– Прачечная.
– Прачечная? – Энтузиазма у нее поубавилось.
– Иди за мной.
Сэм прошагал мимо нее и вскоре услышал за собой громкий топот. Он пересек весь лагерь, миновав десять деревянных бунгало, служивших бараками. Завернув за угол последней постройки, он прошел вдоль ряда бочек и обогнул неглубокую яму. Тяжелые бутсы затопотали быстрее, и Сэм вдруг почувствовал, что Лолли дернула его за рукав:
– Сэм.
Он остановился.
– Ну?
– Что это? – Она указала на грязную яму, обложенную мешками с песком.
– Арена. – Он повернулся, чтобы идти, но она так и повисла на его руке.
– Что-что?
– Партизаны приходят сюда в свободное время. На петушиные бои.
– Петушиные бои?
– Да, в яму запускают двух бойцовых птиц, те дерутся, а зрители делают ставки, какая из них победит.
– О Господи...
– На островах повсюду распространена азартная игра. Это их способ отдыхать.
Лолли выглядела так, словно только что повстречалась с самим дьяволом.
– А как же птицы?
– С ними обращаются как с породистыми медалистами. Покупают и продают по ценам, зависящим от их силы и количества побед. У большинства птиц жизнь лучше, чем у детей трущоб, так как филиппинцы относятся к своему спорту серьезно.
– А что происходит с птицами? Разве они не получают раны?
– Сильнейшие бойцы выживают. Прочие... – Сэм пожал плечами.
– Верховая езда – это спорт, скачки – это спорт, теннис и крокет – это спорт, даже любимое развлечение янки – бейсбол – это тоже спорт. А вот выпустить двух беспомощных птичек на арену, чтобы те дрались, – это не спорт!
– Скажи это партизанам. Теперь пошли. У меня есть еще дела.
Он пошел дальше мимо корзин с боеприпасами и завернул за угол. Лолли громко охнула – пришлось останавливаться и возвращаться. Она стояла на прежнем месте и смотрела за корзины. Он проследил за ее взглядом. Лолли уставилась на восемь деревянных, грубо сколоченных клетей, стоявших в ряд вдоль площадки для выгула, в каждой клети сидело по бойцовому петуху.
– О, бедные птички! Мне так их жаль. – Голос ее срывался.
А Сэм чертовски жалел, что сглупил и повел ее этим путем. Он схватил ее за руку.
– Так ты хочешь заняться делом или нет?
Лолли кивнула, но продолжала смотреть на клети, словно они были заполнены больными младенцами.
– Пошли. – Сэм потянул ее за собой, решив поручить ей одно дело, чтобы она была занята и не лезла к нему.
Бедные птички. Лолли вздохнула и помешала в огромном черном котле, в котором кипела одежда. Она то и дело поглядывала на бараки, не в силах забыть о клетках с птицами. За последние несколько дней она почувствовала особую любовь к птицам. Медуза стала ее постоянной спутницей с тех пор, как впервые опустилась на голову. Спала птичка на грубом деревянном насесте, который ей вырезал Гомес, а когда Лолли пересекала лагерь, направляясь на кухню, Медуза часто сидела у нее на голове. Партизаны были с ней приветливы, улыбались и приносили ей всякие пустяки – орехи для птицы, питьевую воду, спелые плоды папайи и манго. Все было прекрасно, пока она не увидела тех птиц и не поняла, что означали громкие крики, раздававшиеся вдалеке прошлой ночью.
Лолли вытерла рукой вспотевший лоб, рука ныла от беспрерывного помешивания. Девушка с тоской посмотрела на остальные пять кипящих котлов. Пытаясь забыть о птицах, она постаралась сконцентрировать внимание на том, что делает – мешает что-то в кипящих котлах, словно какая-нибудь ведьма. Лолли сменила орудие труда: вместо лопатки взяла длинную деревянную штуковину, которую Сэм назвал куколкой. Выглядела эта мешалка для белья, как маленькая табуретка, но без сиденья, зато с длинной деревянной палкой, совсем как у швабры. Наверху палка была с двумя деревянными ручками, которые Лолли должна была держать, а потом поворачивать. При этом деревянные ножки перемешивали одежду, оттирая грязь.
Лолли вцепилась в куколку. Какое глупое название! Она снова провела рукой по лбу, отирая пот и убирая влажные прядки волос. Куколка – это то, что наряжается в красивые платьица, а затем кладется на кровать. Игрушка, забава. Лолли перешла к следующему котлу и помешала в нем. Нет, это никакая не игра. Это тяжелая работа. Лолли устала, вздохнула, потом посмотрела на бараки и в сотый раз представила себе бедных маленьких петушков. Их тоже используют для игр. Жестоких игр.
Ее чрезвычайно злило, что такое жестокое действо они называют спортом. От одной только мысли об этом она содрогалась. Хотя, разумеется, это мужской спорт, а мужчины всегда диктуют, что приемлемо обществу. Но Лолли не считала петушиные бои приемлемым спортом, как, наверное, любая другая женщина. Ей они казались дикими и несправедливыми, поэтому нужно было что-то предпринять.
Лолли нерешительно покусала губку. Неужели она осмелится? Но стоило ей вспомнить, что вечером в яму посадят двух петушков, и она сразу поняла: осмелится. Вокруг никого не видно, все были заняты какими-то делами.
Сэм не сказал, сколько времени кипятить одежду. Все вещи очень грязные, поэтому чем дольше их кипятить, тем чище они будут. Вроде бы логично. Да, вполне логично.
Лолли повесила лопатку и куколку на крючки, прибитые к стене бунгало, и проверила, нет ли кого поблизости. Никто так и не появился. Сам Бог ей помогает, решила она.
Воодушевленная такой поддержкой, она выглянула из-за угла бунгало и осмотрела широкую грязную площадь в центре лагеря. Несколько солдат суетились, передвигая корзины с боеприпасами, как ей показалось. Дождавшись, когда они повернулись к ней спиной, Лолли поспешно перебежала плац, изо всех сил стараясь не шуметь. Если бы Сэм увидел ее, он бы сразу догадался, куда она направляется. У этого человека был сверхъестественный дар появляться тогда, когда она меньше всего ожидала увидеть его.
Добежав до первого барака, Лолли прижалась спиной к деревянной стене, чтобы ее никто не заметил, а затем осторожно выглянула из-за угла. Партизаны по-прежнему занимались своими делами – кто разговаривал и смеялся, кто работал. Лолли молча воздала благодарственную молитву.
Через несколько секунд она уже стояла перед клетками и рассматривала птиц. Потом подошла к ближайшей клетке. Ярко-красный с коричневатым отливом петух расправил крылья, забулькал, вытянув длинную шею, и затряс красной бородкой. Он переминался с одной лапы на другую, совсем как Медуза. Лолли окончательно решилась. Она шагнула вперед и потянулась к деревянному засову.
– Ой! – Она отдернула руку. Петух клюнул ее. Лолли зажала крошечную ранку и сердито посмотрела на птицу: – Ах ты неблагодарный!
Птица вернула ей сердитый взгляд.
– Хотя, конечно, ты ничего, кроме драки, не знаешь, правда?
Петух склонил головку.
– Понимаю, – сказала Лолли, оглядываясь в поисках какой-нибудь длинной палки, чтобы открыть клетки и при этом сохранить целыми руки, которые иначе будут исклеваны в кровь.
Найдя такую палку, она вернулась к клеткам и один за другим открыла засовы. Но одно она не учла. Это были бойцовые петухи, и, верные своей выучке, они принялись драться, клеваться и кудахтать, как только оказались на площадке для выгула. В воздухе летали перья и комочки грязи, стоял совершенно невообразимый шум, пронзительные крики, клекот и кудахтанье. Это было ужасно!
Лолли ударилась в панику. Зажав в руке палку, она бросилась к птицам.
– Ш-ш-ш! Тихо все! – Она прыгала, размахивая палкой, стараясь отогнать птиц в джунгли, где они будут на свободе.
Некоторые из них разбежались, некоторые попрятались по кустам, другие просто исчезли. Сработало!
– Вот сукина дочь!
Ох-ох. Лолли замерла. Это был голос Сэма, она бы узнала эту брань где угодно.
Глава 16
– Эти люди убьют тебя! А если не они, черт возьми, тогда я! – Сэм стремительно приближался к Лолли, намереваясь утащить ее отсюда, пока не начался бунт.
Лолли окаменела. Ее лицо застыло в удивлении, а потом приняло виноватое выражение. Руки безжизненно повисли по бокам, на землю упала длинная палка. Перья и клубы пыли – вот все, что осталось после предателей-петухов, которые разбежались по кустам, как отступающая армия.
Он выбросил руку со скоростью змеи, атакующей жертву, и, обхватив Лолли за талию, поднял в воздух, пока она не натворила еще больше бед. Прижав девушку к боку, он развернулся и направился к ее бунгало.
Она попробовала было протестующе пискнуть, но он только крепче сжал ее.
– Заткнись!
Сэм пересек лагерь, взлетел по ступенькам, пинком распахнул двери и, подойдя к кровати, бросил на нее Лолли, как мешок с песком. Лолли заверещала, откинула назад длинные светлые волосы, упавшие на лицо, и взглянула на Сэма. Его лицо оказалось совсем рядом, в голубых глазах Лолли мелькнуло беспокойство, и она начала поспешно отодвигаться назад, пока ее спина не ударилась о стену. Она настороженно бросала взгляды то влево, то вправо, выбирая, куда бы удрать.
Но прежде чем она сумела подняться, его рука преградила ей путь.
– Безмозглая маленькая чертовка. Ты хотя бы представляешь, что натворила?
Лолли судорожно сглотнула и покачала головой. Сэм придвинул к ней лицо еще ближе. Она смотрела на него не мигая, потом медленно кивнула.
– Я спасла тех птиц, – прошептала Лолли, добавив с горделивой ноткой: – Теперь они свободны.
– Отлично... проклятые птицы свободны. Ну что, гордишься собой?
Ее взгляд выражал неуверенность, но через секунду она едва заметно кивнула.
– Наверное, думаешь, что совершила благородный поступок? Птицы обрели свободу, но эти люди – нет. Ты вообще знаешь, зачем они здесь?
– Чтобы драться, – ответила Лолли с уверенностью человека, который знает, о чем говорит, хотя это не так.
– Да, они дерутся, но не ради забавы и не потому, что хотят убивать, как ты подумала. Это не игра. Они борются за свободу, рискуют своей жизнью ради того, что мы, американцы, воспринимаем как само собой разумеющееся. Это не Бельведер, Южная Каролина. Это Филиппины, испанская колония. У здешних людей нет свободы, нет своего голоса в правительстве, вообще ничего нет. Их священников вешают и оставляют гнить на городских площадях. Испанские священники-доминиканцы, действуя от имени церкви, отбирают у людей все самое ценное. Женщины и дети становятся рабами на плантациях табака и какао.
У Лолли начали дрожать губы, но он не замолк. Он был слишком разозлен.
– Эти люди собрались здесь для того, чтобы научиться бороться за спасение своей страны. Многие из них никогда больше не увидят своих семей. Они погибнут за возможность получить ту свободу, которой ты не дорожишь, которая позволяет тебе прятаться в роскоши от жестокости этого мира. Единственный отдых, который позволяли себе эти люди, – я подчеркиваю, единственный – это петушиные бои. Развлечение, которое, быть может, не отвечает твоим представлениям об отдыхе, – возможно, в глазах утонченных породистых американок оно кажется уродливым, но я повторяю: здесь тебе не Америка. Ты не сможешь здесь вальсировать и заставить всех думать так, как тебе нравится, тем более что ты абсолютно ничего не знаешь об этих людях.
Некоторые из этих птиц стоили больше трехмесячного солдатского жалованья. Если кому из партизан случается выиграть, они стараются тайком переправить деньги семьям, которых не видели уже больше года. Ты лишила их единственной возможности развеяться, единственного способа забыть, что завтра они могут умереть и никогда больше не увидеть своих жен, матерей и детей.
У них здесь ничего нет. Ни семьи. Ни папочки. Они живут здесь под каждодневной угрозой, что их найдут испанцы или отряд партизан-противников. А ты знаешь, что делают испанцы с мятежниками?
Она покачала головой.
– Иногда они поджаривают их на огне. И тогда можно услышать вопли людей и почувствовать запах горелой плоти. Ты знаешь, как пахнет обожженная человеческая плоть? – Он схватил ее за плечи и встряхнул. – Знаешь?
– Нет, – прошептала Лолли, заливаясь слезами.
Ему было наплевать, даже если бы из ее глаз потекли потоки кровавых слез. Он хотел только, чтобы эта дуреха поняла, какую глупость совершила.
– Если бы ты когда-нибудь почувствовала этот запах, ты бы уже не забыла его. Иногда они используют другие пытки, например, вгоняют в ногу жертвы длинную иголку, с мою руку, и медленно вытягивают с другой стороны. Иногда они всего лишь отрезают руку, ногу, нос, ухо, иногда все вместе. Иногда отрубают другие части. Иногда выкалывают глаз.
Он отпустил Лолли. Та упала на кровать, плача навзрыд. Ему было все равно. Он просто пригвоздил ее взглядом, не скрывая презрения, потому что ему давно осточертели ее глупейшие выходки.
– Оставайтесь здесь, мисс Лару. Валяйтесь и думайте о своих бедных птичках. А я буду думать о тех людях и о том, как мне сейчас вернуться на плац и учить их сражаться, чтобы они могли жить свободно. А вечером, когда они особо остро будут чувствовать одиночество, изнывая от усталости и напряжения дня, я попытаюсь найти какой-то способ, чтобы снять это напряжение. Видите ли, меня больше заботят люди на этом дьявольском острове, чем моя собственная особа или какие-то чертовы курицы.
Сэм пошел к двери, открыл ее и, остановившись на пороге, оглянулся.
– Я не знаю, куда подевался ваш папаша, а теперь мне даже наплевать, кто он такой. Все, что меня заботит, это чтобы вы поскорее исчезли. – Он ушел, хлопнув дверью с такой силой, что затряслись стены.
С тех пор как Сэм с шумом покинул комнату, прошли целые сутки. За это время Лолли не получала никаких известий, никого не видела, если не считать Гомеса, который два раза приносил еду и питьевую воду – стучал в дверь и молча отдавал тарелки, без улыбки и даже не глядя ей в лицо.
Лолли торчала возле узкого окошка, боясь перешагнуть через порог, терзаясь не только страхом, но стыдом и болью от слов Сэма. Услышав громкие шаги, она быстро отошла к кровати. Дверь распахнулась, и вошел Сэм, в руках он держал небольшую коробку. Вид у него был далеко не радостный. Следом за ним вошли трое солдат с огромными охапками одежды.
– Положите сюда, – велел Сэм, указав на пол перед собой.
Солдаты побросали одежду – выросла целая гора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44