Если бы нам удалось хоть один день прожить так, как живут они, и то было бы хорошо.
– Стоит ли завидовать разбойникам? – сказал У Юн. – Промысел их карается по меньшей мере семьюдесятью палочными ударами. И если власти переловят их, они получат по заслугам. Вот и пойдет все насмарку…
– Правители наши народ глупый и ни в чем не разбираются, – оказал Юань Сяо-эр. – Сколько совершается кругом самых тяжких преступлений, а виновники продолжают оставаться на свободе. Можем ли мы, три брата, довольствоваться этой жизнью? Если бы нашелся человек, который согласился бы принять нас в свою компанию, мы с радостью пошли бы за ним.
– У меня тоже нередко появляются такие мысли, – молвил Юань Сяо-у. – Ничем мы не хуже других, беда лишь в том, что о нас никто не знает.
– Ну, а если бы нашелся человек, который хорошо вас знает, – спросил У Юн, – согласились бы вы пойти за ним?
– Если бы такой человек нашелся, – сказал Юань Сяо-ци, – мы пошли бы за ним в огонь и в воду. Пригодись мы для какого-нибудь большого дела хоть на один день, мы с радостью пошли бы даже на гибель.
Слушая эти слова, У Юн восторженно думал: «Братья сами уже все решили, и мне остается только рассказать им о нашем деле». Он продолжал угощать их и, когда чашка обошла еще два круга, сказал:
– А согласились бы вы отправиться в Ляншаньбо против этой шайки разбойников?
– Если бы мы и выловили их, – сказал Юань Сяо-ци, – кто бы нас вознаградил? Мы лишь стали бы посмешищем в глазах вольного люда всей округи.
– Я понимаю это дело так, – продолжал У Юн, – допустим, что вам не дают возможности ловить рыбу, вы возмутились и решили отправиться к ним туда попытать счастья. Разве это было бы плохо?
– Откровенно говоря, господин учитель, – заметил Юань Сяо-эр, – мы уже несколько раз думали о том, чтобы вступить в шайку. Беда вот, что подчиненные Ван Луня отзываются о нем, как о человеке мелочном, с которым трудно ужиться. Когда к ним в стан прибыл из Восточной столицы Линь Чун, он перенес от Ван Луня немало издевательств. Этот негодяй не желает принимать новых людей к себе в шайку. Мы уже много раз говорили об этом, но у нас пропала всякая охота обращаться к нему.
– Если бы он был так же великодушен, как вы, учитель, – вставил Юань Сяо-ци, – и отнесся к нам с подобным вниманием, тогда все было бы хорошо.
– Да, если бы мы со стороны этого Ван Луня видели такое отношение, как с вашей, учитель, – поддержал его Юань Сяо-у, – мы уже давно, не раздумывая, ушли бы в разбойники и охотно отдали бы за них свою жизнь, если нужно.
– Вы, право, наговорили обо мне так много хорошего, что я и не стою этого, – отвечал им У Юн. – Ведь сейчас и в Шаньдуне и в Хэбэе так много достойных, доблестных героев.
– Может, и есть на свете такие добрые молодцы, – возразил на это Юань Сяо-эр, – да мы-то их не встречали.
– А не знаете ли вы старосту Чао Гая из деревни Дунцицунь, уезда Юньчэн? – спросил У Юн.
– Уж не того ли, которого называют Чао Гай – «Небесный князь? – спросил Юань Сяо-у.
– Он самый и есть, – ответил У Юн.
– Мы. слышали о нем, – отвечал Юань Сяо-ци, – и хотя живем друг от друга всего лишь в ста с небольшим ли, но до сих пор нам не довелось с ним встретиться.
– Вот уж поистине справедливый и великодушный человек, – сказал У Юн. – Почему бы вам не познакомиться с ним?
– Дел у нас там никаких нет, – заметил на это Юань Сяо-эр, – поэтому мы и встретиться с ним не могли.
– Последние годы, – сказал У Юн, – я обучал ребят в деревенских школах неподалеку от поместья Чао Гая. Сейчас До меня дошел слух, что он собирается захватить большое богатство. Вот я и пришел к вам посоветоваться, не захватить ли нам эти сокровища вместе?
– Ну это, пожалуй, не удастся, – промолвил Юань Сяо-у. – Чао Гай человек, великодушный и справедливый, но если мы как-нибудь испортим ему это дело, то станем посмешищем всех молодцов в округе.
– А я надеялся уговорить вас на это дело, – продолжал У Юн. – Вы – хорошие друзья, народ справедливый, и, если захотите помочь нам, расскажу вам обо всем. Сейчас я живу в поместье старосты Чао Гая. Он много слышал о вас троих и послал меня за вами.
– Мы люди простые и честные, – сказал Юань Сяо-эр, – и душой не кривим. Если староста Чао Гай задумал большое дело, решился нам его доверить и ради этого побеспокоил даже вас, господин учитель, то мы тут же заявляем, что жизни не пожалеем для него. Мы клянемся остатком вина; пусть поразит нас беда, нападет какая-нибудь болезнь или мы умрем не своей смертью, если отступимся от своих слов.
Проговорив все это. Юань Сяо-у и Юань Сяо-ци стали хлопать себя по затылку, приговаривая:
– Кровь наша горяча, и мы готовы пролить ее за того, кто умеет ценить нас.
– Должен оказать вам, – продолжал У Юн, – что пришел не за тем, чтобы обманом вовлечь вас в недоброе дело. Честно говоря, дело мы затеяли не простое. Пятнадцатого дня шестой луны день рождения сановника Цай Цзина. Его зять правитель округа Даминфу Северной столицы Лян Чжун-шу, приготовил ему на сто тысяч связок монет ценных подарков, которые на днях собирается отправить. Один молодец по имени Лю Тан пришел известить нас об этом. Вот я и отправился к вам посоветоваться. Мы укроемся в каком-нибудь глухом месте, нападем и захватим это нечестно нажитое богатство. А затем мы поделим его и обеспечим себя на всю жизнь. Вот зачем приехал я к вам под предлогом закупки рыбы. Не знаю только, как вы на все это посмотрите?
– Мы-то согласны! – поспешил сказать Юань Сяо-у, едва дослушав У Юна, и, обращаясь к Юань Сяо-ци, крикнул: – А что я тебе говорил, братец?
– Сбывается наше заветное желание! – воскликнул Юань Сяо-ци и даже запрыгал от радости. – Когда же мы отправляемся?
– Я просил бы вас сейчас же собраться, – сказал У Юн, – потому что на рассвете мы отправимся в поместье Чао Гая.
Это решение очень понравилось всем братьям.
На следующий день братья встали рано утром и позавтракали. Распорядившись по дому, они покинули деревню Шицзецунь и вместе с У Юном направились к деревне Дунцицунь. После целого дня пути они увидели впереди поместье Чао Гая, а вскоре и самого хозяина, который вместе с Лю Таном ждал их в кустах у дороги. Узнав У Юна, приближавшегося к поместью в сопровождении братьев Юань, Чао Гай и Лю Тан вышли им навстречу.
– Приветствую доблестных братьев Юань! – радостно произнес Чао Гай. – Слава о вас идет повсюду. Прошу вас в мое поместье, там мы и потолкуем.
Вшестером они вошли в дом, прошли во внутренние комнаты, где и расселись, как положено обычаем. Затем У Юн рассказал Чао Гаю о своей беседе с братьями Юань, после чего староста пришел в самое хорошее настроение. Он тут же велел работникам зарезать свинью и барана и приготовить жертвенной бумаги для возжигания. Братья Юань отметили, что вид у хозяина представительный, а манера говорить солидная.
– Мы очень рады, – оказали братья Юань, – что, наконец, нам представилась возможность познакомиться с таким достойным человеком, как вы: Однако если бы нас не привел сюда учитель У Юн, то вряд ли мы удостоились бы этой чести.
Братья не скрывали своей радости. Вечером того же дня они ужинали все вместе и до поздней ночи беседовали о всякой всячине.
На другой день, лишь рассвело, они пошли во внутренние комнаты, где были приготовлены для жертвоприношений вырезанные из бумаги монеты и фигуры животных, благовонные свечи, а также принесенные сюда накануне свинина и баранина. Торжественность, с которой Чао Гай готовился к жертвоприношению, всем очень понравилась. Во время церемонии каждый произнес клятву: «Лян Чжун-шу притесняет народ в Северной столице и вымогает у жителей деньги и добро. На эти деньги он приобрел подарки ко дню рождения сановника Цай Цзина из Восточной столицы. Это богатство нажито нечестным путем, и если кто-нибудь из нас, в задуманном нами деле, затаил корыстные намерения, пусть небо. покарает его и поглотит земля. Да будет сам бог свидетелем нашей клятвы!» И они сожгли жертвенные деньги.
Совершив обряд жертвоприношения, все шестеро друзей в хорошем расположении духа выпивали и закусывали во внутренних комнатах. Вдруг вошел работник и доложил:
– У ворот стоит какой-то монах. Он, очевидно, просит подаяния на монастырь.
– Что ж ты сам не можешь ему подать? – удивился Чао Гай. – Ты же видишь, что я занят с гостями. Выдай ему шэн пять риса – и дело с концом. Стоит ли беспокоить меня.
– Да я уже давал ему рис, только он не берет, – ответил работник, – говорит, что ему нужно с вами повидаться.
– Видно, ему показалось мало, – решил Чао Гай, – прибавь еще два-три доу и скажи, что староста пригласил к себе сегодня гостей и потому не может к нему выйти.
Работник ушел, но через некоторое время вернулся обратно:
– Я дал монаху еще три доу риса, но он никак не хочет уходить. Говорит, что он даос и пришел сюда не за деньгами и не за рисом, а лишь ради того, чтобы повидаться с вами.
– Вот бестолочь! – рассердился Чао Гай. – Даже поговорить с людьми толком не умеешь! Передай этому монаху, что сегодня я занят… Пусть придет в другой раз, я приму его.
– Все это я уже ему говорил, – возразил работник, – а он знай твердит себе, что пришел не за подаянием, а потому лишь, что слышал о вас, как о человеке честном и справедливом, и пришел повидаться с вами.
– До чего ж ты надоедлив!! – с досадой воскликнул Чао Гай. – Даже в таком простом деле – и то не можешь помочь мне. Если ему все еще кажется мало, прибавь три-четыре доу риса. Стоит ли из-за такого пустяка разговаривать! Если бы я не был занят с гостями, то, конечно, вышел бы к нему. Ступай выдай ему, сколько он хочет, и уж больше не приходи сюда.
Работник ушел, но через некоторое время снаружи послышался шум, и в комнату, едва переводя дух, влетел другой работник с криком:
– Господин! Монах разозлился и стал избивать работников!
Это сообщение очень встревожило Чао Гая. Он поспешно встал из-за стола и, обращаясь к своим гостям, сказал:
– Прошу вас, дорогие друзья, посидеть здесь, а я пойду посмотрю, что там происходит.
Выйдя во двор, он увидел у ворот поместья огромного монаха, ростом в восемь чи, благообразного и осанистого на вид. Стоя под зелеными ивами, он направо и налево наносил удары наступавшим на него крестьянам, выкрикивая при этом:
– Ах вы, деревенщина неотесанная!
– Почтенный монах, прошу вас, успокойтесь, – обратился к нему Чао Гай. – Вы пришли к старосте Чао Гаю, конечно, за подаянием. Но ведь вам выдали рис, так чем же вы еще недовольны?
В ответ на это монах расхохотался и сказал:
– Я, бедный монах, явился сюда не за подаянием. Для меня сейчас и сто тысяч связок денег нипочем. Я пришел исключительно для того, чтобы повидать старосту. Мне нужно оказать ему несколько слов, а эти невежды принялись ругать и гнать меня. Вот я и рассердился.
– А раньше вы знавали старосту? – спросил Чао Гай.
– Нет, я только слышал о нем, а видать не видел, – отвечал монах,
– Так ваш покорный слуга и есть староста Чао Гай! – сообщил тот. – Что же вы хотели мне сказать?
– Вы уж простите меня! – сказал тогда монах. – И разрешите мне приветствовать вас, как полагается.
– Не надо церемоний, почтеннейший, – отозвался Чао Гай. – Прошу вас в дом выпить со мной чаю.
– Премного вам благодарен, – отвечал монах, и оба они направились к дому. Заметив, что хозяин ведет монаха в дом, У Юн вместе с Лю Таном и братьями Юань перешел в другие комнаты, чтобы не попадаться незнакомцу на глаза.
Посидев немного с Чао Гаем и выпив чаю, монах сказал:
– Мне неудобно говорить здесь. Нет ли у вас более укромного местечка, где мы могли бы побеседовать наедине?
Тогда Чао Гай пригласил своего гостя в дальнюю комнату, где они разместились, как положено – один на месте хозяина, другой на месте гостя. И тогда Чао Гай спросил монаха:
– Могу ли я осведомиться о вашем почтенном имени и узнать, где вы живете?
– Фамилия моя Гун-Сунь, – отвечал монах, – мирское имя Шэн, а монашеское – И-цин. Сам я из Цзичжоу. С детства я пристрастился ко всякого рода оружию и во многих областях военного искусства достиг немалых успехов. Овладев также искусством волшебства, я легко могу вызывать дождь и ветер и даже летать на облаках. За это вольный люд окрестил меня «Драконом, летающим в облаках». Почтенное имя старосты Чао Гая из деревни Дунцицунь, уезда Юньчэн, я слышал уже с давних пор, но никак не представлялось случая повидаться с вами лично. Сейчас в честь нашего знакомства я хотел бы преподнести вам в подарок драгоценности на сто тысяч связок монет. Не знаю только, согласитесь ли вы, высокоуважаемый, принять такой дар?
Услышав это, Чао Гай, смеясь, спросил:
– Уж не подарки ли сановнику Цай Цзину ко дню рождения, которые посылают с севера, имеете вы в виду?
– Откуда вы знаете об этом? – изумился гость.
– Я лишь высказал догадку, – отвечал Чао Гай, – а так это или нет – не знаю.
– Мы не должны упускать такого богатства, – заговорил Гун-Сунь Шэн. – Недаром старая поговорка гласит: «Если ты что-нибудь упустил, – пеняй на себя». Какого вы мнения на этот счет, уважаемый староста?!
Но не успел он проговорить эти слова, как в комнату ворвался человек, схватил Гун-Сунь Шэна за грудь и завопил:
– Я давно уже подслушиваю ваш разговор! Вот это ловко! Как смеете вы предлагать дело, явное участие в котором карается законами, а тайное – богами!
Это неожиданное вторжение так напугало Гун-Сунь Шэна, что он даже в лице изменился. Вот беда! Не успели они взяться за дело, как раскрыли все их планы!
О том, кто ворвался в комнату и накинулся на Гун-Сунь Шэна, вам, читатель, расскажет следующая глава.
Глава 15

повествующая о том, как Ян Чжи сопровождал носильщиков, посланных с подарками, а У Юн пустился на хитрость и как все драгоценности попали в руки заговорщиков
В тот момент, когда Гун-Сунь Шэн беседовал с Чао Гаем о том, что надо захватить отправленные из Северной столицы подарки, так как богатство это нажито нечестным путем, кто-то ворвался в комнату, где они сидели, схватил Гун-Сунь Шэна за грудь и завопил:
– Я все слышал, ну и отчаянный же вы человек!
Это был не кто иной, как мудрый У Юн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87