моря тафты, разных леопардовых тряпок, перьев и бог знает чего еще. Среди этого яркого барахла не было ни единой «сдержанной» вещи.– Никки, что случилось?Она обернулась ко мне. Макияж ее поплыл.– Они возненавидят меня, так же как Кэнди и Мисти, Оливия и все остальные!Думаю, именно в этот момент я и поняла, что мне не все равно. Я не позволяла этой мысли просочиться сквозь мою обычную сдержанность, потому что на самом деле не хотела испытывать по отношению к ней ничего помимо чувства долга. Но это случилось. Она выглядела такой обиженной и испуганной – такой, как во время школьного ленча, когда я не стала ее защищать.Я подошла и взяла ее за руки:– Они полюбят тебя.– Тебе легко говорить...– Да, но теперь ты знаешь, что надо делать, чтобы вписаться в их компанию. Теперь ты знаешь.– Как ты можешь так говорить? Я не усвоила ничего из того, чему ты пыталась меня научить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42