Констанс слушала его рассеянно. В ее голове вращалась одна и та же мысль: Бертрада замужем, Бертрада замужем… Внезапно молодые женщины, собравшиеся вокруг брачного ложа, громко рассмеялись. На лестнице послышались тяжелые шаги, в комнату вошел граф Честер в сопровождении своей супруги, закутанной в меха, грубого вида сыновей и дочери.Чувствуя, что уже не держится на ногах, Констанс поискала глазами стул.Свадьба окончилась, гости покидали Морле. К вечерней службе почти никого из них не останется. Утром она сама тоже собиралась выехать в Баксборо. Но до этого времени ей надо утрясти все дела с управляющим, дворецким и констеблем, а также присутствовать на судебном разбирательстве иска ткачей. Но ведь надо и как следует отпраздновать свадьбу сестры. Да еще отослать письмо королю Генриху, как только секретарь его напишет.Констанс подвинула к себе табуретку и села. К ней опять подошел Фицджилберт. Его, видите ли, интересовало, знает ли она, какой танец сейчас в самой большой моде при лондонском дворе.«А ведь он очень красив, – подумала она, подняв глаза на него. – К тому же молод, богат и полон решимости добиться своего, даже если ему придется ждать три года». Улыбнувшись, она ответила, что не знает.
Констанс встретилась с ткачами в большом зале. Слуги разобрали и вынесли большие столы на козлах, отслужившие свое на свадебном пире, и настелили свежие тростниковые циновки. В зале уже собралась большая группа мужчин и женщин.При ее появлении они расступились. Пройдя мимо них, Констанс присела на скамью за высокий стол, рядом с Пьером де Жервилем, писарем и счетоводом. В этот день дело только слушалось, поэтому никто еще не давал присяги.Ткачи были типичными жителями южной Англии, старого Дейнло, высокими и белокурыми. Они переселились в Морле во времена ее отца, здесь они пряли и ткали прочную ткань, которая находила очень хороший сбыт в Лондоне. Но и тут ткачи держались замкнутым кланом.– Кто будет говорить от имени этих людей? – спросила Констанс.Управляющий показал на старого, плотно сбитого человека, который выступил вперед. Назвался он Торквином.Иск касался линии между землями одного из ткачей и мельника. Вперед вышли ткач Гундар Заячья Лапа, прозванный так за свою искалеченную ногу, и деревенский мельник. За их спинами стояли около тридцати ткачей, внимательно слушавшие каждое слово.Дело было решено быстро. Поселение составляло собственность замка, писарь тут же нашел и зачитал соответствующие записи в книгах. В них совершенно точно определялось, где проходит межевая линия. Гундар Заячья Лапа согласился заплатить мельнику за излишек земли, которым он пользовался. Стало быть, дело оказалось не таким уж и срочным. Констанс была в недоумении. Истцы по мелким делам обычно дожидались усадебного суда, который собирался весной, после Пасхи.– Есть еще кое-что, – сказала Констанс писарю.В зал вошел Жюльен Несклиф и занял место за дальним столом. Он улыбнулся ей. Как она и полагала, было и еще кое-что. Говоря от имени всей группы, Торквин попросил, чтобы ткачам разрешили закупать зерно на зиму в замке, тогда им не придется ездить на зерновой рынок в Рэксхеме.Она тщательно обдумала это предложение. Ткачи, как и все местные жители, были уверены, что зима будет голодной и что только она может позаботиться о них. Если они будут закупать зерно в Рэксхеме, спекулянты пустят их по миру.Констанс внимательно посмотрела на Торквина. Ткачи не пользовались симпатией вилланов. Они были ремесленниками, членами гильдии и как таковые держались обособленно. Говорили, что обычаи у них странные, что они встречаются и молятся в своих домах. В прошлом году у них были какие-то трения со священником. Наконец епископ Честерский велел объявить во всех приходских церквях, что те, кто не ходит к мессе, подлежат суровому осуждению.Было также известно, что девушки ткачей выходят замуж поздно, уже за двадцать. Странный обычай. А когда у них рождаются дети, они долго кормят их грудью и все это время отказываются спать со своими мужьями.Констанс на мгновение задумалась:– У вас есть еще какое-то прошение?В зале повисла напряженная тишина. Торквин оглянулся вокруг.– У нас кое-какие нелады с рыцарями, миледи. – Когда она удивленно вскинула брови, он добавил: – Не со всеми, миледи, только с несколькими гарнизонными рыцарями.Рыцари, которыми командовал констебль Лонспре, были не столь дисциплинированны, как рыцари Эверарда.Перегнувшись вперед, Констанс поглядела на своего управляющего.– До сих пор не было никаких неприятностей, – заверил он ее.– Пока не было, миледи. – Ткач погладил бороду. – Но что поделать, если мы соблюдаем свои традиции? У нас не принято понуждать женщин к замужеству.Управляющий негодующе фыркнул. Писарь уставился на него.– Придержи свой глупый язык! – рявкнул де Жервиль. – Леди Констанс…– Леди Констанс хочет только знать сущность нашего прошения.Она с трудом удержалась от улыбки. Ткач был явно ошеломлен: никак не ожидал такой реакции на свои слова. Все ведь хорошо помнят, как выдавали замуж ее саму.– Что вы хотели сказать? – спросила она.Он заколебался. Стоявшие позади него молодые женщины потупились. Почти все они были высокого роста, хорошо сложены. Головы они кутали в платки, оставляя лица почти закрытыми. Прекрасные жены для тех, кто любит крепких и здоровых женщин.– Мы не выдаем замуж наших женщин без свадьбы, – объяснил Торквин. – Если, конечно, не случается какое-нибудь стихийное бедствие или война. Тогда может произойти что-нибудь непредвиденное, хотя мы и молим бога, чтобы он оберегал нас от подобных случаев. – Его взгляд встретился со взглядом Констанс. – Даже если молодые рыцари сватаются к нашим девушкам, у нас не принято торговаться. И наши дочери сами решают, принять им или отклонить сделанное предложение.Пока он продолжал говорить, Констанс поняла, что рыцарь, не имеющий никакого другого имущества, кроме своего оружия, доспехов и коня, представляется общине процветающих ткачей не таким уж желанным, как можно было ожидать, женихом.– И много желающих жениться на ваших девушках? – спросила она.Он не ответил.Констанс откинулась назад. Что можно сказать этим людям? Не запретишь же рыцарям посещать деревню. Если кто-нибудь из них и заговорит о женитьбе, то скорее всего это будет просто хитрая уловка, чтобы переспать с девушкой.– Я скажу констеблю Лонспре, чтобы он запретил своим рыцарям разговаривать с вашими девушками, если они того не желают.Прежде чем Торквин успел что-либо сказать, Констанс продолжила:– Если, как вы говорите, у вас ничего не делается без согласия девушек, как они смогут удерживать рыцарей Морле на расстоянии?– Миледи, нашим девушкам угрожают. Если рыцари заговаривают с ними, а они не отвечают, то…И эту игру она тоже прекратит.– Ни один рыцарь не посмеет угрожать вашим девушкам, или же он подвергнется суровому наказанию. Обещаю вам поговорить с Лонспре.Это обещание, по-видимому, удовлетворило их. Они потянулись к двери. Как только зал опустел, управляющий повернулся к Констанс и сказал, что, если гарнизонных рыцарей подвергать строгим наказаниям из-за девушек, это может повлечь за собой открытые беспорядки.– Боже правый, – вскинулась она, – уж не хотите ли вы, чтобы я выдала им лицензии на изнасилование? Ткачи, похоже, вполне могут постоять за себя. Не хватало еще, чтобы мы находили наших рыцарей утопленными или с переломанными шеями.Когда Констанс направлялась к выходу, к ней присоединился Жюльен.– У тебя могут быть неприятности из-за всего этого, – пробормотал он.Сидя в углу зала, он стал свидетелем разбирательства.Она сверкнула на него глазами:– Гарнизонные рыцари не женятся: они бедны, как церковные мыши. Обещают жениться они, только чтобы совратить девушек.Жюльен улыбнулся.– Я имел в виду совсем не это. – Он оглянулся. – Где твой сторожевой пес?– В конюшне, вместе с моими рыцарями. Они готовятся к завтрашней поездке.Он обнял ее и поцеловал в лоб.– Завтра я буду в Несклифе. Те из нас, что победней, должны работать, и мне следует принять какие-то меры для борьбы с этой проклятой засухой. Мои сельчане собираются вырыть пруд. – Он пожал плечами. – Вопрос только, чем его заполнить. Дожди как будто позабыли о нашей земле.Констанс проводила его взглядом. Даже со спины ее сводный брат как две капли воды походил на отца. Такие же широкие плечи, такие же рыжеватые волосы, поблескивающие под поздним солнцем. Она не хотела спорить с Жюльеном. Он слышал ее торг с валлийцами, затем разбор иска, предъявленного ткачами. Вот что имел он в виду, когда говорил о грозящих неприятностях. Насколько она знала, никто не выражал недовольства по поводу того, как она управляет поместьями Морле, торгует скотом, проводит судебные разбирательства. Осуждали ее, особенно церковники, за то, что она имела несколько мужей. Даже и сейчас за ней продолжают ухаживать мужчины.Она шла по сухой траве через двор. Вот уже больше месяца нет ни одного дождя. Констанс заметила, что фургон с пленниками был передвинут к двери кухни. Сутулясь под тяжестью цепей, высокий золотоволосый мужчина стоял на коленях.Констанс направилась к фургону. При ее приближении рыцарь, в полных боевых доспехах сидевший на корточках возле фургона, вскочил и вытянулся. Пленник выглядел, пожалуй, еще хуже, чем тогда, когда она его видела. В его короткой бороде клинышком запеклись пятна крови, губы растрескались и распухли, в уголках застыли высохшие клочья пены. Кто-то связал ему руки за спиной, весь фургон был пропитан резким запахом мочи. Закутавшись с головой в шаль, валлийка пряталась в дальнем углу.– Почему им не дают воду? – спросила Констанс, не в силах видеть это отвратительное зрелище, не зная, куда деваться от запаха. – И почему на посту только один часовой?Молодой, с веснушчатым лицом рыцарь пробормотал, что его напарник, кажется, пошел за приказами к сэру Эверарду.– Пленник отказывается пить воду, миледи, ничего не ест, – сказал молодой рыцарь. – Он на чем свет стоит поносит нас, поносит Эверарда. А чуть что, начинает драться как бешеный. Прежде чем нам удалось связать ему руки за спиной, он вышвырнул все, что мы ему дали. Бросив чашку в сэра Мило, он чуть было не перебил ему переносицу. – Он взглянул на гиганта. – Все говорят, что он одержим самим дьяволом. Правда ли это, миледи?Пленник выглядел не таким свирепым, как еще недавно. Судя по его растрескавшимся губам и налитым кровью глазам, он страдал от сильной жажды. Как, вероятно, и женщина.– Не подходите к колдунье, миледи. Она очень опасная женщина. Говорят, может околдовать вас одним взглядом…– Принеси воды, – приказала Констанс. Уж о своих лошадях они позаботились бы, а ведь это живые люди. – И захвати то, чем вы их кормите.Рыцарь отправился выполнять ее поручение. Она подошла ближе, вглядываясь в избитое лицо пленника. Не будь его лицо все в синяках и ссадинах, он, пожалуй, был бы красивее даже Роберта Фицджилберта. Она заметила в углу перевернутое ведро, предназначавшееся для нечистот. Интересно, как мог бы этот пленник пользоваться им, если его руки связаны за спиной.– Подойди, – велела Констанс женщине. – Ты можешь мне помочь. – Она внимательно к ней пригляделась. – Уж за собой-то ты можешь присмотреть.Вместо ответа черноволосая женщина повернулась и молча показала связанные за спиной руки. Констанс поняла, что пленники, видимо, бунтовали и их наказали за это. А может быть, стражники просто их побаиваются. Или налицо обе причины.Молодой рыцарь вернулся с ведерком воды, большим ломтем овсяного хлеба и чашкой. Констанс хотела было велеть ему развязать руки пленника, но, заглянув в его глаза, передумала.– Дай ему напиться, – сказала она.Он встревоженно взглянул на нее.– Господи Иисусе, да приложи ты чашку к его рту.Рыцарь сунул руку в фургон и поднес край металлической чашки ко рту пленника. Он ждал, но пленник не шевелился. Стоя на коленях, закованный мужчина смотрел на нее ехидным взглядом. Стражник медленно наклонил чашку. По-прежнему не сводя с нее глаз, пленник осушил ее до дна. Затем поднял голову, раздвинул губы и изверг все содержимое чашки на Констанс.Вода попала ей прямо в лицо. Какой-то миг она могла только моргать. Рыцарь с сердитым криком бросился за кнутом. Констанс была скорее удивлена, чем обозлена. Придя в себя, вытерла лицо зеленым шелковым рукавом, отороченным куньим мехом. И тут краешком глаза заметила, что колдунья в своем углу вся скорчилась от страха.Рыцарь все же принес кнут.– Миледи…– Положи его, – выдавила она сквозь сжатые губы.Струйки воды, сбежав по ее лбу и щекам, намочили плащ и корсаж шелкового платья. Пленник наблюдал за ней насмешливо поблескивающими глазами.– Налей в чашку воды, – велела Констанс.Рыцарь хотел было что-то возразить, но она остановила его взглядом. С чашкой в руке она подошла к борту фургона и, не говоря ни слова, протянула ее внутрь. Все еще не спуская с нее глаз, пленник в цепях наклонил голову и стал жадно пить. Когда он опустошил чашку, Констанс протянула ее рыцарю, чтобы он вновь ее наполнил.Потом она подала жонглеру вторую чашку. Его голубые глаза так и сверлили ее. Она не знала, что у него на уме, но подозревала, что ничего хорошего.Передав пустую чашку рыцарю, Констанс велела ему перерезать веревки, которыми была связана женщина.– Связывайте ей руки только спереди, чтобы она могла позаботиться и о себе, и о мужчине.Констанс взяла ломоть хлеба и отломила кусок. Рыцарь принес пленнице чашку воды. Схватив чашку обеими руками, она жадно принялась пить, всхлипывая от радости. Пленник продолжал молча глядеть на нее. От него шел такой отвратительный запах, что у Констанс даже перехватило дух.Глаза пленника вновь насмешливо заблестели. Он открыл рот, видимо, собираясь разразиться каким-нибудь ругательством. Но она с быстротой молнии сунула кусок хлеба прямо ему в рот, где он и застрял между зубов.Какой-то миг Констанс наблюдала за ним. Она и сама не знала, что нашло на нее, почему она так поступила. Но за весь этот день она еще ни разу не была так довольна собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40