Он потянул за ленточку на ее пеньюаре и развязал второй бантик. Затем третий и четвертый, медленно спускаясь к ее бедрам. Когда все бантики были развязаны, стянул пеньюар с ее плеч, и тот упал на пол позади нее.
Под шелковым пеньюаром у нее была такая же ночная рубашка, сквозь ткань которой он мог видеть округлости ее груди. Он осторожно кончиками пальцев обвел ее соски, и они, отвердев, четко вырисовывались под светлым шелком. Прикосновение к ним почти лишило его самообладания, но он твердо решил не поддаваться собственным желаниям. Еще рано. Сегодня не будет ничего подобного прошлому разу.
Она сжала его запястья, останавливая его.
– Йен, я ничего не устраивала для того, чтобы леди Сара увидела нас.
– Я знаю. – Он поднял голову и поцеловал Лючию.
– Откуда?
– Я говорил тебе, что всегда знаю, когда ты лжешь. Ты широко раскрываешь глаза и говоришь неправду, а потом прикусываешь губу.
Она с удивлением посмотрела на него.
– Я не делаю ничего подобного.
Он поцеловал ее в нос.
– Делаешь. И каждый раз выдаешь себя.
– Когда-нибудь, англичанин, – прошептала она, – я возьму над тобой верх.
– Черта с два, возьмешь. На чем мы остановились? – Он приложил ладони к ее грудям и выразил свое одобрение их соблазнительно пышной форме. – Ах да.
– Йен, я должна тебе что-то сказать.
Похоже, они так и будут разговаривать. Он старался не шевелиться и держать себя в узде.
– Да, Лючия?
Как и тогда в оранжерее, она положила ладони на его руки.
– Вот почему я и сделала это в оранжерее, – прошептала она. – На балу я смотрела на всех этих мужчин и думала о той ночи в карете, когда ты касался меня, и я знала, что никогда не позволю ни одному из них дотронуться до меня. – Она откинула назад голову и закрыла глаза, прижимая его руки к своей груди. – Только тебе.
Боже, она была прекрасна. Йен чувствовал, как у него сжималось сердце, становилось трудно дышать. Он глубоко вздохнул и наклонил голову. Взяв губами ее сосок, он через шелк рубашки осторожно втягивал его в рот. Она тихо ахнула и, ухватившись руками за края туалетного столика, выгнулась навстречу ему.
Не выпуская из губ соска, он другой рукой ласкал второй сосок, так медлительно и пьяняще, насколько ему позволяло его собственное, с трудом сдерживаемое, возбуждение. Она тяжело дышала, и дрожь пробегала по ее телу, а он играл с ней, наслаждаясь ее нетерпением и тихими взволнованными звуками, выдававшими охватившую ее лихорадку. Это была месть за то время, когда она сводила его с ума. И как же она была сладка!
Но это не могло продолжаться долго. Он чувствовал, как утрачивает самообладание, и понимал, что скоро потеряет власть над собой, Его руки уже лежали на ее бедрах. Комкая шелк ее рубашки, он начал тянуть ее вверх. И неожиданно ощутил сопротивление. Он почувствовал, что Лючия напряглась.
– Лючия, я хочу видеть тебя. Хочу смотреть на тебя. – Он поцеловал ее в губы. – Подними руки.
Она подняла руки, и он через голову снял с нее рубашку и отбросил в сторону. Холодок пробежал по ее обнаженному телу, и она нервно рассмеялась.
– Я не уверена, что мне хочется, чтобы эта лампа горела.
– А я в этом убежден, – сказал он, отступив, чтобы лучше видеть ее.
Она не решалась посмотреть на него, и глядела в темный угол за его спиной. Как странно, что она сейчас волнуется. Возможно, потому, что, когда она была девочкой, над ней безжалостно смеялись, но под его пристальным взглядом ей хотелось прикрыть свое обнаженное тело. Однако она лишь крепче ухватилась за край столика.
– Я очень большая, – вырвалось у нее, но по его тихой усмешке она поняла, насколько бессмысленной была эта фраза.
– Да, – согласился он. – И там, где это нужно. – Он положил руки на ее обнаженные груди, и его ладони наполнились. – Ты так хороша, – прошептал он, лаская ее. – Даже лучше, чем я представлял в своем воображении.
Глядя на его лицо, когда он смотрел на нее и ласкал ее, она с удивлением поняла, что он мысленно делал это множество раз. И нервное напряжение покинуло ее, оставив только любовь и страсть. Он снова овладел ее соском, но между ним и его губами уже не было рубашки, и наслаждение, которое она теперь испытывала, было совершенно восхитительным.
Тихие стоны вырывались из ее груди. Всю ее охватывал жар, и она не могла сдержать судорожных движений тела, требовавшего удовлетворения.
– Ласкай меня, – простонала она. – Как тогда, в карете.
Он отрицательно покачал головой и опустился на колени. Он взял ее за бедра, и, прежде чем она, опьяненная негой, поняла, что он намеревается сделать, прижался губами к завиткам волос, скрывавших ее потаенное место. Наслаждение было настолько острым, что все ее тело вздрогнуло.
– О! – Она чуть не задохнулась и сжала бедра. – О, Йен, это нехорошо!
Он тихо засмеялся, прижимаясь к ней, и по ее телу пробежала дрожь. Его пальцы проскользнули между ее бедрами, раздвигая их. Он снова поцеловал ее и прикоснулся к ней языком. Ощущение было пронзительно чувственным, она вскрикнула и попыталась вырваться из его рук.
Но он не отпустил ее, а лишь больше раздвинул ее бедра.
– Позволь мне, – шепотом попросил он. – Позволь мне это сделать.
– Я не могу! – простонала она и уступила ему, вцепившись руками в столик.
С каждым нежным прикосновением его языка в ней нарастало невыразимое наслаждение, она вскрикнула, и ее тело беспомощно вздрагивало от его ласк. Волны наслаждения прокатывались по ее телу, каждая новая волна все выше возносила ее к пику страсти, пока она не почувствовала, что ее сознание обволакивается жарким туманом и она задыхается. Вдруг ее тело напряглось и содрогнулось, словно взорвавшись.
Казалось, все силы покинули ее, и она со вздохом истинного блаженства откинулась назад на туалетный столик.
Йен поцеловал ее бедро, поднял ее на руки и отнес на кровать, положив посередине. Не сводя с нее глаз, он расстегнул и снял брюки.
Он не был похож ни на одну статую, которую приходилось ей видеть. Его пенис был большим и поразительно твердым, и она смотрела на него, впервые осознавая, как это все устроено. Ничего удивительного, что ей было больно. Она сглотнула слюну и попыталась вспомнить, что говорила ей Грейс.
– Йен?
Матрац прогнулся под его тяжестью, когда он лег на постель рядом. Опираясь на локоть, он наклонился над ней и дотронулся до ее лица.
– Не бойся, – почти приказал он. Лючия взглянула на него.
– Я не боюсь, – сказала она и прикусила губу.
Он чуть заметно улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Ты такая лгунья. – Он наклонился и тронул губами ее ухо. – Если тебе не понравится, только скажи мне, и я остановлюсь. – Он набрал в грудь воздуха. – Обещаю.
Она чувствовала, как его пенис давит на ее бедро. Она положила руки ему на плечи и ощутила, как дрожь пробежала по его телу от попытки сдержаться. Она обняла его за шею, покоряясь тому, что должно произойти.
– Я люблю тебя, – прошептала она и поцеловала его.
Он опустился на нее, раздвигая коленом бедра.
– Впусти меня.
Догадавшись, чего он хочет, она раздвинула ноги, и он лег между ними. Закрыв глаза, она ожидала, но он не вошел в нее. Вместо этого он оперся на локти и прижал кончик возбужденного пениса к мягким складкам между ее ног, но не входил внутрь.
Он снова и снова гладил ее своим пенисом, пока ее дыхание не участилось и она не задрожала от возбуждения.
– Хочешь меня? – спросил он, то чуть-чуть входя, то выходя из нее.
Лючия тяжело дышала, судорожно обнимая его за шею. Она пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова.
– Это было «да»? – спросил он и глубже вошел в нее. – Или «нет»?
– О! – задыхаясь сказала она. – Ты шутишь?
– Я совершенно серьезен. – Он продолжал ласкать ее.
Его дыхание участилось, а в глазах появился блеск, напоминавший расплавленное серебро.
– Ты хочешь меня, Лючия? Да или нет?
Она кивнула, ее бедра выгибались, она не могла остановиться. У нее хватило сил лишь на единственное слово:
– Si, si, о, si!
Хрипло вскрикнув, он вошел в нее, и на этот раз ей не было больно. Это было так приятно, что она вздохнула от удивления и восторга. Она чувствовала, как он, такой обжигающе горячий, наполняет ее.
Она обхватила его ягодицы, требуя, чтобы он продолжал, и он мгновенно изменился, неожиданно став нетерпеливым и настойчивым.
– Лючия, – стонал он, все убыстряя свои движения, все глубже входя в нее. – О Боже!
Напряжение снова нарастало с этим ритмом, и снова волна наслаждения захлестнула ее, вознося все выше и выше. И снова она растворилась в ощущении полного блаженства.
Она ритмично сжимала его внутренними мышцами, и его тело содрогнулось. Он застонал и, сделав последнее усилие, застыл.
– Лючия, – сказал он, уткнувшись в ее шею. – Жена моя.
Никогда в жизни она еще не испытывала такой щемящей нежности. И невероятной, всепоглощающей радости. Она погладила его по волосам. Спустя минуту он пошевелился над ней.
– Должно быть, я становлюсь тяжелым.
Йен поцеловал ее в висок и скатился с нее. Приподнявшись, он расправил простыни, сбившиеся в узел у них в ногах, накрыл их обоих и, протянув руку, погасил лампу. Затем снова лег и обнял ее. Это было похоже на возвращение домой, и она, полностью удовлетворенная, свернулась клубочком в его объятиях. Не прошло и минуты, как его дыхание стало ровным, и он крепко заснул.
– Спокойной ночи, Йен, – прошептала она и улыбнулась в темноту. – Муж мой.
Лючию пробудил от крепкого глубокого сна звон посуды. Открыв глаза, она увидела рядом с собою горничную, ставившую на столик у кровати поднос с завтраком. Она повернула голову, но место Йена было пусто. Йен уже ушел. Она посмотрела на пустое место, смятые подушку и простыни и почувствовала горькое разочарование. Ей бы хотелось, чтобы он оставался с ней. Откинув с лица волосы, Лючия села.
– Доброе утро, мэм, – дружелюбно поздоровалась с ней горничная. – Я – Дулси Сэндс. Я принесла вам чай. Как вы желаете, с сахаром и молоком?
– Нет, только чай, спасибо. А где мой муж в это утро?
– О, хозяин, когда он здесь, встает рано, мэм. Он уехал несколько часов назад.
– Часов? А который сейчас час?
– Половина одиннадцатого.
– Так поздно? – Неудивительно, что Йен оставил ее.
– Да, мэм. Вы спали как младенец, когда я принесла утренний чай. Я вычистила ведро для угля и разожгла камин, а вы даже не пошевелились. Хозяин сказал, что вы, должно быть, устали от вчерашних пеших прогулок вдвоем, поэтому, перед тем как уехать верхом, он велел не будить вас раньше, чем принесем вам завтрак.
Лючия улыбнулась. Она подозревала, что ее усталость не имела никакого отношения к их осмотру имения, а была в основном вызвана более приятными занятиями прошлой ночью. Из вчерашнего разговора со старшими слугами она узнала распорядок дня в имении и, несмотря на свою неопытность в ведении хозяйства в сельской местности, поняла, что здесь принято вставать рано каждый день.
– С завтрашнего дня я хочу подниматься вместе с мужем. Если, когда мне принесут утренний чай, я еще буду спать, пожалуйста, разбудите меня.
– Конечно, если желаете. – Служанка протянула ей чашку горячего чая и указала на поднос. – Вы не хотели бы позавтракать в постели? – Когда Лючия утвердительно кивнула, девушка поставила поднос ей на колени. – Что-нибудь еще, мэм?
– Не пришлешь ли мне Нэн, пожалуйста, чтобы я могла одеться?
– Хорошо, мэм. – Девушка сделала реверанс и вышла.
Спустя час Лючия спустилась вниз. Осведомившись у Этертона, она узнала, что Йен у себя в кабинете, занимается делами, но, зайдя туда, она обнаружила, что ей не совсем точно описали его занятия. Йен стоял у окна, склонив голову над какими-то документами. Он не заметил, как она остановилась в дверях.
В комнате был хаос, она была совсем не похожа на то, что Лючия видела накануне, когда осматривала дом, – на чисто убранный кабинет, в котором царил порядок. По всей комнате были расставлены корзины, наполовину заполненные связками документов, книгами и прочими предметами. Дверцы огромного шкафа из красного дерева, стоявшего у стены, были распахнуты, и все его содержимое вынуто. Карты, висевшие ранее на стенах, были сняты, и их заменили картины, взятые из других комнат дома.
Лючия огляделась и поняла значение происходящего. Он упаковывал свою прежнюю жизнь.
Она собиралась войти, но снова остановилась, увидев, как опустились его плечи и поникла голова. Бумага выпала из его рук и плавно опустилась на пол.
Она ощутила его боль. Даже через комнату эта боль пронзила ее сердце. Она неслышно попятилась, на цыпочках прошла по коридору, затем повернулась и, намеренно топая ногами по деревянному полу, подошла к кабинету, как будто только что появилась. Когда она вошла, он стоял у своего стола, укладывая в корзину книги.
– Доброе утро, – Она огляделась. – Переделываешь кабинет?
– Да.
Она должна была что-то предпринять, помочь ему, но не понимала и не знала, что и как надо сделать. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.
– Йен, с тобой все в порядке?
Какой дурацкий вопрос.
– В абсолютном порядке. – Он коснулся ее щеки и улыбнулся, но это была улыбка дипломата.
Его глаза не улыбались.
Она обняла его за талию и прижалась щекой к его плечу.
– Ты найдешь себе другое занятие, – сказала она, желая, чтобы это было правдой. – Тебе просто нужно время.
Он шевельнулся и, когда она отступила назад, отвернулся.
– Вот времени-то у меня, кажется, слишком много, моя дорогая. – Он направился в другой конец комнаты к балконной двери. – Я пойду прогуляюсь.
Лючия крепко сжала губы и с болью в сердце смотрела, как он выходит на террасу. Он ушел, даже не оглянувшись.
Из-за нее он стал человеком, который не знал, куда ему идти и чем занять свое время. Она раньше надеялась, что как-то сумеет заполнить пустоту, в которой он из-за нее оказался, но теперь начинала понимать, что никогда не сможет этого добиться. Она любила его, и ей этого было достаточно, но она боялась, что ему всегда будет этого мало. Чтобы спастись самой, она отняла у него смысл жизни и не знала, сумеет ли когда-нибудь возместить ему эту утрату.
Отвернувшись, она взглянула на пол и подняла бумагу, которую он читал перед уходом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34