Даже после многих месяцев совместной работы Анри продолжал благоговеть перед талантами Сокола. Не было еще случая, чтобы коварный, безжалостный и ловкий Сокол не достал искомых документов. Хотя этого шпиона изначально натаскивал сам Анри, он теперь признавал, что способности Сокола достойно соперничают с его собственными.В гостиную вошла Мадлен Дюпоне и отвлекла Анри от работы. На ней был тонкий, полупрозрачный, небрежно повязанный поясом пеньюар. Она подошла к Анри сбоку и, робко пробежав пальцами по его волосам, соблазнительно потерлась о него своим гибким телом, привлекая к себе внимание. Они только что провели целый час в постели и, казалось, совершенно иссякли, но ее поведение, напомнившее ему, как он глубоко вонзался в ее алчущую плоть, заставило его снова восстать.– Пойдем в постель, Анри, – надула губки Мадлен и дразняще выставила груди. – Мне без тебя одиноко.– Ну и ненасытная же ты сучка! – фыркнул он раздраженно. – Ты же знаешь, что мне надо скопировать эти документы и отдать их обратно Соколу до шести вечера. Их следует вернуть хозяину прежде, чем он обнаружит пропажу.– Сидишь тут часами, – заныла Мадлен. – Почему так долго?– Я применил новый код, – признался Анри, – а он очень сложный и требует полного внимания.– Другой код? Опять? Ну почему Сокол все время настаивает на изменении кода?– Потому что у нас постоянно меняются курьеры, а Сокол не хочет садиться на скамью подсудимых, если курьера схватят. Разве не разумно?Мадлен состроила гримасу, показав свое отношение ко всему этому.– Не знай я тебя лучше, мог бы подумать, что ты ревнуешь меня к Соколу, – подразнил Анри.– Ха! – отозвалась она и тряхнула длинной гривой своих каштановых волос. – Даже смешно!Мадлен, вопреки всеобщему мнению, не доводилась ему родной сестрой. Она была его сообщницей и любовницей и дома помыкала им так же, как он притворно ею на публике. Оба они были беспризорными оборванцами и едва выживали на улицах революционного Парижа, когда их подобрал Филипп Лобер. Он удирал с родины, а его сестра заплатила ему большие деньги, чтобы он увез ее двух детей. Он не слишком-то нянчился с малышами, те заболели и умерли. Филипп был очень расстроен этим, ибо дети были ему нужны как предмет опеки, необходимой, чтобы получить доступ к огромному состоянию Дюпонса. И Филипп выдал маленьких тогда Анри и Мадлен за своих племянников. Потом его сестре с мужем отрубили головы на гильотине, и Филипп стал обладателем их банковских вкладов, размещенных за пределами Франции. Беглая троица поселилась в Англии, где была принята с распростертыми объятиями в английском светском обществе: пара сироток и их «дядя», умудрившийся вырвать своих малолетних подопечных из пасти смерти.В светском обществе первостепенную важность имеют внешний вид и манеры, и Филипп заставил своих подопечных обрести и то, и другое. Филипп был безжалостным, бессовестным типом, лишенным каких бы то ни было моральных устоев, и эти свойства он передал Анри и Мадлен. Эти двое хорошо усвоили его уроки, а дар к обману у них был от природы, и они прекрасно устроились.– А это что такое? – спросила Мадлен, рывшаяся в бумагах на письменном столе Анри, поднимая два белых конверта из Вестгейт-Мэнора.– Эти, – Анри небрежно отмахнулся, – я захватил по ошибке. Письма герцогу Джиллингему. Написано «Лично», показались важными. Но там – ничего. Какая-то дура просит совета у герцога о свадебном подарке Тристану с Каролиной.– Положить их в стопку возврата?– Не надо. Я взломал на них печати, а восстанавливать нет времени. – Анри продолжал выводить какие-то закорючки на бумаге еще несколько минут, потом отложил перо. – Вот. Закончил, – произнес он с удовлетворением. – Теперь поди ко мне и покажи, как ты соскучилась.Время шло, а от Моргана вестей не было. Алиса все больше страдала. Мутило ее теперь гораздо сильнее и непредсказуемо. Она уж и не знала, когда ей станет худо и она бросится прочь, зажав рот и задыхаясь от рвотных позывов. Это очень осложняло ее жизнь. Она была уверена, что мистер Уолш считает ее серьезно больной, ибо по два раза на дню, прервав его на полуслове, она вылетала из помещения и ее рвало.По совету Мейвис Алиса стала носить в карманах платья грубые галеты и грызла их всякий раз, когда ее начинало мутить. Это ей немного помогало, и Алиса была признательна Мейвис, знавшей все, что облегчает страдания будущей матери. Алиса полностью полагалась на ее советы.Миссис Стрэттон удивлялась внезапному пристрастию Алисы к неаппетитным сухарям, но никаких замечаний не делала. Алиса благодарила судьбу за то, что повариха, занятая по горло переоборудованием кухни, не успевала интересоваться ничем другим. Алисе меньше всего хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Ее все раздражало, и настроение у нее менялось слишком непредсказуемым образом, чтобы еще выдерживать и чужое пристальное внимание.А объем работ удвоился, так как мистер Уолш, покончив с проектом, вознамерился завершить весь ремонт и все переделки дома к осени. Днями Алиса была очень занята, но ночами ее одолевали иные мысли. Сначала добрые – о той крошечной жизни, что набирала силы внутри ее тела, а затем злые – о том мужчине, кто заронил в нее эту жизнь.Мысли ее метались от восторга к ужасу, когда она пыталась предугадать, как Морган отреагирует на их не родившееся еще дитя. Лежа без сна, она капризно прикидывала, что Морган сделает для нее и ребенка.Она предполагала, что Морган установит своего рода пособие. Быть может, даже предложит купить им какой-нибудь дом. Она не станет возражать, если их жилище будет в таком месте, где никто ее не знает. Несколько лет назад миссис Стрэттон рассказывала ей о младшей дочери леди Хармон, Анне, которой сломал жизнь, согласно достоверным источникам, уже женатый лорд Алберт Джонсон.По-видимому, рожать ребенка Анну отправили в Италию, и больше ее никогда не видели. Однако Алиса понимала, что теперь, при том, что творится в Европе, уехать из Англии практически невозможно.Порою у нее мелькала и робкая мысль о браке, но, зная о резко отрицательном отношении Моргана, она не придерживалась романтического взгляда, что следует настаивать на женитьбе. Но в каком-то крошечном кусочке ее сердца упрямо жила надежда, что герцог женится на ней из искреннего расположения и любви, а не по обязанности. Это была самая дорогая фантазия, хранимая в самой глубине души.Алиса знала, что, независимо от решения Моргана, она его примет, смирив гордость и не возмущаясь. Она верила, что Морган, несмотря на их разрыв, будет великодушен и сделает все, что в его силах, чтобы помочь ей и ребенку.Ее первостепенной заботой было защитить трепещущую внутри ее лона маленькую жизнь, которая поначалу ее испугала, потом вызвала негодование, а теперь была дорога. Она укроет дитя свое, защитит его даже ценою своей жизни, не позволит причинить вреда ему.Алиса решила, что там, где они поселятся, она выдаст себя за вдову и на ребенке не будет позорного клейма незаконнорожденного. Она содрогнулась от одной мысли, что ее ребенка могут злобно осмеять и изгнать из общества.Одинокое детство оставило глубокие шрамы в душе Алисы, и она преисполнилась решимости вырастить ребенка в обстановке надежной уверенности, чтобы он не стыдился ни своего происхождения, ни своих родителей. Очевидно, невозможно будет наделить его правами, присущими ему по рождению, но она вырастит его в атмосфере всей любви, на какую она способна. Дитя всегда будет чувствовать ее любовь, будет знать, что желанно, и никогда не будет испытывать большей нужды, чем она.Все окна и двери были распахнуты, чтобы теплый июльский ветерок продувал кухню. Было воскресенье, и в Вестгейт-Мэноре стояла странная тишина – не слышалось ни пил, ни молотков. Алиса, спокойно сидя на обычном своем месте, пила чай в компании Перкинза, миссис Стрэттон, Мейвис, Неда и Люси. Все взоры были обращены на Перкинза, который вслух читал восторженный отзыв о бракосочетании Тристана и Каролины, опубликованный в лондонской газете «Тайме». Хотя этот номер газеты и вышел несколько недель назад, чудные подробности блистательного события, изложенные изящным слогом, радовали слуг, будто в столь знаменательный момент и они принимали участие в личной жизни хозяев.Алиса, вопреки намерению игнорировать детали, слушала, как все, мысленно представляя красоту церемонии. «Наряд невесты, очаровательное творение из шелка и тафты белого цвета, по вороту и рукавам был отделан тонкими брюссельскими кружевами ручного плетения; корсаж усыпали мелкие жемчужины; в руках невеста держала букет цветов апельсинового дерева. – Перкиз сделал глоток чая и продолжал: – Обеты верности были принесены в церкви Святого Георгия на Гановер-Сквер, на обручении присутствовал сам принц-регент. Рядом с женихом стоял его брат, Морган Эштон, герцог Джиллингем, а невеста опиралась на руку своей сестры, леди Присциллы Огден. Неуловимый герцог и сам привлек к себе повышенное внимание тем, что избрал себе в спутницы на обряде некую Мадлен Дюпоне, сестру графа Анри Дюпонса. Это возбудило многочисленные толки – не быть ли вскорости еще одной свадьбе».Алиса чуть не поперхнулась чаем, представив себе Моргана с другой женщиной. Решив больше не подвергать себя этим страданиям, она стремительно вышла их кухни. Уже стоя одиноко перед окном в своей спальне, уныло спросила себя: «А эта Мадлен – его любовница?» Слезы потекли по лицу, но тут же Алиса отвлеклась – у нее в животе что-то шевельнулось. Движение было слабое, и Алиса не сразу поняла, в чем дело, но оно повторилось, и слезы полились ручьем. Ребенок зашевелился! Это было так таинственно, но так страшно.Алиса прижала ладони к животу, словно баюкая его. «Я люблю тебя, малыш! – кричало ее сердце Пусть твой отец и не любит нас с тобой!»Алиса еще пуще расплакалась, вспомнив о Моргане с Мадлен Дюпоне на бракосочетании.В дверь постучали, и она перестала плакать.– Это я, Мейвис, – прозвучало из-за двери. – Пришла проверить, как ты.Алиса сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Вытерла глаза и впустила Мейвис. Затворив дверь, обернулась к старушке.– Сроки подходят, Мейвис, – сказала Алиса спокойным тоном, – и мне пора начинать действовать.– А не лучше ли все-таки сначала дождаться приезда герцога? – неуверенно спросила Мейвис.Алиса твердо посмотрела на нее:– Он не приедет, Мейвис.– Откуда тебе это известно? – начала Мейвис.– Перестань, Мейвис! – перебила ее Алиса. – Прошло уже больше шести недель, как я отправила письма. А от него все никаких вестей. Самое время взглянуть правде в лицо. Герцог окончательно порвал со мной.– А я уверена, что ты ошибаешься. Напиши ему снова.– Нет! – горячо возразила Алиса. – Не хочу больше унижаться. Ты же слышала, что написано в газете. У герцога теперь есть новые, более приятные заботы. А я – сама по себе.– Ты же знаешь, что в газете напечатана пустая трепотня, – продолжала Мейвис, стараясь убедить Алису не терять надежды.– Я провела много бессонных ночей, пытаясь угадать отношение герцога к тому, что он станет отцом, – грустно призналась Алиса. – Его молчание служит ответом.– Бедная моя девочка! – произнесла Мейвис с искренним сочувствием.– Я ощутила, как он шевелится, – прошептала Алиса с нежным благоговением и крепко сжала руки Мейвис. – Нет времени горевать, Мейвис. Я вся нужна ребенку, ведь у него, кроме меня, нет никого. И ради него я должна оставить пустые надежды.– Так что же мы собираемся делать?– Сначала найдем, где жить. Я намерена выдавать себя за вдову, поэтому мы не можем поселиться вблизи от Гэмпшира.– А как с деньгами? – спросила Мейвис. – Нам хватит?– Я сохранила все, что до сих пор заработала. Это немного, но на еду нам какое-то время хватит. Как думаешь, сколько еще не будет заметно?Алиса стояла перед зеркалом и критически рассматривала себя, поглаживая руками живот. Поясница ее располнела, груди налились, но старые, выцветшие ее платья еще годились. Она не думала, что кто-то уже заметил изменения в ее фигуре, но если даже и заметил, то вряд ли объяснил это беременностью.Мейвис придирчиво оглядела ее.– Через месяц-другой твой живот уже будет бросаться в глаза, – предсказала старая няня.– Через три недели уедет мистер Уолш. Он полагает, что оставшаяся работа будет проводиться под моим руководством. Если мы останемся до конца ремонта, то доживем здесь до середины сентября. И к тому времени у меня все будет видно?Мейвис закивала.– Да, конечно. К тому времени ребенка уже не скроешь.У Алисы от сокрушения опустились плечи.– Надо как-то выиграть время. Она зашагала по комнате и принялась размышлять вслух: – Я ведь проверяю проделанную за день работу к вечеру. Если я стану дожидаться, пока все не уйдут, то никто из рабочих меня и видеть не будет. Обо всех недочетах, обнаруженных мною, на следующее утро Перкинз может сообщать соответствующим рабочим. Мистер Уолш уезжает отдыхать; Люси, Молли и Хоукинз уезжают погостить у родных. Слуги не вернутся, пока сюда не въедут Тристан с Каролиной. Останутся Перкинз и, конечно, Нед, но как мне набраться храбрости рассказать им правду о моем положении!– А как насчет миссис Стрэттон? Алиса расстроено застонала.– Очень неловко рассказывать все Перкинзу и Неду, но они-то будут хранить мой секрет. Миссис Стрэттон очень хорошо относится ко мне, но, боюсь, никакие добрые чувства не могут сдержать ее язык. Очень опасно доверяться ей.– Погоди-ка, – перебила ее Мейвис, почувствовав расположение к изложенному замыслу. – Ведь миссис Стрэттон постоянно толкует, что ей очень хочется съездить к двоюродной сестре в Плимут. Если мы убедим ее сделать это через несколько недель, то она не вернется, пока здесь не поселятся Тристан и Каролина, и у нас будет много времени.– Но нам еще нужно время, чтобы подыскать себе жилье, а не помешало бы еще и заработать за несколько недель, – добавила Алиса.– У меня теперь есть пенсия от герцога, а пока мы не найдем подходящий домишко, пожить мы можем у моей сестры в Корнуолле.Алиса совсем забыла о пенсии Мейвис, щедром даре герцога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39