Вопрос: Чем ты больна? О твоей болезни ходят странные слухи.
Ответ: Маюсь желудком.
В.: Чем ты уязвлена?
О.: Ничем, кроме преклонного возраста.
Поначалу обвинения в ведовстве предъявляли в основном жителям деревни Салем или Салем-Фармза — городка из сотни дворов, расположенных на площади около 30 квадратных миль. Значительная часть обвиняемых проживала в соседнем Топсфилде — обстоятельство, заслуживающее внимания, тем более что между жителями обоих мест существовала неприязнь. Однако по мере того, как слава девушек — преследовательниц ведьм росла, ведьмы стали появляться и в более отдаленных местах.
Среди всех обвиняемых Салемских процессов самым мужественным оказался восьмидесятилетний Джайлз Кори. Его задавили до смерти, на протяжении двух дней накладывая на него все больше и больше тяжестей. Согласно английским законам, обвиняемый должен был поручить себя «Богу и своим согражданам», то есть признать себя виновным или заявить о своей невиновности. Если он отказывался это сделать, «запирался», то за это полагалось наказание — «пытка тяжкая и суровая»: обнаженного человека клали под железный груз, который увеличивали до тех пор, пока обвиняемый не начинал говорить или не умирал. Еды не давали никакой, «кроме трех ломтей самого плохого хлеба в первый день и трех глотков стоячей воды, какая найдется поблизости, во второй». Роберт Калеф описал, как в понедельник, 19 сентября, в открытом поле подле салемской тюрьмы Джайлз Кори умирал «под гнетом, от наваленной на него тяжести язык вылез у него изо рта, а шериф тростью заталкивал его обратно».
Вообще-то данная мера была противозаконной, потому что, хотя в Англии пытка существовала до 1827 г., в Массачусетсе параграф 46 Корпуса свобод 1641 г. запрещал ее применение: «Из телесных наказаний не дозволяются бесчеловечные, варварские и жестокие».
Сегодня трудно сказать, повлияло ли мрачное зрелище казни Джайлза Кори на рост общего отвращения к мании ведовства и сопротивления дальнейшему распространению этого заблуждения. Однако какие-то вопросы, наверное, все же возникли, так как буквально на следующий день семейство Патнам (главные застрельщики всех салемских дел), стремясь оправдать эту смерть теорией «поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой», поведали миру еще одну фантастическую историю. Сюжет зародился в мозгу вдохновительницы почти всех салемских дел, миссис Патнам, которая разработала план и организовала приведение его в исполнение. В измышлении, предложенном Патнамами суду на этот раз, было даже некое зерно истины — 16 лет тому назад Джайлза Кори обвиняли в том, что он забил до смерти какого-то человека; однако об этом мало кто помнил, и судья Сьюэлл ясно сказал: «Никто и не вспоминал о том случае до тех пор, пока призрак упомянутого Кори не поведал о нем Энн Патнам в субботу, 18 числа, в ночь перед казнью».
Среди всех невообразимых свидетельских показаний, прозвучавших во время Салемских процессов, эта история, быть может, самая возмутительная. Во всяком случае, это наверняка самая большая ложь из всех, что породил Салем. Вот что засвидетельствовал под присягой Томас Патнам, отец Энн:

Прошлой ночью мою дочь Энн Патнам жестоко истязали ведьмы, грозя, что она умрет раньше Джайлза Кори; но, благодарение милосердному Господу, она смогла наконец вздохнуть свободно. И тут, как она сказала, перед ней возник человек в саване, который поведал, что Джайлз Кори умертвил его, затоптав ногами; но тогда ему помог уйти от виселицы дьявол, который предложил ему союз. Призрак сказал, что это Господь закалил сердце Кори так, чтобы тот не слушал советов суда и не умер легкой смертью, а чтобы с ним исполнилось то же, что «он сделал со мной». Еще призрак сказал, что Джайлза Кори приводили в суд за это и присяжные признали убийство и что ее отец знал убитого, а произошло все до ее рождения.
Очередной сценой подвигов девиц стал Андовер. Некий Джон Баллард, чья жена заболела так, что врачи не могли ни определить причину ее хвори, ни найти для нее лекарство, предложил вызвать девушек из Салема, чтобы они нашли причину этой, а заодно еще и многих других загадочных болезней. Энн Патнам и Мэри Уолкотт поначалу тяжело пришлось, так как они не знали имен местных жителей, однако девушки нашли еще более эффективный метод обнаружения ведьм: испытание прикосновением. Энн и Мэри начинали биться в припадках, а местные жители выстраивались в длинную очередь, и каждый прикасался к девушкам. Если те успокаивались, значит, прикоснувшийся и был повинен в ведовстве. «Энн Патнам сказала, что никогда не видела ее раньше, но с тех пор, как она (обвиняемая) в последний раз побывала в Салеме, у упомянутой Патнам начались припадки, так что упомянутой (Энн) Пьюдитор велели взять ту за запястье, что она и сделала. И упомянутой Патнам немедленно стало легче». Энн Пьюдитор повесили 22 сентября. Когда Мэри Паркер, жительница Андовера, «предстала перед судом, она немедленно излечила всех страждущих от припадков прикосновением руки». Ее тоже повесили 22 сентября.
Причиной болезни миссис Баллард, как определили Энн и Мэри, было колдовство Энн Фостер, ее дочери Мэри Лейси и внучки Мэри. Миссис Фостер умерла в тюрьме от дурного обращения и переохлаждения, но Мэри Лейси спасла себе жизнь признанием. Допросы троих женщин наглядно показывают, как легко тяготы тюремного заключения и коварные судьи могут сломить даже самую сильную волю и помутить вполне ясный ум. Миссис Фостер признала, что «дьявол являлся к ней несколько раз в облике птицы, да такой, которой ей никогда раньше не доводилось видеть». Она «завязала тряпку узлом и бросила ее в огонь, чтобы навредить Тимоти Свану, и причиняла зло всем остальным, кто жаловался на нее, слепив их восковые изображения и сдавливая пальцами их шеи, пока те чуть не задохнулись». Подтвердила она и легенду о полетах на метле:

Она и Марта Карриер летали в деревню Салем на встречи ведьм на метле или на шесте, и однажды, когда они летели над деревьями, метла переломилась, и они стали падать. Но она так крепко уцепилась за шею матушки Карриер, что скоро оказалась в деревне, и вот тогда-то она и повредила ногу.
Несколько дней спустя миссис Фостер, не зная, что ее дочь, миссис Лейси, уже созналась в деяниях не менее устрашающих, отказалась назвать ее своей сообщницей. Тогда на допрос позвали саму миссис Лейси, и она начала так:

О матушка, здравствуй. Мы оставили Христа, и дьявол завладел нами. Как же нам от него избавиться? Пусть Господь разобьет мое каменное сердце, чтобы я одержала победу над нечистым на этот раз.
Когда миссис Фостер и миссис Лейси допросили и вывели из зала суда, привели молодую Мэри Лейси, и Мэри Уоррен немедленно забилась в сильнейшем припадке, который продолжался до тех пор, пока Мэри Лейси не прикоснулась к ней. Тогда девушка напустилась на мать: «Где моя мать, которая сделала меня ведьмой, а я и не знала об этом?» Немедленно обвинить другого означало выказать готовность сотрудничать с судом и заслужить тем самым снисхождение. Судья Готорн по-прежнему жаждал имен:

Вопрос: Твои мать и бабка говорят, что на шабаше был священник. Скольких мужчин ты там видела?
Ответ: Ни одного, кроме Ричарда Карриера.
В.: И больше никого?
О.: Был там один священник, но теперь он, кажется, в тюрьме.
В.: Разве священников было не двое?
О.: Не могу сказать.
В.: Не было ли там человека по имени мистер Барроуз?
О.: Был.
Судья Дадли Бредстрит из Андовера выдал 40 ордеров на арест, но потом отказался подписывать новые. Нежелание сотрудничать с судом в выявлении врагов Церкви и государства указывало на то, что он сочувствует ведьмам, а следовательно, и сам колдун, и ему немедленно предъявили обвинение в девяти убийствах. Однако судья Бредстрит вместе со своей женой бежал. Предъявили обвинение и его брату Джону, невзирая на то что тот, как и Дадли, был сыном бывшего губернатора; его преступление состояло в том, что он насылал порчу при помощи собаки. «Упомянутую собаку судили и повесили как ведьму». Из Андовера девушки перебрались в район Бостона.
Миссис Кэри из Чарлстона приехала в Салем, чтобы очистить свое имя от сплетен, которые там о ней распускали. Вот что писал ее муж, мистер Кэри:

Когда моя жена предстала перед судом, оказалось, что ее главные обвинители — две девушки. Моя жена заявила судьям, что никогда до сего дня не видела их. Ее заставили стоять с вытянутыми вперед руками. Я просил, чтобы мне разрешили держать ее за руку, но мне было отказано. Тогда она попросила, чтобы я отер слезы и пот с ее лица, что я и сделал. Она попросила разрешения опереться на меня, жалуясь, что иначе потеряет сознание. На что судья Готорн возразил, что коли у нее достало сил терзать этих девушек, то должно достать сил и на то, чтобы стоять без поддержки. Когда я начал возражать против такого жестокого обращения с моей женой, мне велели замолчать под угрозой вывести меня из зала суда.
Роберт Калеф. Новые чудеса невидимого мира. 1700.
Прозвучало в числе прочих и имя капитана Джона Олдена из Бостона. В те времена этот человек еще не был окружен тем романтическим ореолом, который сообщила ему поэма Лонгфелло. Однако его знали как отважного морского капитана и участника индейских войн и уважали настолько, что ордер на его арест подписал губернатор провинции Стоутон лично. Девушки устроили свой обычный спектакль, и одна из них указала на некоего капитана Хилла, но тут кто-то из стоявших рядом подсказал ей, и она исправила свою ошибку. «Вот он, Олден! Нахально стоит перед судьями, не снимая шляпы. Он продает порох и пули французам и индейцам, спит с индейскими скво и приживает с ними индейских ублюдков».
Капитана Олдена привели в зал суда, велели ему встать на стул и поглядеть на девушек — они тут же упали ничком. Тогда Олдена заставили прикоснуться к каждой из них по очереди, и они тут же пришли в себя. И тут обвиняемый задал судьям вопрос, который разом мог бы положить конец всем подозрениям и процессам, если бы те нашли в себе смелость на него ответить: «А почему же вы не падаете в обморок, когда я смотрю на вас? Может, объясните?» У Олдена немедленно отняли шпагу и заперли его в бостонской тюрьме. Пятнадцать недель спустя он бежал.
Несмотря на повсеместно растущее недоверие к способностям девушек, в октябре за ними послали обитатели Глостера; однако там им удалось обнаружить всего четырех ведьм. Паника, вызванная июльскими нападениями французов и индейцев, постепенно утихала. В ноябре девушек призвали вновь, но на этот раз прием оказали довольно холодный и никто не был арестован. По дороге они остановились в Ипсвиче и устроили там свое обычное представление с припадками, обвинив какую-то старуху, но никто не обратил на них внимания.
За время этой ведовской истерии в тюрьме оказались 150 человек; более внимательное изучение судебных документов наверняка увеличит эту цифру. Чтобы вынести приговор каждому обвиняемому, требовалось время, и потому в 1692 г. был осужден только 31 человек (не считая Сары Черчиль и Мэри Уоррен, свидетельниц обвинения, которые на время отреклись от своих показаний). Суд Ойера и Терминера приговорил всех к смерти (среди осужденных было шестеро мужчин). Повесили 19. Из оставшихся 12 двое (Сара Осборн и Энн Фостер) умерли в тюрьме; одного (Джайлза Кори) задавили до смерти; одну (Титубу) долгое время держали в тюрьме без суда; двоим (Абигайл Фолкнер и Элизабет Проктор) отсрочили казнь, так как они заявили о своей беременности, и впоследствии они дожили до полной отмены приговора; одна (Мэри Бредбери) сбежала из тюрьмы уже после вынесения приговора; еще пятеро признали свою вину и получили отсрочку.
Счета, представленные на процессе в Салеме в 1692 г., кажутся не столь значительными, как в Европе, но надо учесть, что речь шла о фермерских семьях, где наличности всегда было мало, а потому даже такие издержки были для них непомерно велики. Поскольку заключенных официально не пытали, то этот пункт не указывается, но зато им пришлось заплатить за цепи, в которых их держали. Кандалы для обвиненного в ведовстве мужчины стоили 5 шиллингов; для женщины набор из наручников и ножных кандалов, более легкий (около 8 футов), стоил 7 шиллингов 6 пенсов. Типичный счет был выставлен Саре Паркер из Андовера, которая провела в тюрьме 17 недель:

Тюремщику 2 фунта 8 шиллингов 4 пенса,
Судебной охране 1 фунт 10 шиллингов 4 пенса,
Издержки по процессу 1 фунт 4 шиллинга.
Однако обвиняемые сами должны были оплачивать свое пребывание в тюрьме даже в том случае, если их оправдывали! Отмена приговора стоила одну цену, полное оправдание — другую. Родственники казненного обязаны были оплатить работу палача. Многие оставались в тюрьме и после того, как им официально возвращали право на свободу, поскольку вся их собственность была продана, чтобы семьи могли как-то существовать в отсутствие кормильцев.
Сару Дастин оправдали в январе 1693 г., но помочь ей было некому, и она умерла в тюрьме. Маргарет Джейкобс оправдали, но собственность ее родителей была конфискована, и потому она оставалась в тюрьме до тех пор, пока какой-то сердобольный незнакомец (некий мистер Гэммон) не услышал о ее беде и не купил ей свободу. Уильям Бакли потратил все свои деньги до последнего шиллинга, выплачивая 10 фунтов за свою жену и дочь. После этого он прожил еще десять лет. Пастор преподобный Джозеф Грин сделал такую запись в своем дневнике: «2 января 1702 г. Старый Уильям Бакли умер сегодня вечером. В прошлую субботу он был на собрании и, боюсь, умер от холода, так как в доме у него пусто и голодно и присмотреть за ним некому. Да простит нас Господь! Ему было около восьмидесяти. Он был очень беден». Титуба оставалась в тюрьме до мая 1693 г., когда ее освободили вследствие невозможности вынесения решения (ignoramus); после 13 месяцев тюремного заточения ее продали за долги в рабство. Энн Фостер умерла в тюрьме; ее сыну пришлось заплатить 2 фунта 16 шиллингов, чтобы забрать тело матери. Родственникам Сары Осборн пришлось заплатить за выкуп ее тела 1 фунт 3 шиллинга 5 пенсов — такова была сумма, в которую оценили ее пребывание в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50