— Нет, нет, письмо написано в благожелательном духе. Почитай!
Он взял письмо и, увидев неразборчивый почерк, скорчил гримасу.
— Ты, наверное, уже расшифровала эти каракули. Не расскажешь ли, что она пишет?
— Нет. Думаю, тебе следует прочесть его самому.
Вздохнув, он приступил к чтению, пожаловался разок-другой на каракули, но потом, дойдя до откровений, замолчал. И продолжал молчать, пока не закончил чтение.
Сьюзен с трудом удержалась от желания спросить, что он об этом думает.
— Она и впрямь донельзя безнравственная женщина, — сказал он наконец. — Не испытывая никаких угрызений совести, идет на обман и лжесвидетельствует.
— Знаю. Приятно было бы узнать, что она нам не мать, но боюсь, что на это нечего надеяться.
— Я горжусь тем, что я сын Мэла, особенно теперь, когда узнал, почему они не поженились. — Он снова взглянул на письмо. — Она прислала это письмо, потому что знает, что Мэл не одобрит присвоение денег, принадлежащих «Драконовой шайке». Наверное, это проявление любви с ее стороны, однако…
— Что мы будем делать? — спросила она.
— Делать? Ничего. Уж не думаешь ли ты, что я дам этому ход? Ведь это наглая ложь!
Сьюзен вдруг вспомнила, что прошлой ночью восприняла как оскорбление простой вопрос Кона о том, говорила ли она кому-нибудь, что они занимались любовью. Она все делала неправильно.
— Нет, я не думаю, — сказала она, взяв себя в руки. — Надеюсь, что ты этого не сделаешь. Но решай сам. Полагаю лишь, что Кону следует об этом сказать. Могут где-нибудь найтись документы, или леди Бел может прийти в голову поднять этот вопрос. Теперь, когда нет в живых ее мужа графа, она, ничем не рискуя, может предъявить право на титул графини.
— Письмо не позволит ей сделать этого. В нем она утверждает, что мы дети Мэла, и выражает готовность дать ложные показания под присягой.
Они посмотрели в глаза друг другу.
— Поэтому мы должны отдать письмо Кону.
Он сложил письмо и протянул ей:
— Сделай это сама. — Помедлив мгновение, он спросил: — Не скажешь ли ты мне наконец, Сьюзен, что происходит между вами? Что бы это ни было, это не принесет тебе счастья. Не хочу тебя обидеть, но выглядишь ты не лучшим образом.
Вздохнув, она подошла к нему поближе.
— Обними меня, Дэвид, мне очень нужно почувствовать, что я не одна.
Она с удовольствием ощутила, как обвились вокруг нее его сильные руки, придавая ей уверенность в том, что он всю жизнь будет готов прийти ей на помощь, какие бы глупости она ни совершала. Она подумала, что скоро сможет рассказать ему правду о кое-каких своих поступках. Скоро, но не сейчас.
И все-таки, расставаясь, она рассказала ему часть правды:
— Я люблю его, Дэвид. Я люблю его с пятнадцати лет. Но он собирается жениться на леди Анне Пекуорт, с которой, я уверена, он не будет счастлив.
— Это из-за твоего происхождения? Это вам мешает быть вместе?
— Нет, конечно, нет, — улыбнулась она. — Просто он не отвечает мне взаимностью. Это случается часто, но это еще не конец света.
— Неужели одиннадцать лет? А я-то ломал голову, почему ты не выходишь замуж. Похоже, у тебя есть одно общее качество с матерью. Постоянство.
— Будем надеяться, что оно не перейдет в одержимость. Ладно уж, иди. Я сама передам ему письмо и расскажу тебе о его реакции.
Она постояла немного, глядя, как он спускается с холма, потом направилась к дому. Пересекая двор, она взглянула на окна библиотеки: Кон все еще был там вместе с де Вером и Суоном.
В том, чтобы отдать ему письмо, не было никакой срочности. Но она боялась проявить слабость и попытаться убедить Дэвида обеспечить свою безопасность с помощью обмана.
Но возможно, она искала предлог, чтобы снова побыть с Коном.
Сьюзен заняла наблюдательный пост в малой столовой, откуда был виден вход в библиотеку. Вскоре ее терпение было вознаграждено: он появился в дверях библиотеки — один, без де Вера — и вышел в сад.
Выждав мгновение, Сьюзен вышла из укрытия.
Он резко обернулся:
— Сьюзен?
— Я должна кое-что показать тебе и рассказать. — Окинув взглядом все многочисленные окна, она добавила: — Пройдем лучше в малую столовую.
Он смотрел на нее настороженно и недоверчиво, как будто ожидая подвоха, тем не менее пошел за ней следом.
— Этого никто не должен слышать, — сказала она. — Не смотри на меня так, Кон. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Это дружеский жест, по крайней мере честный. — Она вынула из кармана письмо. — Это письмо от моей матери. Его принесла Амелия. Можешь прочесть его, если хочешь, хотя у нее ужасный почерк. — Она взглянула на первую страницу. — Я никогда раньше не видела ее почерка. Правда, странно?
Он смотрел на нее отсутствующим взглядом.
— Что она пишет? — спросил он.
— Она пишет, что была замужем за графом. Понимаю, что это безумие, но я ей верю. Бред какой-то, но ведь он был сумасшедшим.
Она торопливо изложила подробности, наблюдая, как отчужденность в его взгляде сменилась озадаченностью.
Сьюзен вложила письмо в его руки:
— Возьми. Оно поможет тебе остановить ее, если она вздумает что-нибудь предпринять. Ее можно будет обвинить в лжесвидетельстве под присягой. Не сомневаюсь, что где-нибудь здесь спрятано и брачное свидетельство. Если найдешь, порви. Тогда у нее не будет никаких доказательств.
— Думаю, что в Гернси тоже хранятся записи.
— Не имеет значения. Они незаконные. А если незаконные, то ничего нельзя доказать.
— Ты меня удивляешь… — сказал он. — Ты могла бы предъявить претензии и заполучить Крэг-Уайверн, хотя бы через своего брата.
— Не хочу я Крзг-Уайверна! — воскликнула она. — Не могу дождаться, когда уеду из этих мест!
— Однако ты заботишься о том, чтобы он оставался в моей собственности. А прошлая ночь подтвердила, что я по-прежнему к тебе неравнодушен.
— Не надо, Кон. Я понимаю, что у тебя есть основания не доверять мне, но в этом я абсолютно честна. Как и ты, я не останусь в Крэг-Уайверне, независимо от того, кто будет его хозяином. И мне безразличен титул, любой титул. Я очень сожалею, что дала тебе повод относиться ко мне с недоверием, но сейчас я честна.
Он осторожно сложил письмо, как будто опасаясь обнаружить в нем еще какие-нибудь откровения.
— В таком случае ответь мне честно: сколько у тебя было любовников?
— Трое, — тихо ответила она.
— Почему ты пошла на это? Я не имею права спрашивать, но мне хотелось бы знать.
Она чуть помедлила, но решила быть честной до конца.
— Я пыталась стереть воспоминания о тебе.
Он положил письмо в свой карман.
— Мне надо об этом подумать.
— Тут и думать нечего. Я уже рассказала Дэвиду, и он со мной согласен. Любое другое решение было бы абсолютно неправильным.
Он как-то странно посмотрел на нее.
— Кон! Я никогда больше не сделаю ничего такого, что могло бы причинить тебе боль.
— Я тебе верю, — сказал он, чуть улыбнувшись. — Не уходи отсюда, Сьюзен, я хочу продолжить наш разговор.
— Я пробуду здесь еще несколько дней.
Он кивнул и вошел в дверь, ведущую в коридор.
* * *
Закрыв за собой дверь, Кон попытался привести в порядок мысли. Но все было бесполезно. Чтобы принять важное решение, нужно было посоветоваться со здравомыслящим человеком.
Надев костюм для верховой езды, он отправился на конюшню, чтобы поехать к Николасу Делейни, поместье которого «Красные дубы» в Сомерсете находилось в двух часах езды.
Он молил Бога, чтобы Николас оказался дома.
Он подумал, что после Ватерлоо ему впервые пришло в голову навестить кого-нибудь из своих друзей. Он проводил время с «шалопаями» в центральных графствах, в Лондоне, но всегда держался напряженно и отчужденно, словно не встречался с ними, а прятался среди них.
Николаса он в последний раз видел в Лондоне несколько месяцев назад, когда Френсис женился на своей вздорной красавице. Тогда собрались все «шалопаи», чтобы ввести ее в свое общество. Но Кон сторонился людей и избегал Николаса, который, как правило, замечал такие вещи.
Чтобы забыться и не думать о том, что его тревожило, он сам придумывал для себя какие-то дела и даже побывал в Ирландии на свадьбе у еще одного «шалопая».
Но в конце концов это ему надоело, и он, впав в уныние, стал сторониться тех, кто его хорошо знал. В ответ на письма Хоука, который был за границей, он писал пространные письма с изложением новостей. «Шалопаям», занятым устройством своих дел, он обычно отвечал коротко. Однако на письма Вана он не отвечал совсем, потому что Ван обязательно разыскал бы его.
Кон знал, что Вану, должно быть, тоже приходится нелегко, но он слишком глубоко погрузился в свои переживания, чтобы протянуть руку другу.
Имеет ли он право взваливать свои страдания на плечи Николаса?
Усадьба «Красные дубы» отличалась простотой, но ее планировка, сады и даже дубовые рощи, давшие усадьбе название, — все как бы говорило о том, что хозяин умеет делать правильный выбор.
Усадьба была полной противоположностью Крэг-Уай-верну.
Кон повернул на короткую дорожку, которая вела к усадьбе, не зная еще, что он скажет, но понимая, что это не имеет значения.
Он не успел постучать, как дверь распахнулась и на пороге появился Николас — в рубахе с расстегнутым воротом и широких брюках, с довольно длинными вопреки требованиям моды темно-русыми волосами.
— Кон? Какая приятная неожиданность!
Он источал покой и радушие, словно прозрачный ручеек, что заставило Кона вспомнить, что ему давно хочется пить. Он соскочил с коня.
— Я сейчас живу в Крэг-Уайверне. Ты ведь знаешь, что я унаследовал графство?
— Конечно, знаю. Наверное, та еще обуза свалилась на твои плечи, а?
— Пожалуй, ты попал в самую точку, — сказал в ответ Кон и улыбнулся без всякой на то причины, кроме разве той, что он был рад приезду сюда.
Из-за дома выбежал грум и взял под уздцы его лошадь, а Николас повел его в дом. В квадратном холле, выкрашенном светло-зеленой краской, стояли два горшка с гиацинтами. Их нежный аромат в сочетании с запахом воска для полировки мебели напомнил Кону о Сомерфорд-Корте.
— Оттуда до меня миль пятнадцать, не так ли? — спросил Николас.
— Думаю, даже меньше. Я приехал, подчиняясь импульсу, но если ты когда-нибудь побываешь в Крэг-Уайверне, то поймешь, что человека там постоянно одолевает желание уехать куда-нибудь подальше от этого места.
Николас рассмеялся:
— Я знал немало таких мест и видел изображение Крэг-Уайверна в какой-то книге — на фоне серых облаков и бушующего моря. Впечатление такое, словно его придумал монах Льюис.
— Нет, обычному писателю такое и в голову не придет. Чтобы создать Крэг-Уайверн, надо быть абсолютным сумасшедшим. Это наследственное качество, оно передается из поколения в поколение.
Николас быстро взглянул на него. И провел в следующую комнату, которая, по-видимому, служила малой гостиной, но была такой уютной, что не соответствовала этому официальному названию.
Здесь было множество книг: они стояли на полках в книжных шкафах, лежали стопками на столах, а некоторые раскрытые ждали на креслах. На подлокотнике одного из кресел было оставлено какое-то рукоделие, а на одном из столиков была раскрыта шахматная доска в ожидании продолжения партии. Внимание Кона привлекли необычные шахматные фигуры, где вместо коней были слоны.
— Металлические, — пояснил Николас. — Весьма практично, когда шаловливые ручонки то и дело так и тянутся к ним.
Кон заметил, что в комнате много игрушек: целая коллекция кукол и самые разнообразные зверюшки, вырезанные из дерева. Все они были расставлены так, что образовывали круг, в центре которого лежал маленький кружевной чепчик.
— Они охраняют чепчик. В данный момент это самое большое сокровище, которым владеет Арабель. Они с Элинор ушли на прогулку, так что тебе придется мириться с неуклюжим мужским гостеприимством. Что ты хочешь выпить?
— Сидра.
Николас выглянул за дверь и дал какие-то указания.
Кон положил шляпу, перчатки и хлыст на столик, чувствуя, что на нем слишком много всего надето. Помедлив мгновение, он снял камзол и галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Когда Николас вернулся, Кон спросил:
— Почему, черт возьми, мы, мужчины, надеваем на себя столько одежды в мае?
— В качестве компенсации за то, что требуем, чтобы женщины носили корсеты.
— А мы этого требуем?
— Не по собственному же желанию они затягиваются в корсеты! — улыбнулся Николас. Кон знал, что Николас никогда не станет задавать прямых вопросов. Это было не в его правилах. Но Кон и сам не знал точно, о чем хотел поговорить с Николасом.
О Крэг-Уайверне. О Сьюзен. О леди Анне. О Гиффорде. О контрабанде. О наследстве… Все было крепко связано друг с другом.
Принесли сидр в запотевшем глиняном кувшине, а с ним и стеклянные кружки. Наполнив кружки, Николас подал одну Кону.
Удовлетворив жажду, Кон вздохнул с облегчением. После второго глотка он вдруг сказал:
— Ну и крепкая штука.
— Домашний напиток, — сказал Николас. — Если ты еще не готов поделиться со мной своими секретами, то через некоторое время почувствуешь потребность выложить все.
Кон, откинувшись в кресле, сделал еще глоток.
— Конечно, я не просто, проезжая мимо, по-соседски завернул к тебе.
— Ты хотел поговорить о Дэре?
Как всегда, Николас попал в самую точку. В одну из них.
— Это как ноющий зуб, — признался Кон. — Не то чтобы сильно болит, чтобы бежать к дантисту, но постоянно беспокоит и мешает жить. Я не могу об этом забыть. Если хотя бы нашли его тело…
— Его мать, бедняжка, в таком же состоянии. Одно время ей стало казаться, что вся английская армия сделала себе татуировки, чтобы было легче опознать трупы. Мне кажется, что в этом ты виноват.
— Силы небесные, я действительно упомянул о том, что мы сделали татуировки, причем именно для этой цели! Это было неосторожно с моей стороны!
— Ты не мог знать, что она ухватится за эту татуировку, что это станет своего рода целью ее жизни. — Николас отхлебнул из кружки. — Полагаю, что пребывание в Крэг-Уайверне тебе не помогает. Я знаю, что тебе никогда не хотелось получить графство.
Кон пожал плечами:
— Когда погиб Фред, это рано или поздно должно было случиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42