— Отец действительно был таким замечательным военачальником, как о нем говорили скальды? — спросил Олав.
— Он достиг многого, но великим военачальником его назвать нельзя.
В Царьград из Киева с ним прибыла небольшая дружина варягов, которой он командовал. Его дружина вошла в войско царя, там были и другие варяжские отряды.
Харальд со своими варягами сражался за царя в разных местах этого громадного государства.
Он ходил в поход в Анатолию, нападал на морских разбойников. Вместе с другими варягами воевал на Сикилее и сражался с сарацинами в Африке. Потом союз между варяжскими отрядами был нарушен, и Харальд сражался против некоторых из них. Когда начался бунт в Болгарии, он отправился на подавление бунта.
— Я слышал, что он захватил Йорсалир .
— Это преувеличение. Между царем Византии и халифом, который правил тогда в Святой Земле, был мир. Но церковь Святого Гроба была сожжена, и халиф позволил византийскому царю отстроить ее заново. Харальд со своими варягами должен был охранять строителей, посланных в Царьград.
— Он искупался в священной реке Иордан, это верно?
— Да, в Иордане он искупался. — Эллисив вздохнула. — Ему было бы полезнее совершить такое купание в конце жизни.
На это Олав ничего не сказал.
— А правда, что много крепостей и городов отец взял хитростью? — спросил он.
— Правда. Он покорил много городов и крепостей, большую часть из них — под предводительством Георгия Маниака на Сикилее. Хотя почти все они были небольшие. Георгий часто позволял варягам самим взять тот или иной город, и варяги прибегали к хитрости, если им это было выгодно. Об этих подвигах ходит слишком много былей и небылиц.
— Значит, отец командовал всего лишь одним отрядом? — задумчиво сказал Олав. — Как же он мог тогда так непочтительно разговаривать с Гюргиром? Кажется, ты назвала его Георгием?
— Да, Георгий Маниак. Не сомневаюсь, что твой отец дерзко говорил с ним. Он никогда не брал в расчет ни род, ни звание человека.
Со временем Харальда повысили в звании. А потом за ратные подвиги произвели в манглавиты. Это большая честь, но она не дает почти никакой власти. А после того, как он сражался в Болгарии, там же был и сам царь, Харальда сделали спафарокандидатом. Это означало, что он поднялся еще выше, но самого верха он так и не достиг. Пожалуй, важнее было, что Харальда и его дружину взяли в царскую стражу. В этой страже всегда были только варяги, и твой отец стал их предводителем; этих стражей в народе называли царскими винными бурдюками, уж не знаю почему.
Твой отец не поддержал славу варягов как задир и скандалистов, наоборот, он строго следил за порядком и во время службы в царском дворце, и в походах. Он без колебаний мог приказать повесить человека, если считал, что тот этого заслуживает.
Но иногда он выносил и необычные приговоры.
Однажды в Анатолии, когда он еще был просто предводителем одного отряда варягов, кто-то из воинов попытался изнасиловать женщину. Но женщина изловчилась, выхватила у воина меч и заколола его. Харальд рассудил, что женщина за отвагу должна получить в наследство имущество воина, а его труп без погребения бросили у городской стены. Поступок этого воина можно приравнять к самоубийству, сказал Харальд, и он не заслуживает, чтобы его похоронили по-христиански.
— Мне бы хотелось узнать еще что-нибудь, — сказал Олав, когда она умолкла. — Почему, например, отец покинул Царьград?
— В Византии постоянно шла борьба за власть, — ответила Эллисив. — Я уже говорила тебе, что царица Зоя убила своего мужа и вышла замуж за любовника; его короновали на царство. Но он был почувствительней, чем она. Говорят, его стали мучить угрызения совести — во всяком случае, он удалился в монастырь и там умер. Царем, с согласия царицы Зои, стал его племянник.
Новый царь был не только властолюбив, но и жесток. И, что очень не нравилось варягам, в их услугах не нуждался. Он предпочел им стражей-евнухов, и варяги усмотрели в этом открытую насмешку.
С царицей Зоей новый царь не стал церемониться — взял под стражу и отправил на остров в монастырь. Он не считался ни с жителями Царьграда, ни с варягами. И случился бунт.
Мятежники привезли царицу Зою обратно в Царьград, а царю и его родичу, который был у него советником, пришлось бежать. Они укрылись в монастыре.
Харальд со своими варягами был на стороне царицы. Царица велела ему отправиться в монастырь, где скрывался царь. Вокруг монастыря гудела толпа.
Харальд послал своих воинов в монастырь, чтобы они вывели оттуда царя и его советника. И тут же, у ворот монастыря, на глазах у всех ослепил обоих.
После этого царя оставили в монастыре.
Вот тогда-то Харальду и представился случай получить тот локон, который он раньше просил у царицы.
— Сколько же ей было лет?
— За шестьдесят. Но, по его словам, она была еще красива, на лице ни морщинки. Все свое время она тратила на то, что умащивала кожу разными мазями да готовила новые притирания для сохранения своей красоты.
Но Харальд не захотел оставаться ее любовником. Он не имел ни малейшего желания жить, днем и ночью ожидая ножа в спину или опасаясь, не отравлен ли каждый кусок пищи. Харальд стал уклоняться от встреч с царицей, и ей это, понятно, не понравилось.
Она снова вышла замуж, ее мужа венчали на царство — это был Константин Мономах. Неожиданно у царской четы возникло подозрение, что Харальд не полностью выплачивает царю его долю добычи, привозимой из походов. Харальду трудно было рассеять это подозрение — он и в самом деле присваивал себе часть добычи.
Сначала царь запретил Харальду покидать Царьград, потом посадил его в темницу. Вместе с ним были посажены Халльдор и Ульв как его ближайшие друзья и соучастники.
— Это в той темнице им явился дракон или громадная змея? — спросил Олав.
— Змея, но не такая уж громадная. Она была толщиной с руку и чуть длиннее древка копья. Змея пыталась обвиться вокруг них и задушить.
У них не было с собой оружия, только нож, который Харальд утаил от стражи. В темницу не проникал свет, однако Халльдор изловчился и схватил змею за хвост, а хватка у него была железная, Ульв ухватил змею за голову. Харальду оставалось ударом ножа убить ее.
С тех пор, если Халльдор вспоминал этот случай, Харальд советовал ему не хвастаться этим подвигом. Мол, Халльдор только и сделал, что сел змее на хвост.
Остальным варягам не понравилось, как обошлись с Харальдом и его друзьями, и однажды ночью они освободили их.
— Я слышал, будто их освободила какая-то знатная женщина, потому что ей во сне явился Олав Святой и велел это сделать, — перебил ее Олав.
— Твой отец не упускал случая внушить людям, будто Олав Святой не оставляет его в беде.
Для того чтобы Харальд со своей дружиной мог бежать, им требовались корабли.
В гавани они нашли два корабля. Но пролив был перегорожен тяжелой цепью.
Однако Харальд умел найти выход из любого положения. Он приказал всем людям, кроме гребцов, перебежать на корму и велел быстро грести к цепи. Когда же корабль наскочил на цепь, все перебежали на нос.
Все получилось, как задумал Харальд: корабль погрузился носом в воду и соскользнул с цепи. Но другой корабль получил пробоину и пошел ко дну. Некоторых из варягов удалось спасти, но многие утонули.
Из Царьграда Харальд отправился в Киев.
А что случилось в Киеве, ты уже знаешь.

Эллисив продолжала рассказ.
Харальд сдержал слово, которое дал моему отцу, и не посягал на мою невинность. Однако причиной была не только его верность данному слову.
Моя заслуга в этом тоже была.
Один раз я уже нарушила волю отца: наградила его нежеланным зятем, да еще младшая из сестер первая выходила замуж — отцу и это было не по нраву. Не хватало мне опозорить родителей, забеременев до свадьбы.
Однако сказать, что руки Харальда так и не коснулись меня за все лето, значило бы солгать. Не раз Халльдор и Ульв охраняли нас от чужих взоров вместо того, чтобы стоять на страже целомудрия. Харальд извергал проклятия и говорил, что я сведу его с ума, отказывая в том, чего он жаждал больше всего. Он твердил, что по законам его страны нас уже можно считать мужем и женой. Но он слишком уважал меня, чтобы взять силой.
Венчаться мы собирались в Десятинной церкви.
Эту церковь во имя Богородицы построил святой Владимир, когда крестил Русь. Название Десятинная она получила потому, что на строительство и содержание ее Владимир положил десятую долю своего богатства и доходов. Когда церковь была готова, Владимир вошел в нее и обратился к Богу:
— Господи Боже! Взгляни с небес, и посети сад свой, и охрани то, что насадила правая рука твоя. Дай этим людям, сердца которых ты обратил к истине, познать тебя. Взгляни на церковь твою, которую создал я, недостойный раб, во имя матери твоей Приснодевы Богородицы. И ради Пресвятой Богородицы услышь молитву того, кто будет молиться в этой церкви.
Нас венчали в Десятинной церкви, потому что она была в то время киевской митрополией — церковью митрополита. Святая София, построенная отцом, не была еще освящена.
Но я была рада, что мы венчались в церкви князя Владимира.
Мои пращуры Владимир и Святослав всегда были мне ближе, чем отец. Его я втайне презирала за слабость. А Владимир был воинственный и могучий.
Но больше всех я почитала Святослава — его самого и его мать, великую Ольгу.
В Харальде я нашла героя, о котором грезила с детства, — нового Святослава, совершавшего походы через степи, покорившего полсвета, презиравшего холод и зной, жажду и голод, не ведавшего страха.
— А ты знаешь, каков собою был Святослав? — спросил Олав.
— Обликом Харальд на него не похож. Святослав был невысок, коренаст. По обычаю славян, он брил голову, оставляя по чубу с каждой стороны. В ухе носил серебряную серьгу.
Послушай, что сказал он однажды своим людям, когда им предстояло сразиться с многочисленным врагом: «Уже нам некуда деться, волею или неволею мы должны сразиться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем костьми, ибо мертвые срама не имут. Если же побежим, срам нам будет. Не побежим, но станем крепко, я же пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о себе сами позаботитесь».
И ответили воины: «Где твоя голова ляжет, там и мы свои головы сложим».
Начался бой, и русские победили.
Говорят, что Святослав даже женщин вдохновлял на битву, что они сражались у него в войске, переодетые в мужское платье.
Олав остановил на Эллисив долгий взгляд.
— Жаль, что тебя не было у Станфордского моста, — сказал он.
Эллисив замолчала, слова Олава неприятно задели ее.
Потом она снова начала рассказывать:
— Венчались мы на Успение Богородицы — великий праздник…
— Я не понял, переведи, — недовольно сказал Олав.
— Это не так просто. Это день, когда почила Божья матерь: у вас его называют — Вознесение Божьей матери.
Такой свадьбы не было ни у кого.
Все были ослеплены сверканьем красок и блеском золота на иконах, на одеяниях священников, на нарядах княжеской свиты. Воздух казался густым от благовоний, пылали сотни свечей. И когда на нас возложили брачные венцы, под церковными сводами разлилось пение.
Киевский митрополит Феопемпт благословил и соединил нас.
— Моя мать считала ваш брак с Харальдом незаконным, — сказал Олав.
— Не знаю, кто ей это внушил, если Харальд, то он солгал.
Где, как не в церкви, построенной святым Владимиром, я, его внучка, могла надеяться, что моя молитва дойдет до Господа, — продолжала Эллисив. — Мне бы просить его благословить наш с Харальдом союз, а я молила о том, чтобы сбылось заветное желание Харальда — стать конунгом Норвегии.
После я узнала, что и он молился о том же…
Когда мы вернулись из церкви, произошло событие, которое я истолковала как дурной знак.
Владимир, мой старший брат, ходивший на греков, вернулся с худой вестью. Не достигнув Греческой земли, он со своим войском попал в жестокую бурю, корабли его были разбиты в щепки, многие люди погибли, и ему пришлось повернуть назад.
Такой гость не прибавил веселья свадебному пиру. Но наше с Харальдом счастье в тот день не могло омрачить ничто.
У Харальда на уме было одно — скорее остаться со мною наедине. Я разделяла это желание — его ласки разбудили страсть и во мне.
После первой брачной ночи я вознесла благодарность Творцу за то, что он создал мужчину и женщину именно такими, каковы они есть.
Не думай, Олав, твой отец не всегда был суров.
И не только тогда, но и много-много раз я благодарила Господа за любовь, данную им мужчине и женщине, за то, что он осенил брак тайной, сделал чудом. Даже в одиночестве на Сэле я благодарила Господа за те годы, что прожила с Харальдом.
— Ты так сильно любила его? — В голосе Олава звучало удивление.
— Да, так сильно.
— Но ведь ты, кажется, и ненавидела его тоже?
— И это правда. Но ненависть так никогда и не вытеснила во мне любовь.
— Мать рвала и метала, когда отец отослал ее прочь. После я ни разу не слышал, чтобы она говорила о нем без горечи и ненависти.
— Харальд виноват перед твоей матерью гораздо больше, чем думают. Не суди ее слишком строго.
— Что ты хочешь этим сказать?
Эллисив не ответила на его вопрос.
— Мы прожили в Киеве два года, — продолжала она. — Харальд дал слово прожить на Руси год, но к концу этого года я была беременна и не могла ехать с ним.
Харальд остался со мной. Он и слышать не хотел о том, чтобы отправиться в Норвегию без меня.
В начале осени родилась Мария; Харальд дал ей имя Божьей матери. Когда я оправилась, плыть в Норвегию было уже поздно — реки сковало льдом.
Эти два года в Киеве были счастливой порой.
Конечно, у нас случались размолвки. Очень скоро я поняла, что у Харальда упрямый и мстительный нрав, но упрямства и мне было не занимать. Нас тянуло друг к другу, даже если каждый из нас был зол, как купец, обведенный вокруг пальца. Нежность часто одерживала верх над упрямством; желание вспыхивало посреди перебранки, и она заканчивалась совсем не так, как мы ожидали; мы оба любили смеяться, и стоило рассмеяться, как мы забывали о чем шел спор.
В то время я узнала еще об одном качестве Харальда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30