– Но человек может ошибиться в выборе пути. Разве так не бывает?– Еще как часто! – жестко произнес Нагасава. Кэйтаро не успел ничего ответить – из темноты вынырнула фигура хозяина. Он остановился, робко кланяясь. Нагасава нахмурился:– Что тебе нужно?– Не гневайтесь, уважаемый господин! С вами желает побеседовать человек по имени Кандзаки-сан.Нагасава сжал губы. Кандзаки-сан? Что-то очень знакомое! И вдруг он вспомнил. Ветер и дождь, какой-то постоялый двор, и он пьет саке с двумя самураями… Кажется, это было еще до войны.– Что ж, – сказал Нагасава, – я согласен. Где он?И тут же услышал тихий голос:– Я здесь. Это я.Нагасава порывисто обернулся, и его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Нет, тут не место для поединка!– Почему Кандзаки? – хрипло произнес Нагасава.– Это мое теперешнее имя.– И ты достоин его носить?!Акира выдержал небольшую паузу:– Надеюсь, что да.– Почему ты не умер?! – прошептал Нагасава. И не получил ответа.Он перевел взгляд на Кэйтаро. На кого же все-таки похож его красавец сын?! Господин Нагасава попытался воскресить в памяти смазливое личико Кэйко и не мог: слишком много прошло времени! А вдруг Акира скажет что нибудь вроде: «Твоя мать жива и хочет тебя видеть. А я – твой отец»?– Я не могу забыть о том, – глухо произнес Акира, – что вы ее убили. Неважно, какой она была. Главное, она была мне нужна. Только она. И еще: я считаю, что правителем Сэтцу должен стать ваш сын. А теперь мне пора. Удачного вам путешествия. И вам, молодой господин.С этими словами Акира поклонился им обоим и отошел. Хотя рука Нагасавы продолжала сжимать посеребренную рукоять меча, он не сдвинулся с места. Что означают его слова? Стало быть, Кэйко не с ним? Быть может, она и вправду погибла?!– Кто этот человек, отец? – спросил Кэйтаро. Он был удивлен тем, что незнакомец столь открыто заявил о своих желаниях и чувствах. И еще он успел заметить в лице своего отца то, чего никогда не замечал раньше: тень смущения и страха.– Это сын предателя! – выдавил Нагасава.– Ваш враг?– Да!– Тогда почему вы не убили его, отец? – спросил юноша.– Здесь не место для поединков, мой сын. Люди отдыхают, едят и пьют. Нужно их уважать.– Я должен убить его, если встречу, отец? – взволнованно произнес Кэйтаро.И Нагасава выдохнул:– Убей!Акира не заметил, как исчезли эти двое. Некоторое время он наблюдал за игрой в го. Белые и черные камни на доске – свет и тьма, жизнь и смерть, любовь и ненависть, противоположные и в то же время дополняющие друг друга. Без них не существует мир, как не может существовать человеческое сердце.Вскоре вернулся Мацуо. Он был и доволен и недоволен: женщина, с которой он желал встретиться, не смогла его принять, поскольку была занята с гостем. Правда, ему предложили другую, которая оказалась не хуже.Акира слушал его вполуха, просто из вежливости. Он помнил этот квартал. Сидевшие на зарешеченных верандах девушки в ярких нарядах были похожи на диковинные цветы. И они казались ему слишком одинаковыми, для того чтобы он захотел и смог выбрать одну. Только одну.Лишь единственная встреча могла бы, пожалуй, всколыхнуть и перевернуть его жизнь – встреча с той, чей прах, как он полагал, давно смешался с пылью, дождем, землею и ветром.
…Высокую прическу женщины венчали парные черепаховые гребни, украшенный зубчатым узором широкий пояс из китайской ткани был повязан поверх наряда «поздняя весна» – ослепительно-белого кимоно на алой подкладке.Человек, что смотрел на нее и беседовал с ней в этот час, знал, что она носит косимаки Косимаки – женская набедренная повязка.

тончайшего красного шелка, словно какая-нибудь благородная дама, и что ее прелестные губки могут кривиться презрительно и капризно, а быстрый взгляд из-под длинных черных ресниц пронзать безжалостной насмешкой.– Ты и вправду так хороша, Кэйко, как о тебе говорят. Я убедился в этом. В нынешнем году истекает срок подписанного тобою контракта, но ты должна понимать, что едва ли сможешь освободиться. Ты уже думала о своем будущем?– Не думала, господин, – просто сказала она.– Напрасно. Ведь тебе часто предлагали выкупить твой контракт?Она помолчала, прикидывая, как лучше ответить, потом решила сказать правду:– Очень часто, господин.– Не сомневаюсь. И ты никогда не соглашалась?Она опустила ресницы:– Нет.– Почему?Он услышал легчайший вздох. Но ее лицо оставалось неподвижным, и голос звучал равнодушно:– Мне не хотелось.– Запрещала госпожа Суми?– Нет.– Значит, ты предпочитаешь именно такую жизнь: пять-шесть самураев в день…Она не смутилась и небрежно произнесла:– Обычно бывает не больше двух.– Ах да! Ты же для особых гостей!Она усмехнулась и ничего не сказала.– И все же, – настаивал он, – почему?Он спрашивал, как хозяин, да он и был хозяином этого заведения, и ее хозяином тоже. В последнее время он все чаще появлялся здесь.– Я не думаю о них, не помню их лиц и их слов, не вижу их глаз, и мне неведомы их чувства. Если же это будет только один, мне придется впустить его в свою жизнь, и он станет ее частью. А я не хочу.– Даже если это буду я?Она смотрела, чуть приоткрыв губы, свет лампы дрожал в ее зрачках, а по высокому лбу и нежным щекам скользили мягкие матовые тени.Мужчина взял чашку с саке и быстро выпил. Потом резко произнес:– Сколько тебе лет? Молодость не вечна. Теперь ты можешь поучить своему искусству других девушек. Хочешь занять место госпожи Суми?– Вы недовольны ею? – невозмутимо промолвила она.Он усмехнулся уголками губ:– Она мудра, но в ней уже нет живости, блеска, тогда как ты…Он встал и властно протянул к ней руку, зная, что она не может отказать.– Идем. Ты показала мне далеко не все из того, что способна сделать для знатного гостя, выбравшего тебя из многих других. Завтра можешь никого не принимать – я скажу Суми. Лучше еще раз подумай над моим предложением…Утром, когда Кэйко расчесывала волосы, сидя в своей комнатке, к ней пришла госпожа Суми. Она смотрела на молодую женщину, следя за размеренными движениями ее рук и игрою света на спокойном лице. Кэйко не успела одеться, лишь небрежно завернулась в кусок ткани, и ее гладкие матовые плечи отливали янтарем, блистая меж струй шелковистых черных волос. Она покосилась на госпожу Суми, глаза которой покраснели от недавних слез, но ничего не сказала. А та неслышно опустилась рядом и выдохнула:– Он приходил к тебе и говорил с тобою?– Вы же знаете, что да.– И провел с тобою всю ночь! – Госпожа Суми так сильно сжала сплетенные пальцы, что они хрустнули.Кэйко промолчала.– Я знаю, что он тебе предложил. Ты не согласилась?– Нет.– Но ты согласишься. Рано или поздно ты согласишься!Кэйко не произнесла ни слова. Ее рука, державшая гребень, продолжала равномерно двигаться сверху вниз.– На то, чтобы построить этот холм из песка, называемый жизнью, уходят годы, а потом неожиданно налетает буря и сметает все в один миг, – тяжело проговорила Суми.– Значит, нужно строить из камня, – не глядя, отозвалась Кэйко.– В нашей судьбе так не получается, – вздохнула Суми и прибавила с чуть заметным укором: – Я всегда была добра к тебе, Кэйко! С моей помощью ты стала первой из первых среди дзёро! Дзёро – продажная женщина.

– И заработала для вас немало денег! – усмехнулась Кэйко, а помолчав, сказала: – В моей жизни были те, кто не причинил мне вреда, и те, от кого стоит держаться подальше. Что такое доброта, я не помню.– Почему?– Вы говорили о холмах. Так вот, все мои холмы разрушены давным-давно. И новых не построить.– Почему? – повторила госпожа Суми.– Просто не из чего.– Но ты нравишься мужчинам! Ты, твое тело! – В голосе женщины прозвучало что-то похожее на ненависть.Кэйко осталась спокойной.– Мое тело – всего лишь препятствие между пустотой, что находится в моей душе, и великой пустыней этого мира. Вам не стоит волноваться – когда-нибудь и его победит время.Госпожа Суми затаила дыхание.– И что будет тогда?– Я умру.– Не умрешь, – твердо произнесла женщина и выпрямилась. – Ты уже мертва, как и я. Но ты еще можешь возродиться, а я уже нет. Ты хорошо сказала про время. Его долго не замечаешь, а потом вдруг начинаешь ощущать, как оно врезается в тебя, впечатывается в сердце, рвет душу на части. И ты понимаешь, что бессильна, потому что ты – женщина, хуже того – женщина, от которой всем нужно лишь ее тело! Мне столько же лет, сколько ему, но он еще молод, а пора моей молодости прошла. Время неодинаково течет для мужчин и для женщин, для богатых и бедных, для баловней судьбы и для тех, кто был ею отвергнут. Когда-то я была бедна, но жила беспечно и умела любить и прощать. Да, мы оба были бедны и незнатны, но потом он решил, что сумеет заработать денег, торгуя женщинами, и предложил мне… – Госпожа Суми горько вздохнула. – Я согласилась, потому что любила его. А теперь… – Она замолчала, неподвижно уставившись в пустоту.– Вы говорите о господине Модзи? – спросила Кэйко.– Да. Мне с самого начала следовало помнить о том, что он никогда не путает удовольствие с выгодой.– И все же, – тут в голосе Кэйко впервые появились мягкие нотки, – вам повезло: тот, кого вы любите или любили, до сих пор рядом с вами, вы можете слышать и видеть его. А это уже похоже на счастье. ГЛАВА 2 Сколь прискорбно, что многие внемлют соблазнуБеззаботно играть с волнами прилива.Ибо их ожидает неизбежная гибель –Всех поглотит безжалостная пучина.О, когда б от сна пробудились люди,От бездумного тяжкого помраченья,И узрели, что реки текут к истокам,Вспять стремятся, вздымаясь и разливаясь! Сэттё Перевод А. Долина.

Нагасава смотрел на убегающую вдаль, в лунном свете казавшуюся белой как снег дорогу. В сосновых ветвях шумел ветер, он нес запахи влаги, земли и хвои. Горизонт окутывала бледная мгла, и Нагасава не видел конца дороги, как не видел конца своего пути. Сейчас, думая об этом, он испытывал неизъяснимую, граничившую со скорбью печаль.Вчера Нагасава обратился к своим воинам с короткой речью. «Каждому из нас предстоит бесконечный путь», – сказал он в заключение. И все поняли, что он говорит о смерти.В первом ряду стоял Кэйтаро. Совсем недавно, едва ли не пару недель тому назад, он прошел через обряд гэмпуку Гэмпуку – обряд совершеннолетия, когда юноше впервые делали взрослую прическу.

и теперь был причесан, одет и вооружен, как другие мужчины. И все-таки что-то отличало его от остальных. Присмотревшись, Нагасава понял, что именно: взгляд. В глазах других было спокойное, глубокое, суровое понимание истины, а в глазах Кэйтаро – пламенная вера. И тогда Нагасаве стало окончательно ясно, что возврата нет. Еще сутки назад он задавал себе вопрос, не уйти ли ему из Сэтцу вместе со всеми воинами, сохранить им жизнь, а главное – спасти своего сына. Но, поймав этот горячий, пугающе ясный и чистый взгляд, он склонился перед судьбой. Он желал вернуть себе то, что некогда принадлежало ему, чем он жил многие годы, нечто реальное, сделанное из дерева и камня, тогда как Кэйтаро мечтал получить то, чего никогда не видел, не знал, – он грезил о замке, возведенном в душе. Такие мечты не должны умирать.Накануне решающего сражения Нагасава призвал к себе верного Ито и сказал ему:– Надеюсь, ты понимаешь, чем это закончится?– Вы не верите в победу, господин? – осторожно спросил тот.– Верю. Верил всегда. Но вера – это не меч, и не лук, и не стрелы, и не сотни воинов, что есть у князя Аракавы. Она рождает мужество, но не творит чудеса. – Он помедлил. – Вера не только помогает нам жить… Сегодня она позволит нам достойно умереть. Разве не так, Ито-сан?– Да, господин.– Ито-сан, я хочу попросить: позаботься о моем сыне. Главное, чтобы он не попал в плен и не познал позора!– Мне кажется, если будет нужно, господин, Кэй-таро-сан успеет совершить сэппуку.– Да, – секундой позже произнес Нагасава, – я с детства учил его, что жизнь и смерть не только противоположности; одно переходит в другое так же естественно, как день сменяет ночь. Он не испугается смерти.В самый разгар битвы, когда стало ясно, на чьей стороне перевес, Кэйтаро внезапно пожелал сразиться с предводителем вражеского войска, князем Сабу-ро. Он не стал спрашивать позволения у отца: господин Нагасава был тяжело ранен в самом начале боя, и заботливые вассалы поспешили отнести его в безопасное место.Поняв, что ему не пробиться сквозь толпу яростно сражавшихся самураев, Кэйтаро принялся соображать, как пробраться на другой конец поля, ближе к ставке врага, и в конце концов решил перейти через возвышавшийся слева крутой холм. Он позвал своих воинов, и они начали взбираться по каменистой тропинке.В какой-то момент молодой человек остановился и посмотрел вниз. Долину покрывал сплошной цветной ковер – желтогкрасные, оранжево-белые, золотисто-зеленые доспехи, сверкающее оружие. Слышались тяжелое дыхание, звон мечей, скрежет зубов, проклятия и крики, стоны и предсмертный хрип.Кэйтаро стиснул зубы и сжал кулаки. Сама мысль о том, что войско отца может быть разбито, казалась ему смертельной.Он спустился с противоположной стороны холма и, очутившись среди яростно сражавшихся воинов, принялся выкрикивать: «Сабуро-сан! Я хочу сразиться с вами, Сабуро-сан!»Через некоторое время перед ним возникла фигура на коне, в голубом панцире, с бронзовыми гербами, изображавшими трилистник. Человек холодно и жестко смотрел на Кэйтаро.– Господин Сабуро? Я хотел бы сразиться с вами! – прокричал юноша.– Взять его! – произнес человек и развернул коня. В плечо юного самурая вонзилась стрела. Другая впилась выше колена. Кэйтаро ощутил почти детскую обиду и досаду. Он не думал, что его судьба будет такой позорной и жестокой!Вечером господин Нагасава очнулся в лесной хижине, в глухом пустынном уголке, окруженном молчаливыми, сумрачными деревьями.Над ним склонилось знакомое лицо. Ито-сан.– Мы разбиты?– Да, господин.– Живые есть?– Немного.Нагасава пошарил вокруг себя.– Мой меч…– Здесь, господин.– Где Кэйтаро?!Глаза Ито были темны и печальны.– Его никто не видел. Он взобрался по склону холма с несколькими самураями, а потом исчез. Его воинов нашли – все они мертвы, а Кэйтаро…Нагасава опустил тяжелые веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29