И наверняка придумает, как тебе помочь.
— Да, он хороший, тут ты прав. Но чем он может мне помочь? Думаешь, скажет: «О'кей, Долфин, поживи у меня пару недель или сколько хочешь, пока твою маму не выпишут из больницы»? Тебе самому не смешно?
— Нет… но, может, он хотя бы скажет, что делать?
— Да уж, знаю я, что он сделает. Тут же помчится звонить в социальную службу. Я и глазом моргнуть не успею, как меня упекут в какой-нибудь приют. Или вообще отдадут на воспитание в какую-то семью.
— Ну… по крайней мере, о тебе позаботятся. И потом, может, все не так уж плохо? Если тебя ненадолго отдадут в какую-нибудь семью, я хочу сказать.
— Ты слишком много смотришь телевизор. Моя мама все свое детство провела в таких вот приютах и все время переходила из семьи в семью. Слышал бы ты, что она рассказывала нам со Стар! Знаешь, среди этих усыновителей бывают такие…
— Но ведь это же только на неделю, самое большее — на две!
— Как же, держи карман шире! Уж если мою маму заперли в психушку, то это, считай, конец! Даже если ее оттуда и выпустят, то наверняка скажут, что она неподходящая мать. И лишат ее родительских прав. Эти гиены из социальной службы станут всюду совать свой нос и наверняка разнюхают, что Мэриголд бывает довольно-таки странной, любит выпить, что она не прочь подцепить сомнительного дружка… не брезгует чужими кредитными карточками… ну и все такое прочее. И как только я попаду к ним в лапы — это все! Они ни за что не отпустят меня и не позволят вернуться к ней. А я хочу жить только с ней, понимаешь, Оливер? И мне все равно, какая она. Ведь она же моя мама !
Оливер беспомощно моргал, глядя на меня. Глаза его подернулись прозрачной пленкой — так бывало всегда, когда он особенно напряженно думал. Мне даже показалось, я слышу, как скрипят шестеренки в его мозгу и как что-то чуть слышно тикает: тик-так, тик-так, как будильник. Вдруг Оливер подскочил, словно этот самый будильник внезапно пронзительно зазвонил у него над ухом.
— Придумал! Все просто. Твой папа!
— Что?
— Твой папа! Стар ведь живет со своим папой, верно? Так почему бы тебе не дать знать своему папе о том, что случилось?
— Я же тебе сто раз говорила — нет у меня никакого папы!
— Но ведь какой-то же был, правда?
— О господи, ну сколько раз объяснять?! Моя мама проделала все очень быстро. Она почти не знала его, понимаешь? Так что вряд ли стоит на него особо рассчитывать.
— Так она что же — вообще не знала его?!
— Знала только, как его зовут. Поэтому, наверное, и связалась с ним. Дело в том, что его тоже звали Микки.
— Она связалась с ним только потому, что его звали Микки?! — потрясенно повторил Оливер.
— Да. Только поэтому. Ну и что? Ты же знаешь, что она не в себе.
— Так это все, что ты знаешь о своем папе? Только то, что его зовут Микки?
— Да. Так что, сам понимаешь, разыскать его я вряд ли смогу. Как ты себе это представляешь? Может, взять громкоговоритель и рявкнуть на всю страну: «Эй, все парни, кого зовут Микки и кто одиннадцать лет назад поимел небольшую интрижку, шаг вперед!» Так, что ли?
— А разве твоя мама больше ничего про него не рассказывала?
— Практически ничего.
— А ты сама неужели не спрашивала? Ведь он как-никак твой папа.
— Да какой он, к черту, папа?! Разве его можно сравнить с папой Стар? С тем, другим Микки? Мэриголд и Микки — они просто с ума друг по другу сходили! Знаешь, какая у них была любовь? Представить себе не можешь! И потом, они были вместе много лет… — Тут я осеклась. Мне вспомнилась вдруг одна фраза, небрежно брошенная Микки. Тогда он проговорился, что их с Мэриголд роман тянулся всего-то две недели. «Так, — мрачно подумала я. — Интересное дело. Сколько ж тогда Мэриголд крутила с моим отцом? Полчаса, что ли?»
— А где они познакомились?
— Не знаю. Нет, кажется, знаю. Что-то связанное с плаванием. Думаю, этот Микки здорово плавает. А вот я — нет. Терпеть не могу плавать. Держу пари, что он наверняка даже был тренером или что-то в этом роде.
— Он что, учил твою маму плавать?
— Не знаю.
Я изо всех сил пыталась вспомнить, что рассказывала Мэриголд. Это было давно, когда я еще училась не в этой школе и даже не в той, которая была перед этой, а вообще в другой. Нас тогда повели плавать. Я до смерти боялась опустить голову под воду, а остальные дети подняли меня на смех, и какой-то зловредный мальчишка просто взял и насильно окунул меня с головой. Я, конечно, рассказала обо всем Мэриголд, и она вспомнила, что в детстве тоже страшно боялась воды и плавать научилась, только когда стала взрослой. Зато теперь, похвасталась она, ей знакомы все стили и еще разные штучки, так что в один прекрасный день она меня научит всему, и тогда я тоже буду классно плавать, потому что тот, другой Микки…
— Может быть, это и был тот парень, который ее учил, — сказала я.
— Ну вот, не исключено, что он все еще работает тренером по плаванию. Здорово! Осталось только пойти в бассейн и отыскать его.
— Ничего не получится. Никакого бассейна не было. Мы тогда еще не жили здесь. Мы тогда жили… — Я попыталась вспомнить. Это было нелегко — где мы только не жили! Не могу вспомнить. Да и потом, какая разница?
— Тогда можно было бы попробовать его найти. Так что думай, Долфин.
— Как, интересно, я могу вспомнить, если это было еще до моего рождения?!
Мне было известно, что, когда я родилась, мы жили где-то недалеко от Лондона. На южном берегу какой-то реки. Только я не знала где.
Оливер принялся перечислять названия разных мест. Вытащил железнодорожный справочник и принялся продираться сквозь названия пригородных станций начиная с Ватерлоо. Некоторые из них казались мне знакомыми, некоторые я слышала в первый раз.
— Совенок, послушай… Мы только зря тратим время.
— Оливер. Нет, не зря. Можно позвонить во все эти города. И спросить, работает ли в каком-то плавательном бассейне человек по имени Микки.
— Что? Ты с ума сошел? Предлагаешь все их объехать?!
— Обзвонить!!! А номера телефонов узнать в справочной.
— И что потом? — спросила я. — Предположим, мы все-таки его найдем. Чего ты от него хочешь?
— Ну… он все-таки твой папа. Ты сама говорила, что отец Стар чуть ли не до потолка от радости скакал, когда увидел ее. И буквально умолял, чтобы она переехала к нему жить.
— Да, так оно и есть. Но ведь это ж Стар! А кому, если только он в здравом уме, может прийти в голову умолять меня жить с ним в одном доме? Разве что психу. Да и потом, я же говорила, что он наверняка был едва знаком с ней. Уверена, что он и лица-то ее не вспомнит.
— А я не верю, чтобы кто-то смог забыть твою маму, даже если он видел ее всего пять минут, —твердо заявил Оливер.
Подумав немного, я была вынуждена признать, что доля правды в этом есть. Во всяком случае, звучало это вполне правдоподобно. Оставалось только гадать, относится ли это к идее Оливера в целом. Конечно, где-то в самом дальнем, ну, просто о-о-очень дальнем уголке души я надеялась, что когда-нибудь, в один прекрасный день, тоже встречу своего папу, моего Микки, и он полюбит меня. Полюбит просто потому, что я — его Долфин. Его маленькая дочка… Все это казалось таким неправдоподобным, таким сказочно-прекрасным, что я иной раз даже боялась об этом мечтать. Вот и сейчас я вдруг почувствовала, как мои щеки заполыхали огнем. Конечно, это было грустно и в то же время трогательно. Стоило мне только заикнуться о том, что в один прекрасный день наши папы наконец разыщут нас, как Стар тут же поднимала меня на смех. Именно поэтому, когда вдруг появился ее отец и принялся осыпать ее подарками, словно принц из сказки, у меня от зависти иной раз судорогой сводило горло — ведь это было так несправедливо! А вот мой отец… нет, уж он-то вряд ли будет похож на прекрасного принца! Скорее уж, на лягушку, которой никогда не стать принцем, целуй его или не целуй.
Вот так-то. А я была детенышем этого самого лягушонка, унылым, безобразным, никому не нужным уродцем.
— Нам никогда его не найти. Ни единого шанса… ну, может быть один на миллион. Да и потом… ну, найдем мы его, и что дальше? В любом случае я ему не нужна.
— Давай все-таки попробуем, — предложил Оливер.
Он набрал 192 и попросил сообщить ему номера плавательных бассейнов. Господи, сколько ж их было! Бумаги у него не оказалось, поэтому он принялся записывать телефоны прямо на руке. Потом у Оливера закончилась мелочь. Он отправился к секретарше и упросил ее разменять ему пятифунтовую бумажку монетками по десять центов — эти пять фунтов были у него спрятаны в потайном кармашке —на крайний случай, объяснил мне Оливер.
— Ну, вперед, — сказал Оливер. Подняв к глазам исчерканную неровными цифрами руку, он набрал первый из номеров.
— И что ты собираешься им сказать? — прошипела я.
— А я думал, что говорить будешь ты! — удивился Оливер.
— Я?! Господи, да я понятия не имею, что в таких случаях можно сказать. Что-нибудь вроде: — «Эй, вас, часом, не Микки зовут? Да? Вот здорово! Будем знакомы — я ваша дочь!»
— А почему бы и нет? — пробурчал Оливер.
Но в конце концов я его убедила взять переговоры на себя.
Переговорам этим, казалось, конца-края не будет. Горстка серебра с угрожающей быстротой таяла прямо на глазах — а все потому, что большинство наших звонков натыкалось на автоответчик с расписанием занятий по плаванию. Приходилось висеть на телефоне чертову пропасть времени прежде, чем удавалось наконец пробиться в офис.
У нас оставалось всего две монетки, когда Оливер внезапно весь напрягся и стиснул мне руку потной ладонью. Увы, тренера, как выяснилось, звали вовсе не Микки, а Ники. И вдобавок оказалось, что это девушка.
— Это какое-то безумие. Зря только профукаем все твои деньги, отложенные на крайний случай, — ворчала я.
— А это и есть крайний случай, — буркнул в ответ Оливер.
Он снова повис на телефоне. Мне казалось, время остановилось, а Оливер все слушал записи на автоответчике. От нетерпения я принялась грызть ноготь и грызла его до тех пор, пока не дошла до кожи. Показалась кровь.
— Прекрати, Долфин! — прикрикнул на меня Оливер.
Я слизнула кровь языком.
— Здорово! Так ты еще и вампир, оказывается!
Скорчив страшную рожу, я сделала вид, что сейчас вопьюсь зубами ему в шею. И вдруг в трубке раздался чей-то голос. Мужской.
— Центр досуга Нью-Барнс, плавательный бассейн. Чем могу помочь?
— О… здравствуйте. Послушайте, может быть, это покажется вам глупым, но не могли бы вы сказать, работает ли у вас инструктором по плаванию некий Микки?
— У нас нет никого по имени Микки, — ответил тот же голос.
— Вот видишь, — одними губами произнесла я, выразительно глядя на Оливера.
— Ни одного? — продолжал настаивать Оливер.
— Ну, как вам сказать… Вообще-то меня зовут Майкл. И когда-то меня называли Микки. Только это было много лет назад.
— О боже! — ахнул Оливер. — Послушайте, а можно вас спросить: вы давно работаете в этом бассейне?
— Конечно, в этом нет никакой тайны. С самого его открытия — почти пятнадцать лет.
— О черт, о черт! — запричитал Оливер. — А скажите, может быть, вы когда-то были знакомы с одной леди, очень красивой, с огненно-рыжими волосами? У нее еще куча татуировок!
— Вы хотите сказать… с Мэриголд ?!

Крик
Оливер сунул трубку мне в руки. Я отшатнулась.
— Это он !— прошипел Оливер.
Мог бы и не говорить — я и без него уже догадалась. Дрожащими руками я взяла у него трубку и крепко прижала ее к уху. И собственными ушами услышала его голос. Он был так близко, что у меня защекотало в ухе.
Я швырнула трубку на рычаг. Одним махом перерезала нить, связывавшую меня с ним.
У Оливера отвалилась челюсть.
— Что ты наделала?! Ведь это же был он! Я сам слышал, как он назвал имя Мэриголд.
— Знаю.
— Стало быть, он и есть твой папа.
— Может быть.
— Тогда почему ты не захотела с ним поговорить?!
— Не знаю… не захотела, и все. Ох, Совенок, да заткнись ты, ради бога!
— Оливер ! И не смей говорить, чтобы я заткнулся! Я ведь стараюсь тебе помочь! — Голос его задрожал.
— Прости…
— Нет, не понимаю! Хоть режь меня, не понимаю! Мы ведь его нашли!
— Послушай, я просто не знала, что сказать. Я ведь ни одной минуты не рассчитывала, что нам удастся его отыскать. Да и потом… с чего ты взял, что это он? В конце концов, моя мама не единственная, кого зовут Мэриголд.
— Ох, да перестань, Долфин!
— Даже если он и знал ее когда-то, что с того? Это вовсе не доказывает, что он мой папа. Может быть, Мэриголд просто морочила ему голову. Она всегда любила выдумывать — могла запросто придумать и это. Ох, хотела бы я знать, что они с ней там делают…
— Послушай, Долфин, забудь пока о ней. Тебе надо подумать о себе. Если ты не хочешь встречаться с отцом…
— Господи, да ведь я даже не знаю, действительно ли он мой отец!
— Ладно, пусть так. Но если ты не желаешь встречаться с ним, то что ты вообще собираешься делать? Кто о тебе позаботится?
— Сама как-нибудь справлюсь, — пробурчала я. — Только, может, ты одолжишь мне немного денег, а то, боюсь, холодильник у нас пустой. Тогда все было бы отлично. Отыщу какие-нибудь тяжелые ботинки и буду ходить в них по лестнице, чтобы миссис Лафт решила, что в квартире есть кто-то из взрослых. Пару дней как-нибудь протяну, а там, глядишь, и Мэриголд выпишут. И она вернется домой. — Я изо всех сил старалась говорить самым небрежным тоном — дескать, подумаешь, побыть пару дней одной, плевое дело! Но голос мой с каждым мгновением делался все тоньше и тоньше, пока не оборвался на самой высокой ноте — достаточно было только представить себе, как я сижу в своей комнате одна-одинешенька, слушая, как внизу копошится миссис Лафт, а над головой бесшумно шаркает по полу призрачными подошвами мистер Роулинг.
Я замолчала. Оливер грустно смотрел на меня.
— Послушай, а бабушки или там тетки какой-нибудь у тебя, случайно, нет?
— Нет. Не знаю. Может, и есть. Видишь ли, Мэриголд в детстве удочерили, так что никого из своей родни она в глаза не видела. Собственно, она и есть моя семья. Она и Стар.
— И твой отец. Послушай, хочешь, я снова ему позвоню?
— Нет, не стоит… ляпнешь еще чего не надо.
— Тогда повидайся с ним. — Повидаться… когда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31