Он обхватил ее руками, как тряпичную куклу. Она и весила не больше тряпичной куклы. Хэм понес ее в дом, вверх по лестнице, в спальню. Положил на кровать, укрыл одеялом. Она больше не плакала. Ему даже показалось, что губы ее сложились в улыбку.
– Хэм, я так устала.
Он положил руку ей на лоб, горячий, как в лихорадке.
– Спи, дорогая. Пора спать.
Он наклонился, заглянул ей в глаза. Там мерцал огонек. Скоро он погаснет. Наклонился еще ближе, поцеловал в губы. Теперь она улыбалась по-настоящему.
– Как только проснусь, напишу Нату письмо.
Он натянул ей одеяло до подбородка и вышел из комнаты. Прошел через черный ход на кладбищенский участок. Высокая трава вокруг мраморной надгробной плиты отца колыхалась на ветру. Солнце показалось из-за туч. Он взглянул на небо, поднял с земли большой круглый камень. Швырнул его высоко-высоко в небо. Черная туча затмила солнце.
Эпилог
Пальцы капитана коснулись холодного мрамора надгробной плиты. Хэм Найт. Сзади послышался чей-то голос.
– Его дата смерти еще не установлена.
Капитан обернулся и увидел призрак Натаниэля Найта. Так он выглядел в день похорон Аманды.
«Белая борода и белые волосы, развевавшиеся на ветру, придавали ему сходство с Господом Богом на потолке Сикстинской капеллы».
Капитан повернулся к нему, наслаждаясь выражением изумления и растерянности на лице старика. Здесь, оказывается, не один призрак.
Капитан опустил глаза на надгробную плиту с надписью.
– Значит, это вы?
– Да, я – Хэм Найт.
Он медленно, осторожно приблизился, вытянув руку, как слепой.
– Я увидел вас из окна верхнего этажа. Сходство поразительное. Я заметил его даже на расстоянии. Господи! Парень, ты живой человек или результат моего старческого воображения?
Капитан улыбнулся.
– Вполне живой. Вот, можете убедиться.
Oн протянул правую руку. Хэм схватил ее. Окинул его взглядом с ног до головы.
– Невероятно! Кто вы такой?
– Хэм Найт.
– Ну да, я Хэм Найт. Я про вас спрашиваю. Вы кто?
– Я вам сказал, Хэм Найт. Я тоже Хэм Найт, – он на секунду замолчал, – дедушка.
– Дедушка?! Кто придумал этот нелепый маскарад? Не смешно, молодой человек. Выкладывайте, пока я не вышел из себя. – Он попытался выдернуть руку, но капитан не отпускал.
– Это не игра. Я приехал из самого Техаса, чтобы выяснить, живы ли вы. Вы и бабушка.
Он повернулся и стал разглядывать мраморные надгробия.
– Она скончалась много лет назад. – Хэм провел тыльной стороной левой ладони по влажным глазам. – У меня нет внука. Мой сын погиб на войне еще мальчиком.
– Не мальчиком. Мужчиной. Мой отец, Натаниэль Найт Второй.
– Мой сын – твой отец?!
– Да. Я вам все расскажу, но сначала… Бар открыт? – Он кивнул на большой дом Найтов, в котором теперь размещался отель. – Похоже, вам тоже не помешает пропустить стаканчик.
– Да. А еще лучше бутылочку.
Они пошли обратно через кладбищенский участок, к парковочной площадке.
Хэм сурово смотрел на капитана, нахмурив кустистые белые брови.
– Значит, вы утверждаете, что ваше имя – Хэм?
– Мама так меня назвала. Она знала, как сильно он вас любил.
– Кто же она, ваша мать?
– Ее звали Дженни Дойл. Ее уже нет в живых. Умерла, пока я сражался во Вьетнаме.
– Когда они с Натом поженились?
– Они не были женаты. Собирались пожениться после его возвращения. Но судьба распорядилась иначе. Отца сбили над Германией в тысяча девятьсот сорок пятом году.
– Если то, что вы говорите, правда, выходит, вы незаконнорожденный?
Капитан улыбнулся.
– Вас это смущает? Насколько я знаю, Найтов не так-то легко шокировать.
– Меня смущает то, что все эти годы вы держали свое существование в тайне от меня.
– Я сам обо всем узнал только две недели назад. Это долгая история. Подождите, пока мы дойдем до места и выпьем.
Они вошли в отель с черного хода, прошли через небольшой холл, оформленный в стиле модерн – хром и пластик, обычный стиль второразрядных отелей по всей стране.
– Здорово здесь все изменилось, – произнес капитан.
Хэм был заинтригован.
– Вы говорите так, будто видели это раньше.
– В каком-то смысле. Я знаю этот дом почти так же хорошо, как ранчо в Техасе, где я вырос. Отец писал о доме, о своей матери, обо всех Найтах и Мейджорсах.
Хэма наконец осенило.
– Ах да, его дневник! Я смеялся, когда он писал нам об этом, а вот мать его идея захватила.
– Вместе с его бумагами я обнаружил кучу ее писем. – Он развел руки, показывая. – Я начал читать и уже не мог остановиться, пока не дошел до последней страницы. Читал двое суток. Мне казалось, что глаза у меня полезут на лоб.
Хэм не верил своим ушам.
– Говорите, вы обнаружили бумага всего две недели назад?
– Точно. Мать все время скрывала, что у него есть еще кто-то, кроме нее.
– Но почему?
– От стыда и страха. Она сознавала, что это нехорошо, и, в конце концов, чувство вины выросло настолько, что она уже не могла справиться с ним в одиночку. Она собиралась рассказать мне обо всем, когда я стану старше и смогу ее понять. Увы, она набралась мужества лишь в последнем письме, которое написала мне перед смертью.
Они вошли в коктейль-зал. Приглушенное розоватое освещение, по-видимому, должно было создавать ощущение уюта, а заодно скрыть грязные скатерти, стены, обшитые под сосну, и панели из поливинила.
Хэм провел капитана в угловую кабинку. Покачивая бедрами, подошла официантка, длинноногая блондинка в черных сетчатых чулках и красной мини-юбке.
– Что будем заказывать сегодня, мистер Найт? – Она обратилась к капитану. Голос снизился на октаву. – Чем могу служить, солдат?
Когда она отошла, Хэм подмигнул.
– Сара положила на тебя глаз. Если захочешь, она твоя. Она свободна, как и большинство нынешних эмансипированных молодых женщин.
Капитан ухмыльнулся.
– Да, я это заметил.
Хэм наклонился к нему через стол, сложив руки перед собой.
– Значит, твоя мать скрывала от тебя существование нашей семьи из страха и стыда?
– Из-за того, что отец ей рассказывал о Найтах и Мейджорсах и о чем он написал в своих дневниках. Должен признать, вы не выглядите нормальной американской семьей. Возможно, ваша история могла бы вдохновить Эдгара По или Шекспира, но застенчивую сельскую девушку, какой была моя мать, вы повергли в ужас. Она собиралась посетить Найтсвилл в тот год, когда отец уехал на фронт, но потом обнаружила, что беременна.
– Напрасно она нам не сказала.
Капитан вздохнул.
– Если бы… Самые печальные слова на свете. Она до смерти боялась, что его мать, «эта Мейджорс», съест ее живьем, если узнает, что ее драгоценный сынок спутался с девицей из Техаса. Из того, что я прочел, можно сделать вывод, что она была грозной личностью, моя бабушка. Она действительно была такой злой?
Хэм в задумчивости потер подбородок.
– Когда-то я так думал. – Губы его скривились в усмешке. – Не сомневаюсь, родись она в Салеме в семнадцатом веке, ее бы сожгли как ведьму. Все они – натаниэли найты, хэмы найты, карлы мейджорсы, брюсы мейджорсы. Человеку свойственно винить в своих слабостях и недостатках неведомые ему внешние силы, не поддающиеся контролю. Печально, но такова человеческая натура. Во всем виноваты демоны, а я ни при чем, я просто одержим дьяволом. На самом деле Келли не обладала никакой сверхъестественной силой, никакой магией. Ни меня, ни моего отца, ни Карла, ни Брюса она не околдовала. Злоба, невоздержанность, жестокость, лживость жили в нас самих, подавляемые до поры до времени. Она играла на том, что распознала нашу способность к греху – если можно так назвать слабость духа и плоти, – извлекла ее на поверхность и использовала в своих целях. Теперь, с высоты моего возраста, она уже не кажется мне ведьмой, как когда-то. Она была женщиной. Сильной, целеустремленной, волевой, полной сознания своего превосходства, гордившейся своей красотой и интеллектом, захватчицей – и все же женщиной. Абсолютно земной женщиной. Иногда я думаю: если бы я был тогда сильнее, не довольствовался бы тем, чтобы постоянно находиться в тени отца… Может быть, Келли тогда… Да что говорить! Ничего не изменишь. Знаешь, в конце я даже почувствовал к ней жалость.
– Какое наказание для Келли! – поморщился капитан. – Стать объектом чьей-то жалости.
– Ты видел надпись на ее камне: «Суд небесный, повергает нас в трепет. Он не знает жалости». – Хэм сглотнул комок в горле. – А теперь, когда я вижу тебя, я испытываю к ней еще большую жалость. Как бы она любила своего внука! Это было жестоко со стороны твоей матери…
– Да, позже она раскаялась в своем решении, когда стала старше и мудрее. Но напуганной восемнадцатилетней девушке, к тому же беременной и не замужем, казалось гораздо спокойнее оставаться на ферме с родителями. Соседям дали понять, что она вышла замуж до того, как мужа отправили на фронт. А потом она овдовела.
Он закурил сигарету. Хэм сунул в рот незажженную трубку. Капитан продолжал:
– Вся жизнь моей матери была сплошной трагедией. Возлюбленный погиб во Второй мировой войне. Сына сбили над Ханоем двадцать лет спустя.
– Вы сбрасывали бомбы, убившие тысячи людей?
– Нет, я летал на истребителях, «фантомах». – Он внимательно изучал угрюмое выражение лица своего собеседника. – А что бы вы сказали, если бы я сбрасывал бомбы?
– Вероятно, пришел бы к выводу, что кровь, в конце концов, дает себя знать.
– Звучит не слишком лестно. Вы честный человек. Я предчувствовал, что вы окажетесь именно таким. Вы мне нравитесь, дедушка. Или предпочитаете, чтобы я называл вас Хэмом? Два Хэма… Боюсь, мы запутаемся. В конце концов, нам покажется, что мы разговариваем сами с собой.
Хэм улыбнулся.
– «Дедушка» мне подходит. Правда, к этому еще надо привыкнуть. И тебе ко многому придется привыкать… внук мой… Нет, не могу поверить.
– Да и мне это кажется нереальным. А насчет войны… я тоже хочу быть честным. Сбрасывать бомбы или прикрывать бомбардировщики сверху – разница небольшая. И то и другое обесчеловечивает. Я получил сполна за свое участие в войне – семь лет в северовьетнамских лагерях для военнопленных. Их называли «последним кругом ада». У мамы было два сердечных приступа за то время, что я провел в плену. Последний, в тысяча девятьсот семидесятом, едва не оказался смертельным. После этого она и решилась рассказать правду. Передала отцовский дневник вместе со всеми письмами своей сестре, моей тетушке Кейт, и приложила письмо для меня. Я вернулся в Техас пятого числа этого месяца. Вот тогда-то тетушка и передала мне мое наследство. – Губы его дрогнули.
Официантка принесла яблочный бренди для Хэма, виски и пиво для капитана. Она наклонилась и коснулась его грудью, а когда уходила, бесстыдно задела его задом. Капитан начал проявлять интерес. Хэм тронул его за руку.
– Ты собираешься с ней переспать?
– Возможно. Если решу остаться.
Хэм угрюмо смотрел в свой стакан.
– Найтсвилл тебя разочаровал. Совсем не такой, как в дневниках твоего отца. Старый дом превратился в дешевый мотель, а проще говоря, в перевалочную станцию. Запущенный парк…
– Да, это не совсем то, чего я ждал. Я не очень понимаю… Вы управляете мотелем? И парком?
– Да, именно этим я занимался последние восемь лет. Ага, теперь, я вижу, ты вообще ничего не понимаешь. Видишь ли, в дневниках Ната есть пробел в двадцать восемь лет. После смерти Келли дела пошли все хуже. У меня никогда не было склонности к цифрам и бизнесу. Много лет она управляла бизнесом Найтов и Мейджорсов. После ее смерти я представления не имел о том, как идут дела. Налоги на имущество удваивались, утраивались и продолжают расти. В годы войны доходы практически свелись к нулю. Долги между тем росли. Брюс Мейджорс умер вскоре после Келли. Крис еще жива, уже больше двадцати лет находится в частной клинике, ты наверняка читал об этом в дневниках. Одно время расходы на ее содержание съедали девяносто процентов моего дохода. – Он покачал головой. – Такие шарлатаны… Но что мне оставалось делать? Не помещать же ее в обычное заведение после заботы и ухода, к которым она привыкла. Это было бы преступлением. В тысяча, девятьсот пятьдесят втором году пришлось продать Уитли и все владения Мейджорсов на том берегу реки. В шестьдесят третьем ушло все остальное. Знаешь, когда тот тип вошел сюда в один прекрасный летний день и предложил мне сделку, звучало все совсем неплохо. У них целая сеть таких отелей по всей Америке. Корпорация мотелей «Белый рыцарь». Какова ирония судьбы! Ты видел ту дурацкую табличку в парке?
Капитан снова поморщился. Погасил окурок в пепельнице.
– Слава Богу. Приятно слышать, что это не ваша идея. – Он взглянул на потолок, потрогал стену, оглянулся на стойку бара. – Знаете, а с этим можно что-то сделать. У нас в Техасе полно хороших мотелей.
Хэм рассмеялся.
– Ну как же, в Техасе все больше и лучше.
– Я могу вас кое-чему научить.
– Правда? Значит, все же решил остаться?
Капитан смотрел на Сару. Официантка наклонилась за салфеткой, показав свой аппетитный зад.
– В Найтсвилле все еще чувствуется местный колорит.
Глаза Хэма блеснули.
– Смотришь на эту девушку, капитан? Она во многом напоминает Келли. Наверное, поэтому я ее и нанял.
– Да, смотреть на нее – одно удовольствие. – Он коснулся руки Хэма. – Дедушка, у вас теперь новый бармен. Нынешний делает паршивые напитки.
– Ты принят на работу. – Хэм засмеялся. – Эй, Сара! Принеси нам еще по одной. Сделай двойные порции. Мой внук вернулся домой.
Передняя дверь открылась, вошла пара молодых людей. На секунду с улицы донеслись звуки музыки и скрип каруселей.
Когда ее не стало, я плакал целый день. Один, опять один я… Как всегда…
По какой-то непонятной причине Хэм подумал о матери молодого Хэма, которую никогда не видел. Какая она – женщина, которую любил его сын, от которого она забеременела?
«Мать дала мне это имя. Она знала, как сильно он тебя любил».
Хорошо, что в кабинке полумрак и капитан не увидит слезы на его глазах.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51