– Пришлось приложить некоторые усилия, прежде чем он увидел смысл в браке, а мисс Портер вообще едва не отказалась наотрез видеть, как сработает наш план…
– Ваш план?
– Ну-у, это был преимущественно мой план, – призналась она, останавливаясь. – Но Талли и Пиппин, надо отдать им должное, тоже помогали.
Тэтчер сложил на груди руки.
– Значит, все это ваших рук дело?
Ему показалось, что она чуть ли не раздулась от гордости.
– Не скрою, это мне пришла в голову мысль, что они могли бы подойти друг другу, – сказала Фелисити. – И не смотрите на меня так сердито. Ведь что-то нужно было делать! Этот мужчина был настоящим отшельником, потерянным для общества и семьи, тогда как мисс Портер….
– И вам нужно было вмешаться! – Разве это не было достаточно серьезным предостережением? Эта маленькая девчонка умудрилась обхитрить Безумного Джека Тремонта! Если раньше он ее не боялся, то теперь начал побаиваться. Он-то думал, что это ее увлечение сватовством – пустая забава, однако на лицо были ее достижения в этой области. Причем весьма впечатляющие. Неудивительно, что ей удалось обвести вокруг пальца его дедушку.
– Я просто помогла двум людям оказаться в одном месте, а потом задержаться там до тех пор, пока они не поняли, что в их союзе есть здравый смысл, – сказала она, снова пускаясь в путь.
– Вы занимались сватовством, – сердито сказал он, нагоняя ее, – а это не что иное, как вмешательство в чужую жизнь.
– Вам показалось, что они против этого возражают? – сказала она с самодовольной улыбкой. – Они подходят друг другу – и этим все сказано. А самое глазное – они любят друг друга.
И тут его осенило. Она явно гордилась тем, что поймала Безумного Джека в брачную ловушку, но для нее главным было не это, а то, что эти двое были безумно влюблены друг в друга. Этого только слепой мог не заметить.
Но то, о чем она умалчивала, не могли скрыть ее глаза. Когда она взглянула вслед удаляющемуся экипажу Джека, он заметил крошечный огонек зависти в ее чудесных голубых глазах.
– Я думаю, что ни один из них никогда не обзавелся бы семьей, если бы они не нашли друг друга и не влюбились.
– Вы ожидаете, что я поверю, будто как только вы свели их, так они сразу и влюбились друг в друга? Так не бывает, мисс Лэнгли, – сказал он, когда они сворачивали на Брук-стрит.
– Когда-нибудь у вас изменится мнение по этому вопросу, мистер Тэтчер, – сказала она все тем же самодовольным тоном, умудренного жизненным опытом человека. – Когда сами влюбитесь.
– Почему это, интересно, так происходит, что как только какой-то одинокий мужчина заявляет о своей незаинтересованности в любви и браке, так каждая женщина в пределах слышимости считает своим личным долгом найти для него невесту? Ни один мужчина в здравом уме не станет добровольно бродить по Лондону с колокольчиком на шее, как этот болван Тремонт.
– Мне кажется, ему нравится звук колокольчика, – сказала она, одарив его своей сногсшибательной улыбкой, от которой у него перехватывало дыхание. Ох уж эта, девчонка! Прорвала-таки его линию обороны!
Вот так они и добиваются своего, подумал он, увидев, как она снова бросила на него кокетливый взгляд. Своими взглядами, обещающими страсть. А потом не успеешь оглянуться, как тебя будут катать по Лондону, словно мопса на шелковом поводке и с каким-нибудь дурацким бантиком на голове.
И все же как произошло, что с помощью одного лишь движения ее губ и этого призывного света в глазах, а также его воображения – нет, пусть уж будет «естественных склонностей» – он начинал представлять себе ее без этого простенького платья, соблазнительную, запутавшуюся в простынях на огромной кровати, занимавшей, большую часть спальни в герцогских апартаментах, взглядом приглашающую присоединиться к ней… слиться с ней?
Но когда он пришел в себя, она уже опередила его на два дома и беззаботно шествовала по улице, как подобает обычной лондонской мисс. Силы небесные, либо ему начинает мерещиться, либо пребывание в ее компании понемногу сводит его с ума.
Он предпочел думать последнее. Конечно, во всем виноват этот разговор о браках по любви и счастливых супружеских парах. Ведь он даже почувствовал некоторую зависть к своему старому другу Джеку.
Зависть к Джеку и его хорошенькой молодой жене?
Силы небесные, а ведь он и впрямь завидует!
Тэтчер попытался восстановить дыхание, но не смог. Он расстегнул три верхние пуговицы пальто, потом решил, что этого мало, и совсем распахнул пальто, подставив себя пронизывающему холоду, чтобы прочистить мозги. Но в голове все равно звучали ее слова, ее голос.
«У меня есть вы…» Она и представить себе не могла, насколько правдивы эти слова. Но если помочь ей разобраться в себе, она поймет, что так оно и есть.
Он глотнул обжигающе холодного ветра, но все было бесполезно. Мисс Лэнгли заставляла его чувствовать себя бесшабашным и героическим и почти по-герцогски, но, по правде говоря, ему хотелось бы, чтобы она смотрела на него так, как леди Джон смотрела на своего Джека.
Глазами, в которых горело бы пламя любви. Взглядом, от которого начинало бы учащенно биться сердце, появлялось напряжение в паху, а руки так и тянулись к ней, чтобы отнести ее на ближайшую кровать…
– Тэтчер, с вами все в порядке? – спросила мисс Лэнгли. Она вернулась к нему и окинула его взглядом. – Ну конечно, с вами не все в порядке. Только взгляните на него: стоит на ветру в распахнутом пальто. – Без дальнейших разговоров она взялась за лацканы и соединила вместе полы.
И подтащила его поближе к себе, не обращая ни малейшего внимания на то, что они стоят посередине Брук-стрит. Она зубами стащила с рук сначала одну, потом вторую варежку, что не подобало делать леди, но позволяло быстро и эффективно достичь желаемого результата.
– Держите, – сказала она и, сунув ему в руки свои варежки, принялась голыми пальцами застегивать его пальто, начиная снизу.
Он удивленно смотрел на нее. Годы жизни за границей не сделали ее эгоисткой, как утверждала леди Гейторн, но раскрепостили ее, что импонировало его чуждой условностей натуре.
По правде говоря, чем больше мисс Лэнгли старалась быть образцовой английской мисс, тем меньше ей это удавалось.
И тем сильнее он любит ее за это.
По спине Тэтчера пробежал странный холодок. Он – что? Любит ее? Невероятно! Он не любит, он не может ее любить!
Однако он по опыту знал, что жизнь способна изменяться в мгновение ока, причем не только на поле боя, но даже на спокойной и безопасной Брук-стрит. Как изменилась его жизнь за последние несколько минут.
– Боже милосердный, – пробормотала она. – О чем вы думали, бегая в пальто нараспашку? Вот простудитесь и заболеете! А мне что тогда делать?
Он приподнял бровь и уставился на нее.
– Знаю я, о чем вы думаете, наглец вы этакий, – выговаривала она ему. – Конечно, вы заболеете, и мне придется ухаживать за вами. Уж поверьте, вам не захочется пить поссет, приготовленный Талли.
Она застегнула наконец его пальто, но ее руки остались лежать на лацкане, над его сердцем. Он поднял руку и накрыл ею голые пальчики.
– Значит, вы стали бы ухаживать за мной?
– Да, – сказала она слегка срывающимся голосом. Потом губки ее дрогнули и слегка раскрылись, как это было вчера на катке, когда он был убежден, что она хотела, чтобы он поцеловал ее. А он был не такой дурак, чтобы упустить подобную возможность дважды.
Безумие, чистое безумие, подумал он, наклоняя голову и прикасаясь губами к ее губам. Губки ее удивленно дрогнули, но вскоре он удивился еще больше.
Маджетт был не слишком далек от истины, когда говорил, что Обри Стерлинг в свое время не пропускал ни одной юбки в Лондоне и соблазнил немало молодых дам, вдовушек и женщин сомнительного поведения. Однако он никогда еще не целовал подходящую ему женщину и не был готов к этому.
Ее тело напряглось в его объятиях, и он понял, что это ее первый поцелуй. Поэтому, вместо того чтобы пойти на поводу у своего страстного желания, он постарался сделать так, чтобы поцелуй понравился настолько, что ей захотелось бы повторить его.
И не раз.
Он осторожно провел языком по ее губам, еще ближе привлекая к себе. Губы были божественны на вкус. Он поцеловал ее настойчивее.
Фелисити нерешительно помедлила, как будто сомневаясь в правильности происходящего, но это длилось недолго. С тихим стоном она раскрыла губы ему навстречу, и ее язычок встретился с его языком. Руки Фелисити, ухватившись за лацканы, притянули его еще ближе.
Он вдруг почувствовал не только ее влажный, разгоряченный рот, но и все тело, приникшее к нему, высокую, упругую грудь, ее бедра, ноги, которые переплелись с его ногами.
Охваченный страстным желанием, он скользнул под ее накидку и прошелся по изящным изгибам. Ее обычно ясные глаза затуманились страстью. Однако глаза так же быстро снова прояснились, и она поняла, что весь этот огонь разгорелся благодаря единственному поцелую. Ее охватила паника, и все, чего он достиг, разжигая в ней страсть, было немедленно сведено к нулю.
Оставив в покое лацканы его пальто, она отпрянула назад. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга, причем Фелисити нахмурила лоб и пыталась восстановить ритм дыхания.
– О чем вы думали? – возмущенно прошипела она и, повернувшись, торопливо пошла дальше.
– Ох, пропади все пропадом, – выругался он, бросаясь за ней следом. Он схватил ее за руку, пытаясь снова заключить в объятия. На сей раз ее было не так-то просто поймать.
– Я почти помолвлена, – сказала она, вырываясь из его рук. – Я связана договоренностью…
– Какая может быть договоренность с человеком, с которым вы никогда не встречались? – возмутился он.
Она об этом и слышать не хотела.
– Но он знает меня, он меня понимает. – Она сердито взглянула на него. – И он не стал бы принуждать леди, когда она…
Нет, черт возьми, ему до смерти надоело слушать, как она превозносит добродетели Холлиндрейка. Его добродетели. Добродетели, которыми он не обладал. И, чтобы доказать это, он поцеловал ее снова. На этот раз со всей едва сдерживаемой страстью, непристойно позволив своим губам раскрыть ее губы, а языку попробовать на вкус ее язык. Он дразнил ее до тех пор, пока она, вздохнув, не задрожала в его объятиях. Когда он отстранился, она едва удержалась на ногах.
– Он не стал бы принуждать леди, когда она – что?
Она уставилась на него, словно увидела впервые. Без ливреи, возможно, даже вообще без одежды (может же человек помечтать), и ее губы затрепетали, как будто она хотела что-то сказать, но слова не шли с языка.
– Силы небесные! – наконец промолвила она и, высвободившись из его рук, взбежала по ступенькам к входной двери.
Но он нагнал ее и преградил путь.
– Откуда у вас такая уверенность в нем?
Она сложила на груди руки.
– Ну-у, прежде всего о нем хорошо отзывался Джек.
– Безумный Джек Тремонт? Можно подумать, что вы сами сошли с ума. Холлиндрейк был из той же компании, они были закадычными приятелями. А вы знаете, что это означает?
Она покраснела, но, следует отдать ей должное, взгляд не отвела.
– Он изменился, как и Джек.
Тэтчер презрительно фыркнул:
– Мужчины не меняются.
– Меняются. Когда захотят. Когда встретят ту леди, которая им подходит. – Она приподнялась на цыпочки и заглянула ему в глаза. – Они должны измениться, если хотят удержать ее.
Он понял, что она права, но в своем гневе не желал ни с чем соглашаться.
– И Холлиндрейк изменился? – с подчеркнутым скептицизмом поинтересовался он.
Она стояла на своем и, вздернув носик, заявила:
– Да, разумеется.
– Вы это знаете, потому что…
– Потому что он сам сказал это мне.
– Он сказал это вам?
– Да, – прошептала она. Глаза ее затуманились слезами. – Это я его изменила.
Тут уж Тэтчер не мог ничего поделать с собой. Он рассмеялся.
– Как вы могли его изменить, если никогда не встречали этого человека?
– Он сам мне это сказал. Он сказал, что мои письма вдохнули жизнь в его существование. Что до того, как я ему написала, он не знал, что означает жить.
Тэтчер даже дыхание затаил. Значит, она научила его дедушку жить? Что, черт возьми, это значило?
– Мои письма изменили его, – продолжала она и, помолчав, добавила шепотом: – А он изменил меня, разве вы не понимаете? Я должна быть такой герцогиней, как он ожидает, – безупречной английской герцогиней. – Она повернулась на каблучке и решительно направилась к двери.
Он изменил ее? Превратил в образцовую английскую герцогиню? Это было невозможно. Она могла тысячу раз повторять себе, что изменилась, но он знал правду: нельзя заставить измениться то страстное создание, которое добровольно находилось в плену правил приличия.
– Фелисити! – крикнул он ей вслед. – Прошу тебя, Фелисити! – Не станет он больше называть ее «мисс Лэнгли». После этого поцелуя. Теперь она была для него Фелисити. Но она его не слышала, потому что если бы услышала, то, несомненно, прочла бы ему лекцию относительно того, что неприлично с такой фамильярностью называть по имени своего работодателя.
«Будь они прокляты, эти письма!» – подумал он, следуя за ней. Он ругал своего деда за то, что тот ответил на ее письмо от его имени. Что такого мог написать ей старик, чтобы здравомыслящая женщина стала мечтать о мужчине, которого никогда даже не видела? Мечтать о мужчине, которого не существовало? И не могло существовать?
И как реально существующему мужчине, такому, как он, достичь положительных качеств вымышленного герцога Холлиндрейка, которого создало воображение его дедушки? Образцового Стерлинга, каким ему следует быть? Такого мужчину, которого мисс Фелисити Лэнгли сочла бы достойным включения на первую страницу своей «Холостяцкой хроники»?
А он не был таким мужчиной.
Он был мужчиной, который отрекся от собственного имени и семьи и сбежал в армию под вымышленным именем – и все потому лишь, что кредиторы обещали бросить его в долговую яму.
Что она скажет, когда узнает правду? Узнает, что ее благородный и предположительно безупречный герцог является на самом деле ее далеко не идеальным ливрейным лакеем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39