— Кихидзи — этот купец? Полагаться на него?
Люди притихли. Усивака сказал то, чего никто из них не осмеливался выразить словами.
Юноша обвел взглядом окружающих:
— Вот я от него ничего не жду. Что бы кто ни говорил, в этом году я сбегу с горы Курама. Вот увидите!
Гэндзи внимали ему с ужасом, потом начали горячо протестовать, призывая его не быть опрометчивым.
Асатори уловил лишь обрывки того, что говорилось, подкрался поближе, решившись пойти на риск быть пойманным, но передать Усиваке то, что ему послала Токива. Но тут Усивака разразился громким и долгим плачем, после чего неожиданно скрылся в темноте.

Асатори проснулся под пение птиц. Он обдумывал любопытные события прошедшей ночи, по кусочкам собирая то, что ему удалось услышать. Солнце стояло высоко, все ущелье было наполнено майским солнечным светом. Он осторожно выполз из своего укрытия и осмотрелся.
Асатори провел там несколько дней, ловя рыбу в горном потоке и сбив из рогатки пару птиц. Но его надежды на то, что Гэндзи соберутся в этом месте вновь и ему удастся встретиться с Усивакой наедине, не сбылись. Тэнгу больше не появлялись. Асатори долго раздумывал, как проникнуть в монастырь, пока не увидел каких-то путешественников, приближавшихся по горному кряжу. Даже на расстоянии он видел, что это — не монахи. Лекарь был уверен, что перед ним паломники из района озера Бива или из Тамбы, и отправился им навстречу. Когда они приблизились, у Асатори бешено заколотилось сердце, потому что по цвету накидок и форме головных уборов он узнал в них придворных музыкантов. Бывший флейтист подумал, не встретит ли среди них своих давних друзей, и импульсивно побежал по дороге, по которой двигалась процессия из восемнадцати или даже больше человек. Когда они увидели Асатори, то остановились, потом собрались в тесный кружок.
Лекарь понял, что его приняли за разбойника, и путники, видимо, теперь ожидают нападения со всех сторон.
Он остановился, низко поклонился и прокричал:
— Не бойтесь. Я — тоже музыкант. Куда вы держите путь?
Путники быстро пошептались друг с другом, потом один из них приблизился к Асатори и сказал:
— Мы — музыканты из Судзана и пришли сюда, чтобы выступить на празднестве на горе Курама. Вы говорите, что вы тоже музыкант, а что вас сюда привело?
Асатори с ходу не нашел правдоподобного ответа и спросил:
— Празднество? А когда оно состоится?
— Только недели через две, но мы пришли, чтобы провести подготовку.
— Значит, вы из Судзана?
— Да, но прибывают музыканты и из других мест.
— Вы не из семейства Абэ?
— О, вы нас узнали!
— Я — тоже из семейства Абэ в Киото.
— Вы — тоже?
Музыканты устремились вперед и толпой окружили Асатори, задавая ему нетерпеливые вопросы.
— Вы — не обычный музыкант, — говорили они после продолжительной беседы с любопытством и восхищением. — Расскажите нам о себе подробнее.
— Я оставил музыку, чтобы стать лекарем.
— Что заставило вас отказаться от поста при дворе?
— Я не был там счастлив.
— Вам не нравились ограничения в жизни, которые на вас наложили?
— Да, это более или менее так, — ответил Асатори и добавил: — Я собирал травы здесь, а когда увидел вас, не мог удержаться от того, чтобы не поговорить с близкими мне по духу людьми. Как вы отнесетесь к тому, если я пойду с вами и посмотрю на празднество? Если вы придумаете мне какую-нибудь работу, я буду только рад приносить вам пользу.
Музыканты дружно приветствовали идею включить Асатори в свою группу.
На горе Курама они разместились на постоялом дворе, где остановились и другие музыканты. Во всех монастырях новообращенные собирались, чтобы попрактиковаться в божественных чтениях. Асатори каждый день присоединялся к ним, будучи уверенным в том, что встретит Усиваку. Но тот все не появлялся.
День празднества приближался, и по монастырям от рассвета до темноты эхом разносился гром барабанов, звуки колоколов и флейт. Однажды ночью Асатори случайно подслушал разговор двух монахов, из которого понял, что Усивака живет в одиночестве в небольшой хижине, находящейся на территории монастыря. Поздно вечером он пошел туда, но Усиваку не обнаружил. Лекарь стал поджидать его под деревьями недалеко от хижины. Наконец он увидел небольшую фигурку, проскользнувшую к ее дверям.
— Господин Усивака! — окликнул Асатори.
Человек остановился и спросил приблизившегося к нему лекаря:
— Кто вы?
— Вы ведь Усивака?
— А вы? Кто вы?
— Я — лекарь, меня зовут Асатори, — сказал он, поклонившись. — Ваша мать попросила меня передать это вам. В коробке для вас есть письмо.
Усивака взял коробку, ничего не сказал и скрылся в хижине. Там при свете свечи он прочитал письмо матери. «Я день и ночь молюсь, чтобы ты был счастлив, — говорилось в начале послания. — Во всем слушайся старших. Мне доставляет радость мысль о том, что ты прилежен в учебе. Серебряный образ, который я отправляю тебе с посыльным, принадлежал твоему отцу Ёситомо… Это было его последним подарком мне».
Дальше в письме говорилось о молитвах Токивы и связанных с ним надеждах — чтобы Усивака отбросил все помыслы о жизни воина и в качестве монаха шел дорогой мира и святости.
Асатори ждал, когда появится Усивака, потом решил заглянуть в хижину. Там он увидел послушника, который задумчиво смотрел на лежавшее перед ним письмо. Асатори быстро проскользнул внутрь, упал перед Усивакой на колени и начал говорить ему о матери, умоляя юношу внимательно отнестись ко всему тому, что она написала.
Какое-то время Усивака ничего не говорил, потом он поднял глаза.
— Да, Асатори, я знаю, чего от меня хочет мать.
— И что? — с нетерпением спросил лекарь.
— Но, — продолжал Усивака, — как всякая женщина, моя мать многого не может понять. Из ее письма я вижу, насколько она поистине женственна. Если бы только я мог с ней встретиться!
— Вы действительно так хотите ее увидеть?
— Какие глупости вы говорите!
— Нет причин, по которым вы не могли бы увидеть ее после того, как примете монашество. Когда люди будут чтить вас как великого мудреца и святого человека, я уверен, что вам будет позволено вернуться в столицу и повидаться с ней.
— Я не могу так долго ждать. Я должен увидеть ее сейчас…
— Если вы сделаете неверный выбор, то можете никогда не увидеть ее.
— Разве это не естественно, что я хочу видеть свою мать?
— Вы должны помнить о Хэйкэ.
— Кто они такие и что они мне? Они что, боги? Сверхчеловеческие существа?
— Война навлекла на вас все эти несчастья, и вы должны отвернуться от всего, что приносит войну.
— И это будет продолжаться вечно? Я должен оставаться тем, что я есть, узником едва ли не с момента рождения?
— Именно мы должны найти такой образ жизни, который не приведет к войне и не создаст ад на земле, — горячо говорил Асатори. — Только следуя путем, который ведет к миру, вы покажете, как сильно любите свою мать. Мир нельзя изменить мгновенно, и нам не уйти от кармы.
— Это все, что вы пришли сказать мне, Асатори? — произнес Усивака, заворачивая в письмо образ и кладя этот сверток в складки своей накидки. Вдруг он пихнул ногой лекаря, который стоял перед ним на коленях. — Теперь я знаю, кто вы такой. Вы шпионили за нами в ущелье. Прочь от меня! Я позабочусь о том, чтобы мой ответ дошел до матери. Не оставайтесь здесь больше — уходите сразу же, немедленно!
Сказав это, Усивака выбежал из хижины и скрылся в лесу. Асатори попытался догнать его, но юноша уже исчез.
Глава 49.
Побег Усиваки
Утренняя дымка подобно пару поднималась с горы. Наступал последний день трехдневного празднества. Мерцали тысячи фонарей, отовсюду слышались пение сутр и звуки музыки. День опять обещал быть знойным.
— Усивака выглядит вполне пристойно, не правда ли?
— Совсем на себя не похож, когда принарядится.
— Эй, Усивака! Подойди-ка, посмотрим, правда ли это ты.
Новопосвященные собрались в комнате за танцевальной сценой и дразнили Усиваку, одетого в накидку макового цвета и яркие пурпурные штаны. Волосы были собраны в тщательно завязанный узел. Пока новички возбужденно смеялись, кричали и прыгали, Усивака сидел в одиночестве и ждал.
— Ты волнуешься, да? — спросил один из его приятелей.
— Нет, — покачал головой юноша, — просто всю прошлую ночь я не мог заснуть.
— Что же тогда не давало тебе спать?
— Я был слишком возбужден.
— Возбужден? Чем?
— Сегодняшним днем, конечно.
— Чудной ты, право. — Собеседник фыркнул и побежал к послушникам, которые свесились с перил галереи.
Раздались громкие возгласы:
— Посмотрите, сколько сегодня собралось народу!
— И еще подходят! Как муравьи!
— Где, где? Дай глянуть!
Возбужденные новообращенные карабкались на перила и колонны. Вскоре их всех собрали для торжественного прохождения вокруг горы Курама.
Процессию возглавлял монах, прокладывая путь через толпу. За ним следовали музыканты, звонившие в колокола и ударявшие в гонги; далее шли высокопоставленные монахи и новообращенные послушники, принимавшие участие в божественных чтениях.
Становилось все жарче и жарче, и, пока процессия огибала гору, идя от святыни к святыне, от храма к храму, на небе не было ни облачка. Новообращенные тяжело дышали и потели, шли, толкаясь и нарушая строй, ерзали и сбивались на бег. Усивака, самый маленький из них, шел в конце дисциплинированно и степенно. Однако его глаза бегали то вправо, то влево, выискивая среди паломников знакомые фигуры, и время от времени во взоре юноши вспыхивал огонек, свидетельствующий о том, что он кого-то узнал.
Когда четырехчасовой поход вокруг горы закончился, новообращенные разошлись на дневную трапезу, потом стали готовиться к танцам, в которых им предстояло принять участие. Весь день до темноты играла музыка. Вокруг горы были зажжены костры. Многочисленные паломники толкали и теснили друг друга, пробиваясь от одного представления к другому. Новообращенные продирались сквозь толпы, боясь что-нибудь пропустить. Один Усивака бесцельно бродил в стороне от собравшихся, пока без всякого предупреждения к нему сзади не приблизился человек, который бросил ему легкую летнюю накидку и прошептал:
— Пора, господин!
— Это вы, Масатика?
— Я провожу вас до самой дороги, ведущей в ущелье.
— Эта дорога перекрыта.
— Не важно. Поторопитесь!
Усивака побежал. Не успел он скрыться с глаз, как Масатика вложил пальцы в рот и дважды пронзительно свистнул. Несколько человек спокойно просочились через толпу, поглощенную созерцанием ритуала расщепления бамбука, и скрылись в ночи.
Вскоре после этого один за другим монахи, принимавшие участие в ритуале, быстро покинули место действия. Было слышно, как кто-то сказал: «У заграждения у одного из ущелий убит монах».
Люди стали оживленно переговариваться. Сквозь ограждение прорвался и убежал новообращенный послушник. Убегая, он убил двоих охранников. Нет, это сделал кто-то из Тэнгу, утверждали в толпе.
Скоро слух о происшествии дошел до музыкантов, которые отдыхали и выпивали в своем жилище. Асатори, который здесь находился, вскочил.
— Сбежал новообращенный? Кто это? Как его имя? — спрашивал он своих товарищей, потом украдкой покинул свое место и выскользнул наружу.

Гэндзи к тому времени собрались в хижине, в которой их впервые увидел Асатори.
— Первый шаг благополучно сделан, и мы вас поздравляем, — сказал один из них, обращаясь к Усиваке, который в темноте смешался с окружившими его фигурами и все еще не мог прийти в себя после того, как едва спасся.
Другой из дома Гэндзи, который выглядел постарше и поопытнее остальных, возразил:
— Еще рановато для поздравлений. Довольно просто уйти с горы Курама, но как нам справиться со всем остальным? Помните, мы по-прежнему должны считаться с Хидэхирой, а ведь мы организовали побег без согласия Кихидзи. Следует об этом ему сообщить, в противном случае нам будет практически невозможно избежать столкновения с воинами Киёмори и скрыться на восток.
В разговор вступили и другие заговорщики:
— Но это был наш последний шанс. В любом случае господин Усивака все берет в свои руки.
— Мы не будем полагаться на Кихидзи. Если он откажет нам в помощи, мы сами справимся со всеми трудностями.
— Спорить об этом мало толку, — сказал, видимо, главный в этой группе. — Я предупредил Конно-мару о том, что произойдет сегодня ночью. Но его до сих пор нет, и меня это беспокоит.
Тщетность попыток уйти на восток для большинства Гэндзи была очевидна, потому что Хэйкэ теперь поднимут тревогу и заблокируют все дороги, идущие в восточном направлении. Им мог помочь только Кихидзи. Наконец, незадолго до рассвета, появился Конно-мару.
— Я не ожидал, что побег произойдет раньше полуночи, и мне было трудно поспеть за вами.
— Мы просим извинения. Но ничего нельзя было поделать. Мы говорили о полуночи, но наши планы внезапно изменились, потому что представился лучший шанс… Что Кихидзи? Что он сказал?
— Он посмеялся над нашим нетерпением и, кажется, подумал, что ничего не может сделать, кроме как поддержать наши планы.
— Значит, он согласен с нами?
— Но в таком случае предложил ли Кихидзи какие-нибудь идеи или же утверждал, что все еще слишком рано говорить, в чем они заключаются. Что он сказал, Конно-мару?
Небо начало светлеть, сквозь маленькое окошко хижины проник слабый свет.
Гэндзи внимательно вслушивались в то, что говорил Конно-мару.
— Кихидзи сейчас поддерживает нас больше, чем когда-либо раньше, но у него есть кое-какие условия. Он говорит, что не может отвечать за жизнь Усиваки, если мы не примем его условий.
— В чем они?
— Он будет отвечать только за безопасность Усиваки. Вы же, говорит он, должны заботиться о себе сами.
— Как! Он хочет, чтобы мы покинули Усиваку?
— Да, он говорит, что от этого зависит безопасность нашего господина.
— Как так?
— Здесь никто не знает, кто вы. Люди принимают вас за демонов Тэнгу, но если вы пройдете с Усивакой, то, как считает Кихидзи, этого будет достаточно, чтобы подвергнуть его жизнь опасности, да и свои жизни тоже.
— Конно-мару, а вы считаете, что он прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76