https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/s-vannoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

После, когда они с Акирой остались одни, Кэйко сказала:– Скоро я оставлю вас.– Нет, – отвечал он, и в его голосе, взгляде, пожатии руки были и приказ, и просьба.И тогда Кэйко промолвила:– Я сделаю так, как ты хочешь.– Ты знаешь, чего я хочу!Чуть позже, когда Акира объявил, что нужно собираться, и сообщил, куда они едут, Мидори тихо попросила:– Отпустите меня, господин.– Отпустить? Куда?– Я хочу вернуться домой.Вспомнив, что она говорила это тогда, в Сэтцу, в тот день, когда ее отец решил умереть, Акира сделал протестующий жест, но Мидори покачала головой:– Я не про это, господин. Я просто хочу вернуться туда, где прожила многие годы. Там остались мои родственники, они меня примут.– Ты вернешься как жена человека, который, в отличие от твоего отца, не смог достойно завершить свой путь?– Нет. Я ведь не только ваша жена, господин. Я – это еще и я сама. «Законы небес беспощадны, от них не уйти» – так говорят, и это верно. И теперь я намерена подчиняться им, а не тем понятиям о долге, что сотворили люди.– Но ты знаешь, что я не отдам тебе Кэйко. Дочь останется со мной Если женщина по какой-то причине уходила из семьи, дети, согласно обычаю, оставались с отцом.

, – сказал Акира.– Знаю. И сумею преодолеть то, что могу понять. – Она окинула его долгим взглядом. – Я не осуждаю вас, и вовсе не потому, что я ваша жена, а потому что осознаю: остаться жить вам было куда труднее, чем им – умереть. Я знаю, что смерть – достойный выход, но это не выход на все случаи жизни. Акира молчал, и тогда Мидори добавила:– Мой уход – это своеобразная смерть, я хочу «умереть», для того чтобы снова родиться. Я уже прочитала эту страницу своей жизни, позвольте мне ее перевернуть.– Ты прочитала страницу, но не всю книгу!– Разве ее можно прочесть до конца? ГЛАВА 10 В глубинах сердецПодземные воды бегутКипящим ключом.Молчанье любви без словСильней, чем слова любви. Неизвестный поэт Перевод В. Н. Марковой.

Море тянулось до самого горизонта, серебрясь бесконечной рябью, и раскинувшиеся над ними небеса были широки и бездонны.Утром необозримая даль морских просторов казалась налитой свинцом, горизонт был подернут холодным туманом, а вода отливала металлическим блеском. Но позднее, когда медленно встающее солнце обвело бледно-голубые облака огненной линией, а потом начало писать на волнах золотые иероглифы, пейзаж преобразился. Сияющая бездна неба, вода, похожая на трепещущую радугу, искрящаяся всеми оттенками цветов – от нежно-бирюзового, до темно-сиреневого, и пена волн, напоминающая разбросанные по поверхности моря белоснежные веера…Эцуко радостно прыгала у кромки воды, Аяко бродила по песку, собирая маленькие перламутровые раковинки, цветом и формой напоминающие ее ноготки. Масако смотрела настороженно. Никто не объяснил ей, почему с господином вдруг приехала не Мидори, а другая женщина, но она не считала нужным ни о чем расспрашивать. Масако держала за руку маленькую Кэйко и, когда другая Кэйко внезапно подошла, подняла ребенка и крепко прижала к себе, не стала возражать.Акира молча ходил по берегу. Мидори уехала, пожертвовав всем, даже любовью к дочери. Всегда послушная, понимающая и мудрая, на этот раз она поступила так, как обычно не поступают самурайские жены. И он ей позволил. Возможно ли остановить ветер или прервать движение потока? Можно ли порвать нить кармы? Такие вопросы решаются не здесь, не в человеческом мире. Каждый живет и питается чем-то своим и видит впереди себя свое солнце.После отъезда Мидори он пришел к Кэйко и с тех пор приходил каждую ночь. Она принимала его так, будто они встречались в безвременье, и никогда ни о чем не спрашивала. Но однажды спросил он:– Ты хотела бы родить мне сына?И Кэйко ответила:– Я предпочла бы, чтоб этого не случилось.– Почему?– Если его не родила твоя жена…– Я женюсь на тебе, – быстро произнес Акира и посмотрел ей в глаза.Но Кэйко только покачала головой.Они прибыли в маленькую провинцию, которой правил Ямаги-сан, и ждали на берегу моря возвращения Кэйтаро.Не так давно он сказал Акире:– Не думаю, что стоит продолжать борьбу за Сэтцу: силы слишком неравны, мы только напрасно погубим воинов. Теперь я должен решить, что делать дальше. Беда в том, что после этой великой цели все другие стремления кажутся мне слишком мелкими.– Кто сказал, что мы должны мечтать о великом? – сказал Акира. – Мы не боги, а люди, живем в бренном мире и питаемся иллюзиями земной жизни.– Когда-то я сказал, что убью вас, Кандзаки-сан, – серьезно произнес Кэйтаро. – Хотя да самом деле никогда по-настоящему не испытывал такого желания. Думаю, что и мой отец – тоже. У меня нет никакого права вас судить… Поверьте, вы мне не враг…Когда господин Нагасава вышел навстречу юноше, тот увидел перед собой старика, пусть еще достаточно крепкого, сохранившего царственную простоту мудрого правителя и достоинство воина, но – старика, со взглядом прозрачным, как свет. И в этой прозрачности было понимание и смирение, но не сомнения духа, что дарят людям земные страсти, и не способность к борьбе.И Кэйтаро просто сказал:– Я вернулся, отец!Господин Нагасава протянул руки и неожиданно обнял его. Он уже не нуждался в вере, и он не мог жить надеждой. Ему достаточно было просто любви.Вышел Ямаги-сан, и Кэйтаро почтительно поклонился ему.– Князь Сабуро мертв, – сказал Кэйтаро отцу. – Его убила моя мать. Она приехала со мной. И Кандзаки-сан тоже.Нагасава моргнул. Акира и Кэйко давно стали для него далекими и чужими, от них остались лишь имена, да и те не имели значения. И он спокойно ответил:– Не могу сказать, что наши времена прошли, и все-таки нам придется жить по-новому. Полагаю, Ямаги-сан нужны опытные воины?Тот едва заметно кивнул.…Посреди комнаты горел огонь, а присутствующие сидели по углам, каждый за своей чертой, точно камешки на доске для игры в го. Кэйко, внезапно оказавшаяся в центре взглядов, щурилась на огонь, спокойно, царственно, лениво и безмятежно, как кошка. Хотя ее щеки пылали румянцем, на лице еще виднелись следы болезни, а шея была тонкой, как стебелек. Иногда женщина улыбалась своему сыну теплой, обезоруживающей и немного беспомощной улыбкой.Акира рассказывал, нет, не историю своей жизни, а какую-то особую, древнюю, нестареющую повесть – повесть о радостях и печалях человеческих сердец. И Кэйко видела, что Нагасава сморит на него, как, должно быть, когда-то смотрел на ребенка, которого ему принесли из опустевшего заколоченного дома. Акира этого не замечал. Он говорил, и его слова падали в пустоту и исчезали. Так исчезает в глубине вечности жизнь, управляемая теми потоками и ветрами, что загадочны, непредсказуемы и непонятны, словно узор из опавших лепестков сакуры, полет снежинок или движенья человеческой души. ЭПИЛОГ Цветы цветут молча,Молча цветы опадают.И на свои ветки,Где в одночасье их цветеньяСлилось все сущее в мире,Не возвращаются вновь.На едином стебле цветами,В коих Истина воплощена,Все сущее в мире цвететИ звучит в их молчанье.Так радость жизни неизменноЖивет в цветах, что нетленны. Монахи из монастыря Нандзэдзи Перевод М. П. Герасимовой.

Черная волна чумы продолжала идти по стране и достигла Сэтцу. Много людей заболело и умерло. Их печальную участь разделила Мидори.Зато болезнь не коснулась обитателей маленькой окраинной провинции, которой правил Ямаги-сан.Господин Нагасава не умер от болезни и не погиб в бою. Просто однажды он упал как подкошенный, и через мгновение его не стало.Кэйтаро дослужился до высокого чина, на его счету было немало воинских подвигов. Все дочери Аки-ры вышли замуж за молодых людей из уважаемых, богатых и знатных самурайских семей, и у них родилось много детей.В надлежащее время Акира занял место своего последнего господина, Ямаги-сан. Он правил самураями разумно и справедливо и прожил на свете семьдесят три года. Кэйко и Масако были с ним до последних минут жизни – две разные, но по-своему любящие женщины. Вскоре после кончины своего повелителя Масако угасла тихо и незаметно – так же, как и жила.Кэйко Хаяси, прожившей дольше всех, было далеко за восемьдесят, когда она мирно отошла ко сну в своей постели и больше не проснулась.В последний путь ее проводила другая Кэйко, приемная дочь, в доме которой Кэйко-старшая провела последние годы, помогая вести хозяйство и воспитывать детей. Акира говорил дочери о Мидори то, что знал, и старшая Кэйко тоже о ней рассказывала – по большей части то, чего ей и вовсе не было известно. Для Кэйко-младшей настоящая мать навсегда осталась неким подобием светлой тени, неясной грезы посреди глубокого сна жизни, чем-то прекрасным, но очень далеким.Все это произошло в годы войны Онин, в начале эпохи «сражающихся царств» – в давно позабытые времена, канувшие в вечность и оставшиеся в ней, как остается отражение луны и звезд в глади озера, сверкание молний в ночи и шепот любви в музыке тишины.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я