светильник в ванную комнату
По фасаду шел тяжелый карниз, поддерживаемый консолями, придающими зданию, по мнению Касси, вид царственной простоты. Две огромные колонны поднимались над мраморным крыльцом, и позднее солнце отражалось в бесчисленных окнах мириадами огней.
Дом так отличался от обветренных серых камней Хемпхилл-Холла, где лишь немногие самые жизнелюбивые растения не погибали под неукротимыми ветрами, дувшими с Ла-Манша, а тяжелый запах соли перебивал ароматы цветов.
— Тебе нравится вилла, Кассандра? Девушка промолчала, и граф с улыбкой продолжал:
— Впрочем, можешь не отвечать. Здесь, конечно, совсем не так, как в Англии. Видишь, мое скромное жилище построено у подножия горы, и сады поднимаются террасами высоко вверх. — Он глубоко вздохнул:
— А такого сладостного запаха нигде в мире больше не найдешь.
Касси, по-прежнему молча, кивнула и позволила Скарджиллу помочь ей выйти из ландо. В высоком готическом портале появились мужчина и женщина, одетые в черное. Мужчина оказался широкоплечим, почти квадратным коротышкой, женщина — высокой, тощей, с лицом, загоревшим до черноты. Полные губы были растянуты в тонкую линию. Она напомнила девушке пуританку, чей портрет Касси видела в доме соседей, в Эссексе. Пока граф приветствовал их по-итальянски, девушка неловко ежилась под пристальными взглядами, сознавая, что ее внимательно изучают.
— Дорогая, — промолвил граф, выводя Касси вперед, — познакомься — это Марина и Паоло, ведущие все хозяйство на вилле в моем присутствии и во время всех отлучек. А это синьорина Броум.
Назвав ее “синьориной”, граф подчеркнул, что его спутница незамужем, и Касси поздоровалась, выговаривая слова с сильным акцентом, и ощутила, как щекам стало жарко при виде широко распахнутых глаз служанки. В эту минуту, однако, ее занимала только одна безумная мысль — не болит ли у Марины голова от слишком туго забранных в пучок волос?
— Добро пожаловать, синьорина, — сухо процедила женщина, отводя взгляд. Касси хотелось завопить, крикнуть, что их хозяин похитил ее и против воли вынудил оказаться здесь. Девушка с горечью подумала, что, возможно, ей придется выносить несправедливое осуждение его слуг.
Граф повел ее в огромный прямоугольный вестибюль, пол которого был покрыт черно-белыми мраморными плитками, выложенными треугольным рисунком. В дальнем конце виднелась величественная лестница резного дуба, которая резко сворачивала у площадки второго этажа. Воздух наполнял тяжелый сладкий аромат цветов, расставленных вдоль стен в дорогих вазах на изящных позолоченных столиках.
— Это мои бесценные бельгийские гобелены, на которых изображена история Александра Великого, — пояснил граф, показывая на цветные драпировки, занимавшие целую стену вестибюля от пола до потолка.
— А это ваши итальянские предки? — спросила Касси, подойдя к портретам, закрывающим другую стену.
— Да. Семья Парезе насчитывает множество поколений. Ты увидишь их изображения повсюду. Однако этот джентльмен — англичанин. Мой отец, третий граф Клер. Портрет написали, когда я был совсем маленьким.
Голос графа смягчился, и девушка внимательнее присмотрелась к осанистому мужчине, в темно-карих глазах которого сверкали веселые искорки. Третий граф Клер казался уверенным, излучал чисто мужские энергию и обаяние.., совсем, как сын. Сколько раз она замечала тот же надменный поворот головы, такую же деспотично-упрямую линию подбородка!
— Вы очень похожи, — решила она. — А где ваша мать?
Граф небрежно кивнул на портрет женщины лет тридцати. Из выреза черного платья поднимались белоснежные плечи. Да, она была прекрасна, но показалась Касси холодной и высокомерной.
— У вас ее глаза, — выдохнула она, удивляясь тому, как резко говорит Энтони о матери.
— Надеюсь, это единственная черта, унаследованная от нее.
Касси вопросительно склонила голову. Но граф пожал плечами и сказал только:
— Ее никак не назовешь заботливой матерью. Она была равнодушна и ко мне, и к отцу. После его смерти почти сразу же вышла замуж. Даже не выждала положенного приличиями года. Ее сын, мой сводный брат, вероятно, скоро навестит нас. Он довольно привлекательный малый, очаровательный и галантный, с неотразимыми манерами, хотя наделен несчастным пристрастием к дорогим кричащим нарядам.
Касси встрепенулась — он никогда не упоминал о брате. Но прежде чем она успела подробнее расспросить Энтони, тот велел:
— Пойдем наверх, и я покажу тебе нашу комнату. Касси сжалась при бесцеремонном упоминании об их близости и, словно застыв, начала машинально подниматься по широкой лестнице. Она почти не слушала графа, объяснявшего ей содержание разноцветных фресок на белых стенах и показывавшего на портреты предков Парезе, нескончаемой цепочкой тянувшиеся вдоль лестницы. Блестящие дубовые ступеньки поглощали звук шагов. Девушка сухо улыбнулась, припомнив, как стонали половицы в Хемпхилл-Холле, стоило лишь едва надавить на них.
Остановившись на верхней площадке, граф обратился к Скарджиллу, о чем-то тихо говорившему внизу с Мариной и Паоло.
— Скарджилл, принесешь вещи наверх.
— Будет исполнено, милорд, — кивнул камердинер и вновь принялся что-то резко втолковывать женщине. Касси поняла, что он рассержен, хотя не смогла разобрать слов.
— Если я не ошибаюсь, — хмыкнул Энтони, — Скарджилл читает нотации Марине за то, что она осмелилась выказать тебе свое неодобрение. Он, вне всякого сомнения, разъясняет, что ты почетная гостья на вилле, а не любовница, привезенная с целью ублажать мои распутные прихоти. — Энтони погладил ее по онемевшему плечу. — Скажу лишь, сага, что если ты согласишься стать моей женой, она немедленно оттает и не будет знать, чем тебе угодить.
— Идите к дьяволу, милорд!
Граф, покачав головой, задумчиво произнес:
— Хорошо еще, что Марина не говорит по-английски, иначе пришла бы в ужас от столь не подобающих даме выражений.
Касси пренебрежительно фыркнула и поспешно зашагала по широкому коридору, устланному темно-синим, в маленьких белых кружочках ковром.
Они миновали множество закрытых дверей, по-видимому, спален, и Касси предпочла бы любую, избегая делить комнату с графом. Он помедлил перед широкими двойными дверями, повернул ручку из слоновой кости и торжественно объявил:
— Наша спальня, дорогая, и моя любимая комната на вилле.
Она прошла мимо него в пугающе-огромную комнату, по размерам скорее похожую на бальную залу. На белоснежных оштукатуренных стенах почти не было портретов, и от этого комната казалась еще просторнее. Окна закрывали занавеси из золотистой парчи. В противоположных концах возвышались белые мраморные камины, украшенные лепными фруктами и крылатыми херувимчиками. На дубовом полу были разбросаны несколько ярких ковриков разных цветов и рисунков. В глубине виднелась арка, и, приблизившись к ней, девушка поняла, что комната еще больше, чем представлялось, и в форме буквы L.
Касси повернулась к графу, пристально наблюдавшему за ней.
— Великолепная комната, милорд, — призналась она и вопросительно взглянула на тяжелые парчовые занавеси.
— Теперь ты увидишь, почему эта спальня — моя любимая.
Он подошел к гардинам и потянул за бархатный шнур. Золотистая парча раздвинулась, открывая высокие окна от пола до потолка, занимавшие всю стену и выходившие на террасы сада, утопавшего в экзотических цветах, засаженного деревьями, обвитыми густым плющом. К северу расстилались зеленые холмы, устремленные вершинами в небо. Касси прошла через арочный портал и, едва не охнув от изумления, вовремя прикрыла рот рукой. К югу раскинулась Генуя, и даже отсюда Касси была потрясена величием этого древнего города. Средиземное море сверкало и переливалось на полуденном солнце, высокие мачты кораблей чуть подпрыгивали на волнах.
Граф неожиданно повернул защелку, и окно превратилось в дверь, ведущую на узкий длинный балкон. Белые каменные перила совершенно исчезали под цветочными ящиками. В воздухе разливался пьянящий аромат белых и розовых гвоздик, ослепительно белоснежных камелий, жасмина и даже цветов апельсина и олеандра — невысокие деревца стояли в керамических горшках по обоим концам балкона.
Касси перегнулась через перила, чтобы полюбоваться мраморными статуями в греческом стиле, окруженными апельсиновыми и миртовыми деревцами. Слышался мелодичный перезвон воды, играющей в древнем фонтане — огромной чаше, увитой плющом. Над чашей стояла статуя мальчика с кувшином на плечах, из которого лилась бесконечная прозрачная струйка.
— Как прекрасно! — вздохнула Касси. — В жизни не видела ничего чудеснее. Словно в сказку попала.
— Да, — тихо согласился Энтони, облокотившись на перила. — Если бы не куда более строгие обычаи и законы, которые царят в Генуе, я и не подумал бы скучать по Англии.
Касси вопросительно подняла брови.
— Видишь ли, — пояснил граф, — генуэзцы — люди бережливые и крайне экономные. Те туалеты, что я накупил тебе, сочтут безумным мотовством и решат, что я кичусь своим богатством. И если я часто ношу черное, то лишь потому, что когда я в таком наряде, мои генуэзские приятели относятся ко мне как к своему, а не как к чужаку-аристократу. — Он с сожалением покачал головой и добавил:
— Есть только одна вещь, которую, генуэзцы не считают непозволительной роскошью, и это парик.
— Но я никогда не видела вас в парике, — возразила Касси, невольно улыбаясь.
— Верно, и не увидите. Но генуэзцы обожают их, причем выбирают самые причудливые создания куаферского искусства. В начале нашего века дож наложил запрет на парики, но, как ты сама убедилась, на всех портретах этого периода мои предки красуются в париках. По-моему, даже существует закон, но и тогда и сейчас его нарушали и нарушают. Представь себе, в Генуе куда больше цирюлен, чем кафе.
— Мой отец тоже всегда носил парик, — вспомнила Касси, — белый, с маленькими толстыми букольками над ушами.
— Припоминаю, — улыбнулся граф и, подхватив Касси под руку, увлек ее в глубь спальни. — Вот эта дверь ведет в гардеробные, — продолжал он и уже хотел подойти ближе, но тут заметил, что Касси не сводит глаз со стоящей на возвышении гигантской кровати с четырьмя резными столбиками, на которых резвились пухленькие голые херувимчики. — Величественное зрелище, правда? — шутливо осведомился он. — Мой отец очень ее любил. По сравнению с ней ложе на “Кассандре” кажется жалким топчаном.
Касси подумала, что человек пять действительно могут расположиться на этой кровати, и еще останется место. Она тоскливо вздохнула:
— Но, милорд, на вилле, конечно, есть немало свободных спален. Я предпочла бы иметь собственные покои, если вы не возражаете.
— Нет, — ответил граф с улыбкой, но весьма категорично. — Разве я не достаточно ясно дал понять, что мы будем жить, как муж и жена?
— Но ваши слуги.., посетители… Касси смущенно замолчала.
— Возможно, их неодобрение ускорит ваше превращение из La Signorina в La Signora и La Contessa .
— Мне все равно, что подумают эти.., иностранцы! Энтони хотел было справедливо указать, что Касси из чистого упрямства противоречит сама себе, но ему помешало появление Скарджилла, нагруженного саквояжами. Бедняга тяжело дышал, и Касси немедленно набросилась на графа:
— Где же ваши другие слуги, о благороднейший из благородных?! Неужто несчастный Скарджилл обязан делать всю работу?!
— Паоло отправился проследить, чтобы ландо вернули: как я уже сказал, генуэзские аристократы — народ бережливый. Паоло и Марина занимаются хозяйством и конюшнями. Скарджилл — мой камердинер, и я прикажу Марине прислать одну из ее многочисленных родственниц — без горничной тебе не обойтись. Однако сады требуют гораздо большего ухода, нежели мы, простые смертные. В свое время ты познакомишься с Марко, отцом Сорделло, и его тремя помощниками.
— Вы что-то побледнели, милорд, — заметил Скарджилл, пристально вглядываясь в лицо графа. — Вам следует больше отдыхать.
Граф не мог не согласиться со столь разумным заявлением. Плечо нестерпимо ныло, и он повернулся к Касси, по-прежнему не сводившей глаз с широкой кровати.
— Кассандра, не хочешь отдохнуть со мной перед ужином? Кровать достаточно просторна, чтобы ты смогла отодвинуться от меня как можно дальше.
Заметив, как гневно вспыхнули ее глаза, Скарджилл поспешил вмешаться:
— Возможно, мадонна пожелает осмотреть всю виллу? Что же касается ужина, я велел Марине подать его сюда. Не хватало еще, милорд, чтобы вы бередили рану, переодеваясь к столу. Мадонна, прошу вас полюбоваться видом с балкона, пока я помогу его светлости облачиться в халат.
Увидев, что граф колеблется, Касси язвительно парировала:
— Он прав, милорд. В ваши годы нужно побольше спать, чтобы дряхлеть не слишком быстро.
Граф запрокинул голову и громко рассмеялся:
— Видишь, Скарджилл, я был прав: она не выстоит против меня в словесном поединке. Ну а теперь, дорогая, слушайся Скарджилла, если не хочешь, конечно, полюбоваться на меня обнаженного.
Девушка что-то неразборчиво пробормотала и бессильно сгорбилась.
— Мне хотелось бы побродить по саду, — наконец решила она и, дождавшись кивка графа, вышла из комнаты.
* * *
Касси нашла еще одну стеклянную дверь, в глубине виллы, и, очутившись в саду, облегченно вздохнула — по крайней мере ей не пришлось столкнуться с Мариной и выдержать пристальный неодобрительный взгляд прищуренных глаз.
Девушка бесцельно бродила по саду, время от времени останавливаясь, чтобы понюхать цветок или коснуться бархатистых лепестков. В конце концов она набрела на Марко, невысокого худощавого итальянца, загоревшего почти до черноты и похожего скорее на мавра. Он уведомил Касси, что имеет честь служить у графа старшим садовником, но не проявил к ней особого интереса и, взмахнув в знак приветствия совком, продолжал заниматься своим делом.
Касси нахмурилась, но подумала, что такое обращение вполне соответствует ее настроению — сейчас ей хотелось остаться одной. Весь этот день она провела словно во сне — приходилось то и дело напоминать себе, что она в Италии, на вилле графа, и с каждой минутой надежда на побег все больше меркла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Дом так отличался от обветренных серых камней Хемпхилл-Холла, где лишь немногие самые жизнелюбивые растения не погибали под неукротимыми ветрами, дувшими с Ла-Манша, а тяжелый запах соли перебивал ароматы цветов.
— Тебе нравится вилла, Кассандра? Девушка промолчала, и граф с улыбкой продолжал:
— Впрочем, можешь не отвечать. Здесь, конечно, совсем не так, как в Англии. Видишь, мое скромное жилище построено у подножия горы, и сады поднимаются террасами высоко вверх. — Он глубоко вздохнул:
— А такого сладостного запаха нигде в мире больше не найдешь.
Касси, по-прежнему молча, кивнула и позволила Скарджиллу помочь ей выйти из ландо. В высоком готическом портале появились мужчина и женщина, одетые в черное. Мужчина оказался широкоплечим, почти квадратным коротышкой, женщина — высокой, тощей, с лицом, загоревшим до черноты. Полные губы были растянуты в тонкую линию. Она напомнила девушке пуританку, чей портрет Касси видела в доме соседей, в Эссексе. Пока граф приветствовал их по-итальянски, девушка неловко ежилась под пристальными взглядами, сознавая, что ее внимательно изучают.
— Дорогая, — промолвил граф, выводя Касси вперед, — познакомься — это Марина и Паоло, ведущие все хозяйство на вилле в моем присутствии и во время всех отлучек. А это синьорина Броум.
Назвав ее “синьориной”, граф подчеркнул, что его спутница незамужем, и Касси поздоровалась, выговаривая слова с сильным акцентом, и ощутила, как щекам стало жарко при виде широко распахнутых глаз служанки. В эту минуту, однако, ее занимала только одна безумная мысль — не болит ли у Марины голова от слишком туго забранных в пучок волос?
— Добро пожаловать, синьорина, — сухо процедила женщина, отводя взгляд. Касси хотелось завопить, крикнуть, что их хозяин похитил ее и против воли вынудил оказаться здесь. Девушка с горечью подумала, что, возможно, ей придется выносить несправедливое осуждение его слуг.
Граф повел ее в огромный прямоугольный вестибюль, пол которого был покрыт черно-белыми мраморными плитками, выложенными треугольным рисунком. В дальнем конце виднелась величественная лестница резного дуба, которая резко сворачивала у площадки второго этажа. Воздух наполнял тяжелый сладкий аромат цветов, расставленных вдоль стен в дорогих вазах на изящных позолоченных столиках.
— Это мои бесценные бельгийские гобелены, на которых изображена история Александра Великого, — пояснил граф, показывая на цветные драпировки, занимавшие целую стену вестибюля от пола до потолка.
— А это ваши итальянские предки? — спросила Касси, подойдя к портретам, закрывающим другую стену.
— Да. Семья Парезе насчитывает множество поколений. Ты увидишь их изображения повсюду. Однако этот джентльмен — англичанин. Мой отец, третий граф Клер. Портрет написали, когда я был совсем маленьким.
Голос графа смягчился, и девушка внимательнее присмотрелась к осанистому мужчине, в темно-карих глазах которого сверкали веселые искорки. Третий граф Клер казался уверенным, излучал чисто мужские энергию и обаяние.., совсем, как сын. Сколько раз она замечала тот же надменный поворот головы, такую же деспотично-упрямую линию подбородка!
— Вы очень похожи, — решила она. — А где ваша мать?
Граф небрежно кивнул на портрет женщины лет тридцати. Из выреза черного платья поднимались белоснежные плечи. Да, она была прекрасна, но показалась Касси холодной и высокомерной.
— У вас ее глаза, — выдохнула она, удивляясь тому, как резко говорит Энтони о матери.
— Надеюсь, это единственная черта, унаследованная от нее.
Касси вопросительно склонила голову. Но граф пожал плечами и сказал только:
— Ее никак не назовешь заботливой матерью. Она была равнодушна и ко мне, и к отцу. После его смерти почти сразу же вышла замуж. Даже не выждала положенного приличиями года. Ее сын, мой сводный брат, вероятно, скоро навестит нас. Он довольно привлекательный малый, очаровательный и галантный, с неотразимыми манерами, хотя наделен несчастным пристрастием к дорогим кричащим нарядам.
Касси встрепенулась — он никогда не упоминал о брате. Но прежде чем она успела подробнее расспросить Энтони, тот велел:
— Пойдем наверх, и я покажу тебе нашу комнату. Касси сжалась при бесцеремонном упоминании об их близости и, словно застыв, начала машинально подниматься по широкой лестнице. Она почти не слушала графа, объяснявшего ей содержание разноцветных фресок на белых стенах и показывавшего на портреты предков Парезе, нескончаемой цепочкой тянувшиеся вдоль лестницы. Блестящие дубовые ступеньки поглощали звук шагов. Девушка сухо улыбнулась, припомнив, как стонали половицы в Хемпхилл-Холле, стоило лишь едва надавить на них.
Остановившись на верхней площадке, граф обратился к Скарджиллу, о чем-то тихо говорившему внизу с Мариной и Паоло.
— Скарджилл, принесешь вещи наверх.
— Будет исполнено, милорд, — кивнул камердинер и вновь принялся что-то резко втолковывать женщине. Касси поняла, что он рассержен, хотя не смогла разобрать слов.
— Если я не ошибаюсь, — хмыкнул Энтони, — Скарджилл читает нотации Марине за то, что она осмелилась выказать тебе свое неодобрение. Он, вне всякого сомнения, разъясняет, что ты почетная гостья на вилле, а не любовница, привезенная с целью ублажать мои распутные прихоти. — Энтони погладил ее по онемевшему плечу. — Скажу лишь, сага, что если ты согласишься стать моей женой, она немедленно оттает и не будет знать, чем тебе угодить.
— Идите к дьяволу, милорд!
Граф, покачав головой, задумчиво произнес:
— Хорошо еще, что Марина не говорит по-английски, иначе пришла бы в ужас от столь не подобающих даме выражений.
Касси пренебрежительно фыркнула и поспешно зашагала по широкому коридору, устланному темно-синим, в маленьких белых кружочках ковром.
Они миновали множество закрытых дверей, по-видимому, спален, и Касси предпочла бы любую, избегая делить комнату с графом. Он помедлил перед широкими двойными дверями, повернул ручку из слоновой кости и торжественно объявил:
— Наша спальня, дорогая, и моя любимая комната на вилле.
Она прошла мимо него в пугающе-огромную комнату, по размерам скорее похожую на бальную залу. На белоснежных оштукатуренных стенах почти не было портретов, и от этого комната казалась еще просторнее. Окна закрывали занавеси из золотистой парчи. В противоположных концах возвышались белые мраморные камины, украшенные лепными фруктами и крылатыми херувимчиками. На дубовом полу были разбросаны несколько ярких ковриков разных цветов и рисунков. В глубине виднелась арка, и, приблизившись к ней, девушка поняла, что комната еще больше, чем представлялось, и в форме буквы L.
Касси повернулась к графу, пристально наблюдавшему за ней.
— Великолепная комната, милорд, — призналась она и вопросительно взглянула на тяжелые парчовые занавеси.
— Теперь ты увидишь, почему эта спальня — моя любимая.
Он подошел к гардинам и потянул за бархатный шнур. Золотистая парча раздвинулась, открывая высокие окна от пола до потолка, занимавшие всю стену и выходившие на террасы сада, утопавшего в экзотических цветах, засаженного деревьями, обвитыми густым плющом. К северу расстилались зеленые холмы, устремленные вершинами в небо. Касси прошла через арочный портал и, едва не охнув от изумления, вовремя прикрыла рот рукой. К югу раскинулась Генуя, и даже отсюда Касси была потрясена величием этого древнего города. Средиземное море сверкало и переливалось на полуденном солнце, высокие мачты кораблей чуть подпрыгивали на волнах.
Граф неожиданно повернул защелку, и окно превратилось в дверь, ведущую на узкий длинный балкон. Белые каменные перила совершенно исчезали под цветочными ящиками. В воздухе разливался пьянящий аромат белых и розовых гвоздик, ослепительно белоснежных камелий, жасмина и даже цветов апельсина и олеандра — невысокие деревца стояли в керамических горшках по обоим концам балкона.
Касси перегнулась через перила, чтобы полюбоваться мраморными статуями в греческом стиле, окруженными апельсиновыми и миртовыми деревцами. Слышался мелодичный перезвон воды, играющей в древнем фонтане — огромной чаше, увитой плющом. Над чашей стояла статуя мальчика с кувшином на плечах, из которого лилась бесконечная прозрачная струйка.
— Как прекрасно! — вздохнула Касси. — В жизни не видела ничего чудеснее. Словно в сказку попала.
— Да, — тихо согласился Энтони, облокотившись на перила. — Если бы не куда более строгие обычаи и законы, которые царят в Генуе, я и не подумал бы скучать по Англии.
Касси вопросительно подняла брови.
— Видишь ли, — пояснил граф, — генуэзцы — люди бережливые и крайне экономные. Те туалеты, что я накупил тебе, сочтут безумным мотовством и решат, что я кичусь своим богатством. И если я часто ношу черное, то лишь потому, что когда я в таком наряде, мои генуэзские приятели относятся ко мне как к своему, а не как к чужаку-аристократу. — Он с сожалением покачал головой и добавил:
— Есть только одна вещь, которую, генуэзцы не считают непозволительной роскошью, и это парик.
— Но я никогда не видела вас в парике, — возразила Касси, невольно улыбаясь.
— Верно, и не увидите. Но генуэзцы обожают их, причем выбирают самые причудливые создания куаферского искусства. В начале нашего века дож наложил запрет на парики, но, как ты сама убедилась, на всех портретах этого периода мои предки красуются в париках. По-моему, даже существует закон, но и тогда и сейчас его нарушали и нарушают. Представь себе, в Генуе куда больше цирюлен, чем кафе.
— Мой отец тоже всегда носил парик, — вспомнила Касси, — белый, с маленькими толстыми букольками над ушами.
— Припоминаю, — улыбнулся граф и, подхватив Касси под руку, увлек ее в глубь спальни. — Вот эта дверь ведет в гардеробные, — продолжал он и уже хотел подойти ближе, но тут заметил, что Касси не сводит глаз со стоящей на возвышении гигантской кровати с четырьмя резными столбиками, на которых резвились пухленькие голые херувимчики. — Величественное зрелище, правда? — шутливо осведомился он. — Мой отец очень ее любил. По сравнению с ней ложе на “Кассандре” кажется жалким топчаном.
Касси подумала, что человек пять действительно могут расположиться на этой кровати, и еще останется место. Она тоскливо вздохнула:
— Но, милорд, на вилле, конечно, есть немало свободных спален. Я предпочла бы иметь собственные покои, если вы не возражаете.
— Нет, — ответил граф с улыбкой, но весьма категорично. — Разве я не достаточно ясно дал понять, что мы будем жить, как муж и жена?
— Но ваши слуги.., посетители… Касси смущенно замолчала.
— Возможно, их неодобрение ускорит ваше превращение из La Signorina в La Signora и La Contessa .
— Мне все равно, что подумают эти.., иностранцы! Энтони хотел было справедливо указать, что Касси из чистого упрямства противоречит сама себе, но ему помешало появление Скарджилла, нагруженного саквояжами. Бедняга тяжело дышал, и Касси немедленно набросилась на графа:
— Где же ваши другие слуги, о благороднейший из благородных?! Неужто несчастный Скарджилл обязан делать всю работу?!
— Паоло отправился проследить, чтобы ландо вернули: как я уже сказал, генуэзские аристократы — народ бережливый. Паоло и Марина занимаются хозяйством и конюшнями. Скарджилл — мой камердинер, и я прикажу Марине прислать одну из ее многочисленных родственниц — без горничной тебе не обойтись. Однако сады требуют гораздо большего ухода, нежели мы, простые смертные. В свое время ты познакомишься с Марко, отцом Сорделло, и его тремя помощниками.
— Вы что-то побледнели, милорд, — заметил Скарджилл, пристально вглядываясь в лицо графа. — Вам следует больше отдыхать.
Граф не мог не согласиться со столь разумным заявлением. Плечо нестерпимо ныло, и он повернулся к Касси, по-прежнему не сводившей глаз с широкой кровати.
— Кассандра, не хочешь отдохнуть со мной перед ужином? Кровать достаточно просторна, чтобы ты смогла отодвинуться от меня как можно дальше.
Заметив, как гневно вспыхнули ее глаза, Скарджилл поспешил вмешаться:
— Возможно, мадонна пожелает осмотреть всю виллу? Что же касается ужина, я велел Марине подать его сюда. Не хватало еще, милорд, чтобы вы бередили рану, переодеваясь к столу. Мадонна, прошу вас полюбоваться видом с балкона, пока я помогу его светлости облачиться в халат.
Увидев, что граф колеблется, Касси язвительно парировала:
— Он прав, милорд. В ваши годы нужно побольше спать, чтобы дряхлеть не слишком быстро.
Граф запрокинул голову и громко рассмеялся:
— Видишь, Скарджилл, я был прав: она не выстоит против меня в словесном поединке. Ну а теперь, дорогая, слушайся Скарджилла, если не хочешь, конечно, полюбоваться на меня обнаженного.
Девушка что-то неразборчиво пробормотала и бессильно сгорбилась.
— Мне хотелось бы побродить по саду, — наконец решила она и, дождавшись кивка графа, вышла из комнаты.
* * *
Касси нашла еще одну стеклянную дверь, в глубине виллы, и, очутившись в саду, облегченно вздохнула — по крайней мере ей не пришлось столкнуться с Мариной и выдержать пристальный неодобрительный взгляд прищуренных глаз.
Девушка бесцельно бродила по саду, время от времени останавливаясь, чтобы понюхать цветок или коснуться бархатистых лепестков. В конце концов она набрела на Марко, невысокого худощавого итальянца, загоревшего почти до черноты и похожего скорее на мавра. Он уведомил Касси, что имеет честь служить у графа старшим садовником, но не проявил к ней особого интереса и, взмахнув в знак приветствия совком, продолжал заниматься своим делом.
Касси нахмурилась, но подумала, что такое обращение вполне соответствует ее настроению — сейчас ей хотелось остаться одной. Весь этот день она провела словно во сне — приходилось то и дело напоминать себе, что она в Италии, на вилле графа, и с каждой минутой надежда на побег все больше меркла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52