— Клей был старше, а Винтер — моложе меня.
Сказав это, саксонка замолчала, и Максен с нетерпением ждал продолжения рассказа.
— Знаешь, Винтеру исполнилось только пятнадцать, когда он отправился к Гастингсу, — заговорила Райна, и в голосе ее слышалась боль. Казалось, она больше не сможет говорить, но вот опять зазвучали ее слова:
— Я родилась в хижине, где была одна комната. Все, что я имела — собственная соломенная подстилка, но этого мне вполне хватало. Моя мать и я занимались хозяйством, работали в поле и обшивали лорда и леди Харволфсонов. Голос ее опять прервался.
— Мы с Клеем часто ссорились, но мать знала, как успокоить нас, а отец обращал наши ссоры в шутку. Знаешь, мы были счастливы.
Она вздохнула:
— Нам было хорошо.
Максен рос в огромном замке. Отец встречался с ним, когда учил обращаться с оружием и готовил в рыцари. Сейчас он позавидовал Райне.
— А Эдвин? — не удержался норманн. — Как получилось, что вы стали женихом и невестой?
— Он не был старшим сыном, но и его ждало прекрасное будущее: ему прочили в жены единственную дочь северного барона — наследницу немалого состояния. Харволфсон оставил двор короля Эдварда, приехал в Этчевери, чтобы сыграть свадьбу, но тут узнал, что его невеста умерла от лихорадки.
— Что дальше?
— Мне и прежде доводилось видеть его, но я никогда с ним не разговаривала. Я стирала гобелены в реке, когда на берегу появился Харволфсон. Я хотела уйти, оставив его наедине со своим горем, но юноша попросил остаться. Он начал говорить о своей нареченной, которую никогда в глаза не видел, но теперь оплакивал. Особенно Эдвин сокрушался о сыне, которого надеялся нажить через год. Выстирав, наконец, гобелены, я попросила разрешения уйти, но он удержал меня, усадил рядом, и я побоялась возражать сыну хозяина. Прошел какой-нибудь час, и мы уже надрывали животы от смеха, подшучивая друг над другом. «Хорошие друзья», — подумала я тогда. «Моя жена», — решил он и сказал мне об этом в тот же день. Конечно, я не приняла всерьез его слова, но на следующее утро его отец пришел к моему с брачным соглашением.
Максен предпочел бы испытывать какое угодно чувство, только не ревность, однако именно она впилась в сердце леденящими коготками:
— А ты хотела выйти за него замуж?
Будто бы почувствовав его состояние, Райна поспешила успокоить:
— Максен, Эдвин сильно изменился, но хорошее и доброе, что осталось в нем, спрятано где-то в глубине души. Потеря того, кого ты когда-то любил, переносится очень трудно.
Увы! Слова девушки произвели на Максена совсем другое впечатление.
— Так ты хотела выйти за него замуж? — вновь, еще более настойчиво, спросил он.
Саксонка, помедлив, пожала плечами:
— Он такой же мужчина, как и все. Мне он нравился.
— Почему вы не поженились сразу?
— Так бы оно и было, но не успел мой отец принять условия соглашения, как Эдвина вызвали в Лондон — умер король Эдвард, А затем король Гарольд…
Все, что произошло тогда, Максен знал. Правление Гарольда, длившееся не более десяти месяцев, сопровождалось раздорами, которые и привели в конце концов к поражению при Гастингсе.
— Твой отец и братья встали на сторону Гарольда, — произнес рыцарь, знавший об этом со слов Гая.
Девушка, вздохнув, кивнула:
— Они и отец Эдвина участвовали в битве.
— А мать и ты?
— Мы остались дома.
— Что произошло, Райна?
— Максен… я… я не…
Он почувствовал приближение взрыва, но настаивал на продолжении:
— Пришли норманны, да?
Райна собралась с духом:
— За несколько дней до битвы они заняли нашу деревню.
— А дальше?
— А мы сопротивлялись. Их было намного больше, чем нас. А мы — это «войско» женщин, стариков и детей. Подавив бунт, они грабили, насиловали, убивали, поджигали дома.
— Как тебе удалось спастись?
— Мы с матерью спрятались в конюшне, но норманны подожгли и ее.
Девушка задрожала и прошептала:
— Только я спаслась.
Максен прижал ее к себе, и она положила голову ему на грудь.
— А мать?
— Она была со мной рядом, когда рухнула крыша. Огонь сжег мои юбки, а вот мама… Я пыталась добраться до нее, вытащить из-под обломков, но пламя обжигало мне лицо и руки. Тут появились норманны…
Райна всхлипнула:
— Я до сих пор слышу крики матери. А я убежала в лес.
Пендери ощутил влагу на своем плече — Райна плакала.
— И все же они тебя не догнали.
— Да, в этом мне повезло, — голос у нее прерывался, она боялась разрыдаться. — Днем и ночью я молилась, чтобы вернулись отец и братья, но они, как и многие другие, остались на поле брани.
Может, он лишил жизни кого-нибудь из ее родных? Но тут же Максен эту мысль отбросил. Райна разразилась рыданиями, уткнувшись в его грудь. Что с ней делать? Раньше он, сталкиваясь с женскими слезами, просто поворачивался и уходил. Максен обнял ее и начал нашептывать ласковые, бессвязные, успокоительные слова. Прежде он и не догадывался, что способен на такое, да и девушка не ожидала ничего подобного.
Сколько это длилось, Пендери не знал, но, наконец, рыдания стихли.
— Все будет хорошо, Райна, — норманн ласково гладил ее по голове, словно ребенка, — клянусь, все будет хорошо.
Проснулась Райна от того, что на нее навалилась какая-то тяжесть. Это были ноги Максена. Открыв тяжелые веки, которые саднило от слез, она взглянула на него — он спал, измученный бессонной ночью. Не раз его тревожные всхлипы будили ее. Сон был недолгим и тяжелым, но все равно надо вставать и приниматься за дело.
Осторожно выбравшись из объятий Пендери, опустив ноги на ковер, она встала и обошла кровать. На полу валялась ее и его одежда, сброшенная ночью.
Встряхнув головой, Райна подняла и положила одежду на постель. Не успела она надеть рубаху, как услышала звук шагов, подбежала к ширме и выглянула в зал.
Кристоф, заметив ее, остановился. Выплеснулась вода из ведра, которое он нес. Озабоченное его лицо осветилось улыбкой. Юноша поспешил к ней. Девушка прижала к груди рубашку и спряталась за ширму. В воде, которую он нес, плавали лепестки роз.
— Это мне? — спросила она, боясь услышать что-то обидное.
— Я подумал, что вам пригодится, — тихо ответил он.
Не глядя ему в глаза, саксонка опустила руку в воду:
— Хм, она еще теплая.
— Как вы?
Девушка, наконец, подняла на него глаза:
— Хорошо.
— Я слышал…
— Знаю, — перебила его Райна, залившись краской стыда. Ясно, что все в зале слышали крик страсти, сорвавшийся с ее губ прошлой ночью.
— Я слышал, как ты плакала. Максен сделал тебе больно? Если это так…
— Нет, Кристоф, я плакала по другой причине.
— Не понимаю.
Она не хотела ворошить былое, но нужно что-то объяснить юноше:
— Я вспоминала свое прошлое.
Кристоф знал о гибели ее семьи.
— Вы рассказали Максену? — изумленно спросил он, высоко подняв брови.
Она кивнула.
— И он утешил меня.
— Верится с трудом.
— Мне тоже.
Кристоф задумался, подав девушке ведро, и отступил в сторону:
— Вряд ли мой брат станет извиняться за свое вчерашнее поведение. Поэтому примите мои извинения. Это не должно было случиться!
— Не надо никаких извинений, Кристоф. Максен лишь взял то, что ему я предложила.
Юноша смутился.
— Надо бы получше все объяснить, но я не могу. Я сама не все понимаю.
А вот Кристоф понял:
— Вы любите его?
Теперь Райна выплеснула воду из ведра. На этот раз пострадали не половики, а ее рубашка.
— Я… — она не могла лгать ему, но признаваться в своих чувствах тоже не хотела.
— Нет, не надо отвечать.
Он понял чувства, теснившиеся в ее душе, как и то, что девушка догадалась об этом. Саксонка не стала отрицать свою любовь, хотя сперва и намеривалась. В их дружбе никогда не было лжи, а теперь она, похоже, появилась.
— Я ухожу, — произнес юноша и, прихрамывая, пошел прочь.
Убедившись, что Максен все еще спит, Райна подошла к сундуку и поставила на него ведро.
«Я не буду плакать, — твердила она, глядя на воду с плавающими лепестками. — Я прощаюсь со слезами».
Глава 21
Чудесный запах роз напоминал минувшее лето. Прошлым летом он гулял по монастырскому саду, пытаясь вытеснить мучившие его воспоминания запахом опавших лепестков. Но и лепестки напоминали ему о крови, которой обагрил он по локоть свои руки.
Максен, с трудом подняв свои веки, смотрел на кровать, на свое обнаженное тело, на хрупкие ее плечи, на разметавшиеся по ним волосы. Райна. Как ей удалось встать с постели, не разбудив его. А ведь он просыпался обычно от малейшего шороха. Да и как иначе, если рыцарь собирался дожить до почтенного возраста.
Сев на постели, он наблюдал, как девушка, опустив полотенце в воду, (розовую воду — догадался он по запаху, разбудившему его) наклонилась, обтирая тело. Пендери ощущал нестерпимую сухость во рту, такую, что язык словно прилип к небу, но он молчал, не мешая мыться Райне.
Она отложила полотенце и, повернувшись, потянулась за рубашкой, открыв его взору грудь с розовыми сосками.
Он вздохнул.
Должно быть, Райна услышала его, так как прижала рубашку к груди. Ее глаза, опухшие от слез, широко открылись.
— Я не хотела разбудить тебя, — извинялась она.
— Ты и не разбудила, — буркнул он.
Ему хотелось убрать рубашку, прижатую к ее груди.
Она повернулась к нему спиной и стала одеваться. Встав, потянулась за верхним платьем.
— Не надо, — подал голос Пендери.
Девушка помедлила, затем опустила руку, но не повернулась, хотя он молча просил ее сделать это. Затянувшееся молчание нарушил Максен, встав с постели. Подойдя к Райне, норманн опустил руки ей на плечи:
— Теперь ты моя.
«Значит, одной ночи ему мало? Он сделает меня обычной любовницей? — Райна положила руку на живот. — Скоро он увеличится от ребенка Максена, ребенка без имени, незаконнорожденного. Нет, этому не бывать! Но как обезопасить себя?».
Когда Пендери повернул ее к себе, она отвела руку от живота, сцепила пальцы.
— Что случилось? — участливо спросил он, глядя на ее влажную спереди рубашку.
Опустив глаза, она увидела напряженные соски, упиравшиеся в тонкую ткань, и поспешно оттянула ее.
— Неуклюжая я, облилась водой.
— Кристоф? Это он принес ее тебе?
— Он.
— Какой заботливый, — удивленно буркнул Максен.
— Он хотел как лучше…
— Конечно, — резко оборвал ее Пендери и спросил: — Как ты себя чувствуешь?
Девушка поняла, что норманн имеет в виду.
— Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.
— Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.
— Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.
Рыцарь добавил.
— И теперь еще Эдвин.
Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.
— Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.
Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.
— Я рад.
Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.
— Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.
— Но я же должна разливать эль за завтраком и…
— Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.
Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.
— Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.
— Потому что мы стали любовниками? — досказал за нее Максен.
Ладно, хоть не назвал ее любовницей.
— Я не хочу, чтобы ко мне относились иначе, чем к другим, — упрямо продолжала саксонка.
Пендери уперся руками в бедра и потемневшими глазами взглянул на девушку:
— Но к тебе будут относиться по-другому. Сегодня не то, что вчера, все изменилось.
— Я не собираюсь прятаться из-за того, что случилось.
— Я и не прошу.
— Ты же велел мне оставаться здесь.
— До тех пор, пока я не пошлю за тобой.
— А когда это будет?
Он вздохнул:
— Наверно, днем.
Райна не могла остановиться:
— И тогда я опять возьмусь за кувшин?
— Я уже говорил, ты больше не будешь прислуживать за столом.
— Что было плохо вчера, то плохо и сегодня.
Максен начал терять терпение и сжал губы:
— Я не стану отвечать на твой вопрос, Райна, и ты знаешь почему.
— Объясни.
— Я уже сделал все, — и, не сдержавшись, добавил: — Я приковывал тебя цепями раньше, Райна, и если понадобится, я сделаю это снова.
Саксонка хотела ответить резкостью, но промолчала.
— Хорошо, — бросил Пендери и вышел из комнаты.
Застонав, она швырнула туфлю и, сделав несколько кругов по комнате, словно загнанный в клетку зверь, упала в кресло.
— Ты еще не выиграл, Максен Пендери, — пробормотала она.
«Ты тоже», — напомнил ей внутренний голос.
— А у тебя я не спрашиваю, — вслух произнесла девушка и покраснела — надо же, разговаривает сама с собой!
Днем за ней пришел сэр Гай. Оттолкнув под носы с едой, принесенные Лусиллой, Райна поднялась и молча пошла за Торкво в зал, где на помосте восседал Максен в окружении рыцарей высокого ранга.
У стены, слева и справа от него, стояли другие, не столь именитые норманны, а за ними — вооруженные стражники. У очага сгорбился Кристоф, и в глазах его отражались тревога и ожидание.
Несмотря на скверное настроение, Райна все же с любопытством глядела на странное собрание, ощущая на себе взгляды всех присутствующих.
— Райна, подойди и стань рядом, — попросил Пендери, когда она приблизилась к помосту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41