Я хочу, чтобы, когда я вырасту, у меня было четырнадцать детей.
– Правда? – улыбнулась Гарриет. – Неужели четырнадцать?
– У миссис Биллоуз из нашей деревни их вообще пятнадцать, представляешь? Папа говорит, что это уж, пожалуй, чересчур.
– Да, наверное, многовато…
Но Юджиния уже провалилась в сон. На губах девочки играла легкая улыбка. Возможно, ей снились четырнадцать ее будущих детей, подумала про себя Гарриет. Хорошо уже то, что теперь она, по крайней мере, не металась в жару. Но радовалась Гарриет недолго – очень скоро Юджиния снова проснулась. Девочка вся пылала – судя по всему, у нее опять поднялась температура.
– Я послал в Лондон за другим доктором, – сообщил утром, вернувшийся Джем и с тревогой заглянул в глаза дочери. – Ну, как ты, малыш?
– Мне жарко, – капризно сообщила Юджиния. Нижняя губа у нее задрожала. – Не хочу лежать в постели… Хочу выйти на воздух! Просто посидеть в снегу…
Гарриет встала с кресла, в котором просидела всю ночь, и Джем занял ее место у постели дочери. И с тех пор это повторялось каждый день.
Лихорадка, когда Юджиния пылала в жару, сменялась ознобом… и так день за днем, бесконечно. Гарриет, сидя у ее постели, пела…
Ночью всегда было намного тяжелее. Днем жар еще иногда немного спадал, давая короткую передышку, а ночью лихорадка, словно стремясь взять свое, набрасывалась на девочку с удвоенной силой.
Ночью Юджинии редко удавалось проспать больше часа. Но, даже бодрствуя, она все равно продолжала сражаться с болезнью. Голова ее моталась взад и вперед по подушке, она кричала… кричала, пока у нее не срывался голос. Когда же, наконец, Юджиния проваливалась в сон, Джем пугался еще больше – ему казалось, что дочь уже никогда не проснется.
Как-то раз Гарриет вдруг пришло в голову, что Юджиния болеет – по-настоящему болеет – уже две недели. Она, как обычно, сидела возле ее постели, выжимая намоченную в ледяной воде салфетку, которой собиралась обтереть пылающий лоб Юджинии, когда услышала за дверью голос Джема.
– Неужели вы ничего не можете сделать?! – в отчаянии бросил он приехавшему из Лондона доктору.
Вслед за этим наступило молчание.
– Бог свидетель, я бы рад… но что я могу, милорд? – донесся до Гарриет низкий мужской голос. – Мы еще так мало знаем об этом. Многие специалисты бьются над решением этой загадки, но о лихорадке, которую вызывают укусы крыс, известно, к сожалению, очень мало.
Джем похудел и исстрадался, с каждым днем мешки под глазами становились все темнее, а морщины в уголках рта – все глубже.
Теперь огромный дом напоминал склеп… и где-то в нем пряталась укусившая Юджинию крыса, та самая, из-за которой девочка пылала в жару.
Просто обычный дом, а в нем – измученный отец и умирающая на его глазах дочь.
Нестерпимо медленно тянулись дни… Прошла еще неделя.
Юджинии с каждым днем становилось все хуже – она просто таяла на глазах, а они ничего не могли с этим поделать. Ее и без того худенькое личико страшно осунулось, нос заострился, сделавшиеся огромными глаза лихорадочно блестели.
– Это не может длиться вечно, – хрипло говорил Джем. – Нужно ждать кризиса… а после него может наступить улучшение.
– Ты не можешь этого знать, – грустно прошептала Гарриет. – Этого никто не может знать наверняка…
– Доктор говорит, возможно, это произойдет в ближайшие день-два, – каким-то чужим, непохожим на собственный, голосом проговорил Джем. Голос звучал глухо, как будто издалека.
Слезы, хлынув из глаз Гарриет, жгли ей руки, от них горело лицо, горело сердце.
– Может, хочешь побыть с ней наедине? – беззвучно спросила она, подняв на него опухшие глаза.
Джем покачал головой:
– Нет. Не уходи. Побудь со мной… с нами, – поправился он.
Она осталась.
Глава 35
Прощальный поцелуй
15 марта 1784 года
Осторожно взяв на руки ставшее совсем невесомым тело девочки, Гарриет уселась в кресло-качалку.
Юджиния была так худа, что сквозь кожу просвечивали кости.
Пламя камина бросало розовые блики на измученное лицо ребенка. Эта добрая маленькая девочка с логическим складом ума прочно вошла в ее сердце.
Когда вернулся Джем, Гарриет по-прежнему тихо покачивалась в кресле – взад-вперед, взад-вперед.
Он молча застыл на пороге. Прочитав в его глазах безмолвный вопрос, Гарриет покачала головой:
– Нет… она жива…
Сквозь щели в плотных портьерах уже пробивался тусклый свет, который постепенно становился розовым.
Когда первый робкий луч солнца проник в комнату, Гарриет затаила дыхание – лицо Юджинии вдруг словно засветилось изнутри, прозрачная кожа стала перламутровой.
Она спала так крепко, что даже не шелохнулась, когда Гарриет, осторожно высвободив руку, потрогала ее лоб.
В комнату заглянул Джем – на плечи его был наброшен плед, в который он зябко кутался. Его бил озноб, внутри все заледенело до такой степени, что он сам не понимал, какая сила помогает ему передвигать ноги.
На первый взгляд все было так же, как раньше. Гарриет по-прежнему сидела в качалке у огня… только почему-то перестала раскачиваться. У Джема все похолодело внутри. Решив, что это дурной знак, он кинулся к ней. Глаза у Гарриет ввалились, темные круги, которыми они были обведены, смахивали на синяки. Волосы ее были стянуты на затылке простой лентой, несколько шелковистых завитков, выбившись из-под нее, свисали вдоль щек. Юджиния, свернувшись клубочком у нее на руках, сладко посапывала – точь-в-точь крошка ежонок в теплой родительской норке.
Джем, вздрогнув, нагнулся и повнимательнее вгляделся в лицо дочери.
Улыбка Гарриет, полная неизъяснимой прелести, бальзамом пролилась в его исстрадавшуюся душу. Он вдруг разом вспотел. От волнения его кинуло в жар – боясь поверить, он принялся судорожно сдирать с себя плед.
– Жар… – запинаясь, прошептал он, – мне кажется, немного спал?
Гарриет попыталась что-то сказать, но губы у нее вдруг задрожали, а из глаз ручьем полились слезы.
Джем потрогал губами лоб дочери – он был холодный! Юджиния открыла глаза.
– Папа, – чуть слышно прошептала она.
Джем подхватил ее на руки и крепко прижал к груди.
– Как ты себя чувствуешь? – надтреснутым голосом спросил он. От волнения в горле у него что-то пискнуло.
Юджиния устало уронила голову на плечо отца.
– Знаешь, я голодная как волк, – смущенно призналась она.
Чуть хрипловатый смешок, который издала Гарриет, был до такой степени не похож на ее обычный смех, что у Джема от жалости сжалось сердце… Он радостно засмеялся и вдруг почувствовал, что щеки у него мокрые. И только тогда догадался, что плачет.
– С тобой все будет в порядке, – прошептал он, судорожно прижимая к груди маленькое, исхудавшее тельце. – Гарриет, она скоро поправится!
Гарриет снова засмеялась.
Он повернулся к ней. Радость, переполнявшая Джема, была так велика, что ему казалось, его сердце не выдержит и вот– вот разорвется.
– Я люблю тебя, – вдруг вырвалось у него. – Ты это знаешь?
Бледные до прозрачности щеки Гарриет чуть заметно порозовели.
– О… – протянула она.
– Мы оба тебя любим – и я, и Юджиния. Ты наш Гарри… наш любимый Гарри!
Но Юджиния уже снова провалилась в сон. Осторожно опустив дочь на постель, и бережно укутав одеялом, Джем сел в качалку и притянул Гарриет к себе на колени.
Она устало уронила голову ему на плечо и затихла. Они долго сидели молча, глядя на догорающее в камине полено. Наверное, прошло не меньше часа, прежде чем он снова услышал ее голос, нежный, словно поцелуй:
– Я тоже люблю тебя, Джем.
Он стиснул ее так, что ей стало трудно дышать.
Глава 36
Игры
16 марта 1784 года
Вечером следующего дня
Джем бесшумно выскользнул из спальни Юджинии, и ноги сами понесли его в комнату Гарриет. Сердце у него пело. Кризис миновал. Юджиния чувствовала себя намного лучше.
Скоро она поправится. Доктор тоже так сказал. Опасность миновала – Юджиния будет жить.
В коридоре его нагнал спешивший куда-то мистер Эйвери.
– Игра без вас уже не та, что раньше. Нам очень вас не хватает, Стрейндж, – покачав головой, сказал он. – Кстати, как ваша дочь?
– Уже лучше. Возможно, я даже сегодня вечером составлю вам компанию.
– Кстати, вы не видели Коупа? Не знаете, он присоединится к нам сегодня вечером?
– Конечно. Можете не сомневаться.
Эйвери принял это со своей обычной невозмутимостью.
Сердце у Джема пело. Очень скоро их жизнь вновь войдет в привычную колею. Если, конечно, не считать того, что она уже никогда не будет такой, как прежде, потому что все изменилось. Вся его жизнь изменилась – ведь теперь у него есть Гарриет.
Кое-как отвязавшись от Эйвери, Джем выждал какое-то время и толкнул дверь в комнату Гарриет.
Сидя за столом, та писала что-то. Джем на цыпочках подкрался к ней сзади – в глазах его прыгали смешливые чертики. Он осторожно потянул за кончик ленты, стягивающей ее волосы, и они рассыплись по плечам.
– Я уже соскучился, – глухим от нетерпения голосом прошептал он. – Ты даже представить себе не можешь, как мне тебя не хватало!
Гарриет на мгновение застыла, наслаждаясь его близостью. Потом обернулась – на губах ее играла обольстительная улыбка.
Джем, задыхаясь, опрокинул ее на стоявшую тут же, в двух шагах от них, кровать… Он хотел любить – и одновременно видеть ее, наслаждаться ее изящным соблазнительным телом. А Гарриет… Гарриет, похоже, желала этого ничуть не меньше, чем сам Джем.
Отбросив всякий стыд, забыв о скромности, она раскинулась перед ним, обвив ногами его бедра, предлагая ему себя точно изысканное лакомство, – и Джем, не задумываясь, откликнулся на ее призыв.
Но если он рассчитывал, что она будет молчать, то здорово ошибался – возможно, другая женщина нашла бы в себе силы воздержаться от комментариев, но Гарриет не была бы Гарриет, если бы смогла держать рот на замке.
– Глубже! – облизнув губы, скомандовала она. Губы Гарриет, вишневые, чуть припухшие, сводили Джема с ума. Рывком, вонзившись в нее, он со стоном впился поцелуем в ее рот.
Когда они любили друг друга – то жадно и просто, то неспешно и изощренно, – всем существом его овладевало пронзительное, непередаваемое словами ощущение. Описать то, что он чувствовал в такие минуты, было невозможно.
Да он и не пытался. Вместо этого Джем дал Гарриет подремать несколько часов, а потом принялся осторожно тормошить ее.
– Вставай, Гарриет, – приговаривал он. – Пора просыпаться.
Гарриет, что-то проворчав, попыталась сунуть голову под подушку. Губы у нее припухли и слегка потрескались – виной этому были неистовые поцелуи, которыми осыпал ее Джем. Он вдруг почувствовал, как в нем вновь просыпается возбуждение. И, как большинство мужчин на его месте, молниеносно прикинул, что лучше – повторить все заново или подождать? Подождать, ответил он себе.
– Натягивай снова свои панталоны, – скомандовал он. – Нас ждут.
– Кто же? – сонно пробормотала она.
– Игра. Ты забыла? – проговорил Джем, поцеловав ее. – Держу пари, они уже соскучились по нас с тобой. Я дал слово, что вечером мы оба присоединимся к ним за карточным столом.
Гарриет сонно заморгала.
– Игра все еще продолжается? Без тебя?
– Конечно. А ты как думала?
– И они уверены, что сегодня ты составишь им компанию?
– Да. Они надеются, что хозяин дома и мистер Коуп вместе с ним снова примут участие в игре. Я уже сказал Поуви, чтобы оставил за нами места под номером семь и восемь. – Джем украдкой скользнул взглядом по бедрам Гарриет и с трудом подавил вздох.
Смерив его неодобрительным взглядом, Гарриет села в кровати.
– Ты хочешь сказать, что вся эта одержимая игрой толпа безумцев все еще торчит в доме? – недоверчиво переспросила она. – Неужели ты действительно дал слово, что сегодня вечером присоединишься к ним за карточным столом?
– Неужели игра тебе надоела? – вопросом на вопрос ответил Джем, вставая на ноги. – Конечно, я могу пойти и один, если тебе не хочется, но мне кажется, им здорово не хватает тебя. Впрочем, уверен, Поуви без труда найдет желающего занять кресло под номером восемь. – Джем подошел к камину. – Кстати, забыл тебе сказать… Юджиния сегодня за ужином съела два яйца!
– Чудесная новость! – улыбнулась Гарриет.
Но что-то не давало ему покоя… какая-то смутная мысль копошилась в уголке его сознания. Джем мог бы поклясться, что эти интонации хорошо ему знакомы. Впрочем, как и любому другому мужчине.
– Гарриет, – осторожно окликнул он.
Вместо ответа она решительно скрестила руки на груди.
– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что все останется так же, как было? – грозно осведомилась она.
– Ну конечно, теперь все будет по-другому, – торопливо забормотал Джем. – Я ведь люблю тебя, Гарриет. То есть, – поспешно поправился он, – я хочу сказать, я и раньше тебя любил…
– Но если ты любишь меня, то неужели не понимаешь, что так больше не может продолжаться? – в отчаянии воскликнула Гарриет.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джем, чувствуя, как вдруг похолодело сердце.
– Я не могу и дальше оставаться мистером Коупом, – вздохнула Гарриет.
– Конечно, конечно, – закивал он. – Я и сам не хочу, чтобы ты и дальше оставалась мистером Коупом. Гарриет мне куда больше по душе! Я уже думал об этом, и у меня появилась одна идея. Но для этого нам придется прикончить бедного мистера Коупа. Предположим, его экипаж перевернется, и бедняга сломает себе шею. Потом мне придется на пару дней уехать, и во время этой поездки я познакомлюсь с тобой. А после этого ты сможешь приехать сюда погостить – только уже в качестве Гарриет.
– Все не так просто, – покачала головой Гарриет.
– Почему? – удивился Джем. И, взглянув на нее, вдруг почувствовал, как в душе у него шевельнулось нехорошее предчувствие.
– Я не могу так жить, – коротко бросила Гарриет.
Джем онемел; у него было такое чувство, что ему не хватает воздуха. Страшная правда, которую он до этого гнал от себя, вдруг обрушилась на него словно удар в солнечное сплетение. Господи… как же он не догадался?! Она просто не хочет выходить замуж! А он-то, он-то… Выходит, рано радовался. Сделал ей предложение – и успокоился. Да и как сделал?.. Прокричал через дверь и решил, что этого достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39