– с любопытством спросил он.– Четырнадцать, мой господин.Она двигалась неторопливо, точно во сне, но Акире сразу понравилось, что в ней нет суетливости. В этой девушке угадывалось существо, не противящееся внешним влияниям, выживающее за счет внутреннего спокойствия и безмятежности.Сегодня на ужин была маринованная редька и рис, а также немного рыбы, и Масако разделила с ним скромную трапезу.В доме Нагасавы женщины не пили саке, но здесь хозяином был он; чуть поколебавшись, Акира протянул девушке чашку. Масако выпила; судя по выражению ее лица, такой напиток не был ей знаком. Они немного посидели молча, будто прислушиваясь к чему-то. Акира не знал, о чем разговаривать с девушкой, да в этом как будто и не было необходимости.Наступало то удивительное пограничное время, когда в природе ничто не шелохнется, ни ветка, ни единый листок, все вокруг превращается в царство безмятежности, окунается в неземной покой и пребывает в нем до тех пор, пока в глубине небес не вспыхнут ожерелья созвездий и на землю не опустится ночь.Масако встала, незаметно собрала посуду, нашла кладовку, куда складывались матрасы, и постелила постель. Потом вынула из прически шпильки, и толстый жгут волос, внезапно развернувшись, покрыл ее спину черным плащом. После Масако развязала пояс и сняла кимоно, причем проделала это так, будто собралась купаться в каком-нибудь горном ручье, вдали от людских глаз.Акира продолжал сидеть, не двигаясь. Его обуревали противоречивые чувства. Хотя он не испытывал к этой девушке никакого влечения, все-таки она должна была стать частью его новой жизни. Что ж, раз он решил остаться в этом мире, вопреки событиям прошлого, то будет вынужден смириться с тем многим неведомым, что – в наказание или в награду – даст ему судьба.Акира обнял девушку и погладил ее напряженную спину. Ее тело было совсем не таким, как у Кэйко, – коротковатые и не слишком стройные ноги, маленькая грудь. Но даже если бы Масако была совершенна, как божество, он не испытал бы того, что испытывал при виде Кэйко: безумные толчки крови в теле, радость, такую яркую и полную именно благодаря ее мимолетности, бурное кипение жизни и помрачающую рассудок страсть.Со временем Акира пришел к выводу, что не так уж и плохо иметь в доме женщину, тихую, незаметную, послушную не то чтобы слову – малейшему жесту. В постели Масако не была ни пылкой, ни даже ласковой, но – скорее от робости и неумения. Зато смотрела на него, как на бога. В самом деле, Акира был юным, красивым и совсем не таким замкнутым и суровым, как другие мужчины.Прошло больше месяца – наступила осень. Как-то Акира нес службу на военном посту одной из множества башен крепости. Отсюда были хорошо видны величественные изгибы гор и рисовые поля. Рис уже убрали, лишь золотые копны соломы украшали огромное опустевшее пространство. Яркими красками пылали осенние цветы в садах.Вскоре Акира заметил, что к нему поднимается какой-то человек. Он узнал господина Като и несказанно удивился тому, что этот немолодой, высокопоставленный самурай соизволил лично разыскать его, ничтожнейшую пылинку, безвестного воина, и подняться по крутой лестнице. Не иначе случилось что-то важное!– Я хочу с тобою поговорить, – сказал господин Като, по обыкновению выглядевший собранным и суровым, – с глазу на глаз, без лишних свидетелей.Акира почтительно кивнул.– Речь пойдет о господине Кандзаки, – продолжал Като. – Ему понравилось, как ты говорил с князем, и мне понравилось тоже, хотя я считаю, что ты рассказал господину Аракаве далеко не всю правду. Но сейчас речь о другом. У господина Кандзаки был сын, единственный сын, он погиб два года назад. Остались только дочери. Сейчас господин Кандзаки ищет жениха для старшей – он хотел бы принять в семью молодого человека, которому сможет передать фамилию, а впоследствии – и свою должность. Ты чужой среди нас, ты беден, и мы не знаем твоего отца, но Кандзаки-сан кажется, что ты очень похож на его любимого сына. Когда ты спустился с гор в тот день, когда мы возвращались из Киото, он решил, что это знак свыше. Ты станешь мужем его дочери и заменишь ему покойного Сиро. Понятно, тебе никогда не пришло бы в голову думать о таком браке, потому господин Кандзаки поручил мне рассказать тебе, как обстоит дело. Признаться, я наблюдал за тобою, за твоими стараниями проявить себя, и понял, что ты не ищешь повышения по службе или прибавки к жалованью, а скорее пытаешься доказать что-то самому себе…Акира молчал, ошеломленный. Он лихорадочно соображал, что ответить, что сделать. Собственно, в глубине души он знал ответ. Он не испытывал никакой радости от предложения Като-сан, хотя понимал, что голос разума заставит его сказать «да». На мгновение молодой человек представил себе Нагасаву, – если они когда-нибудь встретятся, этот человек, ударивший его по лицу и наступивший ему на грудь ногою, сможет убедиться: Акира не просто выстоял, а достиг высокого положения, богатства, а главное – восстановил свое достоинство.– Като-сан, – осторожно произнес он, – я не смел и думать о такой чести, но… Видите ли, господин, я хотел бы добиться соответствующего положения таким способом, каким его обычно добиваются другие: воинскими заслугами… – Он с надеждой уставился на Като.Тот понимающе кивнул:– В том, что я тебе предлагаю, нет ничего позорного. Подумай о новых возможностях, о том, как ты сможешь себя проявить!Акира снова не знал, что сказать. Внезапно он вспомнил, как некогда мечтал быть усыновленным господином Нагасавой, полагая, что достаточным основанием для этого может служить личная симпатия князя. Сейчас судьба предоставляла ему именно такую возможность! Так почему он нисколько не рад?!Вдруг он спросил:– А как же Масако? Като нахмурился:– Какая Масако?– Девушка, которую вы прислали ко мне.– А! Да, я вспомнил. Придется отослать ее обратно. Едва ли Кандзаки-сан понравится, что у тебя уже есть наложница. – И, усмехнувшись, прибавил: – Конечно, ты молод, и тебя волнует, на ком ты женишься. Мидори воспитанна, красива, умна. Она дочь одного из самых уважаемых, знатных людей нашей провинции и хорошо понимает, какой должна быть жена самурая. Ты не будешь разочарован.Сказав это, Като удалился, а Акира остался размышлять. Он знал: единственная возможность избежать того, что ему предлагают, – немедля спуститься с башни и бежать прочь, следом за ветром и солнцем, во тьму неизвестности.Он возвращался домой, и его ничего не радовало: ни покой сжатых полей, ни вечерняя прохлада, ни вид омытых прозрачным закатным светом гор, ни мысли о мирном ужине с Масако.Дальняя комната дома выходила в закрытый садик, и именно там Акира нашел девушку. Она готовила ужин. Он видел темно-красные и желто-белые лаковые чашки, бамбуковый ковшик. От котелка с кипятком поднимался пар. Увидев юношу, Масако ничего не сказала, только одарила легкой улыбкой, от которой можно было стать немного грустным и очень счастливым.И Акира с пронзительной ясностью понял, что искренне привязался к Масако.– Знаешь, – сказал он, – сегодня ко мне приходил господин Като, он сообщил, что господин Канд-заки хочет видеть меня мужем своей дочери.Девушка вздрогнула:– Господин Кандзаки?– Да. Его дочь зовут Мидори.Масако помолчала в растерянности, затем покорно, робко и тихо произнесла:– Конечно, госпожа Мидори будет вам хорошей женой…Акира бросил на нее острый, почти жестокий взгляд:– Ты знакома с нею?– Нет, господин.– Тогда почему ты считаешь, что она будет хорошей женой? Лучше тебя?Ее пальцы, вцепившиеся в край подноса, дрожали.– Да, – чуть слышно отвечала она.– Почему?– Потому что она много выше меня по рождению. Она достойна вас.Он коротко рассмеялся:– Стало быть, ты меня не достойна?Масако непонимающе смотрела на него.– Мне придется отослать тебя обратно.– Да, господин.– Ты хочешь этого?– Нет! – сказала Масако, и Акире показалось, что в ее глазах блеснули слезы.– Тогда что заставляет тебя отвечать «да, господин», когда я говорю, что прогоню тебя вон?!– Не сердитесь, господин, я не могу сказать «нет». Ведь это вы принимаете решение. Вы вольны поступать, как считаете нужным, а я обязана подчиняться вам.Он резко поднялся с циновки и вышел из комнаты. Акира подумал о Кэйко, которая выбирала в жизни то, что хотела, решительно отбрасывая все-ставшее лишним. Ей и в голову не приходило размышлять, достойна она чего-либо или нет, а ведь Кэйко была всего-навсего дочерью купца, тогда как отец Масако – оруженосец знатного самурая.Кто-то безропотно принимает заданную расстановку ценностей, кто-то придумывает свою. Кэйко и Масако – «хочу» и «должна»; предательство, обман – и безграничная преданность и верность; способность бездумно жертвовать другими – и бездумно жертвовать собою. Одну он любил смешанной с ненавистью, непониманием, обидой и жгучей жаждой обладания любовью. А к другой испытывал только тихую жалость. ГЛАВА 7 Если бы вдругЖизнь и смерть стали подвластныЖеланьям души,Никто никогда второй разНе подвергался б печали. Сюивакасю Перевод Л. Васильевой.

Князь Нагасава пробыл в Киото более шести месяцев и отправился домой только зимой 1466 года. К несчастью, в этот день разразилась непогода: сперва шел снег, потом начался дождь, и вскоре дорога превратилась в месиво из грязи. К тому же поднялся сильный ветер: по небу неслись черные рваные тучи, глаза застилала пелена воды – ни люди, ни лошади не видели пути. Воздух был тяжелый, сырой; вершины гор покрыли густые клубы тумана; они ползли по склонам, точно гигантские чудовища, а вой ветра напоминал яростный рык какого-то зверя. День походил на сумерки; казалось, темное небо опустилось к земле, словно пытаясь придавить все живое своей мрачной тяжестью.Вскоре Нагасава понял, что будет лучше остановиться где-нибудь и переждать ненастье. На главной дороге, связывающей Киото с крупными провинциальными городами, было немало почтовых станций с гостиницами. Обыкновенно такие знатные люди, как Нагасава, не селились в них, но сейчас выбирать не приходилось. Однако все места на ближайшем постоялом дворе оказались занятыми: об этом сообщил один из посланных на разведку слуг. Тогда Нагасава спешился и отправился к хозяину в сопровождении своих приближенных. Он знал: стоит ему сказать, кто он такой, – место тотчас найдется. Правда, Нагасава предпочитал путешествовать инкогнито: на нем была простая дорожная одежда, а свита не насчитывала и двух десятков человек.Хозяин гостиницы был не один – с ним беседовали два самурая; их оседланные лошади стояли во дворе, и там же ждали слуги. Нагасаве хватило беглого взгляда, чтобы понять: перед ним знатные люди – об этом в первую очередь свидетельствовали их горделивый вид и строгие манеры. Увидев Нагасаву, они прервали разговор и вопросительно уставились на него. Тот объяснил, что желает получить место для себя и своих людей. Узнав, что к нему пожаловало столько высокопоставленных особ, хозяин всполошился. Он решил выставить на улицу нескольких простолюдинов и богатого купца с семьей, чтобы господа самураи могли разместиться с удобством, но Нагасава возразил, сказав, что достаточно немного потесниться и вовсе не стоит выгонять людей под дождь и ветер, тем более что они уже заплатили за ночлег.Хозяин отправился освобождать комнаты и, вернувшись, сообщил, что готово три помещения: одно «очень хорошее» и два «обычных». Он униженно кланялся и извинялся, повторяя, что прежде в его бедной гостинице не останавливались такие знатные особы.Тут самураи, сделавшие свои собственные выводы, отступили с вежливыми поклонами и почтительно заверили Нагасаву, что предоставят ему право занять лучшие комнаты. Нагасава сдержанно кивнул и счел нужным представиться. В ответ самураи еще раз поклонились и тоже назвали себя. Оба были наследственными вассалами князя Аракавы и возвращались из Киото. Один из их, господин Като, выглядел моложе своего спутника, ему было лет сорок; сухощавый, с впалыми щеками, подвижный, он казался более общительным. Его подчеркнуто учтивые манеры не скрывали живости натуры. У второго, Кандзаки, был тяжелый взгляд, он отличался высоким ростом и грузной фигурой. Хотя оба держали в руках шляпы с плетеным окошечком и складные зонты из бамбука и промасленной бумаги, их одежда насквозь промокла и была заляпана грязью.Нагасава никогда не вел себя заносчиво и всегда придерживался разумной простоты в обхождении с теми, кто находился на службе у других властителей провинций. Потому он без колебаний пригласил новых знакомых поужинать вместе, после того как они разместятся в своих комнатах и приведут себя в порядок. Отказ был равнозначен оскорблению – Като и Кандзаки с благодарностью приняли предложение.Они собрались в «лучшей комнате» – небольшом помещении с жалкой претензией на роскошь. Завязался очень вежливый, церемонно скучный, пронизанный трезвой осторожностью разговор. И Като, и Кандзаки, что называется, не делали ни единого шага вперед могущественного даймё. Но Нагасава был не таков: он приказал подать саке и с величайшим достоинством произнес хвалу князю Аракаве, с которым виделся лишь однажды, в Киото, а после не знался: их владения разделяли горы, дороги были узки и опасны. Они ничего не оспаривали и не делили – в те времена даже этот факт можно было считать большим достижением.Самураи оценили его ход – беседа потекла куда более непринужденно и живо.– Надеюсь, погода изменится, нам хотелось бы попасть домой к завтрашнему вечеру – Кандзаки-сан готовится к свадьбе дочери, – сказал Като.– Я тоже спешу – недавно получил известие, что моя наложница родила сына, – произнес Нагасава.Оба собеседника поздравили его хотя и сдержанно, но в весьма изысканных выражениях.– Я хотел прибыть раньше, но меня ждала встреча с сегуном, – прибавил он.Като и Кандзаки незаметно переглянулись.– С каким сегуном? Теперь разные люди считают верховным правителем разных людей!Нагасава кивнул. Эта распря, суть которой была в борьбе за власть между двумя самурайскими кланами, Хосокава и Ямана, не так давно стала достоянием общественности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29