— Он протянул руку: — Рад был иметь с вами дело, мистер Грегори. * * * Пьер Жадо видел, как Мискин выходил из отеля, но он не пошел за ним, ибо в его задание входило установить, встретился ли Мискин с Детвайлером в отеле «Дюлак». Затем ему следовало вести другой объект, который прошел в номер Детвайлера за полчаса до Мискина. С ведома хозяина отеля дежурный администратор должен был предупредить его о появление этого человека.Жадо прождал около двух часов, пока Грегори спустился вниз. За эти два часа из номера дважды звонили в Цюрих. Жадо навел справки — оба номера принадлежали Детвайлеру, один был рабочий, другой домашний.Ровно в 1.45 администратор сообщил, что такси прибыло. Это был условленный сигнал о появлении второго объекта. Жадо должен был следовать за ним до отеля или пограничного столба и установить его личность.Жадо вышел из отеля и сел в машину, ожидая, что объект возьмет такси, но тот спустился к озеру и стоял у причала для круизных катеров, курсирующих между Женевой и Шильоном. Один катер только что подошел к причалу, и видно было, как на палубе толпились пассажиры.Объект взглянул на часы. Жадо проехал мимо него и остановился неподалеку. В зеркальце на лобовом стекле ему было видно, как объект пристально смотрел на следующий катер, идущий из Шильона. Затем, решительно шагнув вперед, объект оказался на палубе первого катера. Жадо рванулся за ним, но пассажиры, хлынувшие со второго катера, оттеснили его, и Жадо потерял объект из виду. Он продирался сквозь толпу, перевернул чью-то корзину, на него закричали, он начал извиняться — и упустил время.Поток пассажиров пошел на убыль. На втором катере прозвучал сигнал к отплытию, и вдруг Жадо увидел объект — он находился на втором катере. Объект сильно изменил внешность, а на голову натянул берет, который был ему явно маловат.Сжимая в руке пропуск, Жадо успел прыгнуть на второй катер. Заработали с шумом моторы, катера начали расходиться. Вдруг объект, выбрав место поуже, перепрыгнул на первый катер, продемонстрировав незаурядную ловкость.Жадо понял, что прыгать вслед бессмысленно. Тогда он побежал к мостику. Капитан вначале не соглашался, но потом все-таки повернул назад к берегу. Однако было уже поздно. Прошло целых три минуты, прежде чем Жадо вновь оказался на причале, от которого первое судно уже отошло. На причале стояли люди, но объекта среди них не было.Жадо вернулся в отель «Дюлак», позвонил в бюро, кратко доложил. Подозрительное поведение объекта наводило на мысль о необходимости принятия срочных мер по его обнаружению в аэропортах и пограничных постах, на автомобильных и железных дорогах страны. Если это не даст результатов, нужно будет передать описание объекта всем полицейским постам, отелям и пансионатам.Непосредственный шеф Жадо был на ленче, и он смог с ним связаться лишь через полчаса. Шеф колебался. Для принятия таких крайних мер необходимы были санкции свыше. Санкции были получены не сразу, и лишь через полтора часа объект был обнаружен и за ним вновь была установлена слежка. * * * Бюро федеральной полиции в Женеве передало по телексу свой доклад в Министерство финансов в Нью-Йорк в 16.20 по европейскому времени. Майк Сэнгер проводил уик-энд на побережье в своем загородном доме в Вестпорте, Коннектикут, днем он был на прогулке, и телекс ему передали только к вечеру. Через двадцать минут он позвонил Уитмору и без комментариев дал ему прослушать телекс.Уитмор простонал:— Так они все испортили! Что за ротозеи — упустили!— Да-да, — согласился Сэнгер. Он был утомлен и не собирался защищать своих коллег в Европе. — Действительно. — Все вышло неважно, Чак. Но ты сам говорил, что важнее всего секретность, и вот результат. Вполне вероятно, что Грегори все еще в Швейцарии. Если хочешь, чтобы швейцарцы продолжили поиски, надо задействовать криминальную полицию, которая начнет поиски на официальном уровне.— Похоже, все это уже вышло на официальный уровень, и я в полном проигрыше.— Нет, еще не вышло, — осторожно заметил Сэнгер, — если мы хотим, чтобы они установили постоянный пограничный контроль, нам надо это серьезно мотивировать. Швейцарцы очень пекутся о туризме и не любят, когда на них давят. Мы же пока не давили.Уитмор выругался:— Какого черта они там мешкали — запустили пограничный контроль лишь через два часа!— Готовили необходимые каналы, и на это потребовалось немало времени, так как все делалось неофициально. Швейцарцы очень педантичны.— К черту педантичность! — буркнул Уитмор. — Найди мне этого Грегори, наконец. Возможно, мне придется выложить ему три миллиона. Триста тысяч я уже выложил — не государственных денег, Майк, нет! Денежки принадлежат корпорации!— О'кей! Что я должен сделать?— Напусти на него швейцарцев и всех, кого можно — англичан, немцев, французов, итальянцев, австрийцев. Знает же его кто-нибудь!Последовала пауза.— Послушай, Чак. Ты делаешь ошибку. Ты настаиваешь на международном сыске, не имея точного описания и фотографии. А между тем тебе придется кое-что рассказать — и этого будет достаточно, чтобы насторожить службу безопасности. Столько народу будет втянуто а эту канитель, и не все будут держать язык за зубами. И к тому времени, когда они его разыщут, парни из ЦРУ уже запустят свои коготки в это дело. Швейцария буквально кипит ими. Ты и рад не будешь.Уитмор заерзал на стуле:— А этот адвокат, Детвайлер, может, он выведет на Грегори?Сэнгер закрыл глаза и сказал устало:— Чак, адвокаты — как врачи. Пока мы не докажем, что он преступник, никто и пальцем не пошевельнет.После длинной паузы Уитмор сказал сердито:— Майк, пошлю я это куда следует. Откажусь от контракта, сославшись на подозрительное поведение Грегори. Ведь швейцарцы нас поддержат?— Ты хочешь действовать через суд? Чак, ты просил моего совета. Вот он. Карты розданы, надо играть. Возможно, за тридцать дней что-нибудь раскопаешь. В бизнесе всегда приходится рисковать.Уитмор вздохнул в трубку:— Похоже, так и придется сделать, Майк. Спасибо тебе за помощь.— Извини, старик, что не смог сделать больше. Я буду звонить. * * * В понедельник в 10.20 утра по швейцарскому времени в цюрихский банк «Фолькстантонель» поступил чек из Америки на триста тысяч американских долларов на имя Джона Грегори, который может получить сумму по предъявлении рекомендательного письма за подписью вице-президента компании «Атлантик Нэшнл энд Дженерал Консолидейтед» в присутствии Людвига Детвайлера, адвоката из Цюриха. Часть вторая Что есть на самом деле ложь?Всего лишь правда в маске. Джордж Байрон ЗАПИСЬ ВТОРАЯ Москва, декабрь 1949 г. Я измотан, чувствую себя как рыба, выброшенная на берег из моря водки и шампанского. Празднование было сногсшибательным несмотря на погоду и экономическую ситуацию.Хозяин приказал, чтобы его семидесятилетие праздновалось до самого Нового года, и город пребывает в восторженно-истерическом состоянии: толпы кричат «ура» при всяком упоминании его имени в кинозалах и театрах, а дети поют новогодние песни на новый лад: в каждой строчке его имя! Не удивлюсь, если он вдруг появится на трибуне на Красной площади в царской короне!Для меня же его день рождения стал прямо-таки испытанием из-за дела Костова. Хозяин с момента суда пребывает в дурном настроении, при малейшем намеке на это дело его прошибает пот и он начинает трястись, будто его вот-вот удар хватит. Я его таким не видел с момента завершения дела Тито. А это кое о чем говорит!Однако, узнав, что предателя утром повесили, он немного успокоился. Я его еще приободрил, сообщив, как мои ребята все это организовали в Софии: Костов минут 15 болтался в петле живым, пока не отдал концы. Но все-таки это дело оставило неприятный осадок, так как прямо указывает на органы. (Конечно, я расспросил моих ребят обо всем подробно. Кажется, они неплохо поработали, но никто не ожидал, что этот упрямый болгарский баран доставит столько хлопот. Видно, стал таким крепким после того, как побывал в руках у фашистов. Омрачил праздник, свинья. Сижу на юбилейном обеде, а эта скотина как будто рожи корчит из могилы.)Шикарный вечер был в Кунцево, подавали свинину, телятину, уток, фазанов с лучшими французскими винами и даже фрукты из фашистских стран: арбузы из Испании, апельсины и ананасы из Южной Африки, и Сам отпустил несколько шуток по этому поводу.В зале, как всегда, было душно и жарко, но никто не посмел даже расстегнуть воротник, не говоря уже о том, чтобы снять пиджак. Старик в последнее время требовал, чтобы все появлялись при галстуках на вечеринках, несмотря на то, что заканчивали многие под столом.В начале вечера он ударился в воспоминания — в основном о западных лидерах, с которыми был знаком. И хотя мы сто раз это слышали, были внимательны, так как он замечал все!Ему больше всего нравился канадский миллионер Бивербрук, которого англичане произвели в лорды, хозяина забавляла приверженность этого газетного магната к идеалам Британской империи, которая вот-вот скончается. Он считал Бивербрука хитрым пройдохой, который в глубине души не был антисоветчиком. Он даже заметил, что не прочь бы иметь Бивербрука в Политбюро.Черчилль упрям — родился антисоветчиком, и его можно только хитростью взять, но дружить с таким невозможно. Рузвельт — слабоумный инвалид, типичный представитель американской буржуазии. А де Голля он ненавидел — заносчивый зануда с высокопарными идеями насчет французов, этой нации бездельников. И вечно эта презрительная мина — как будто вокруг дурно пахнет.Потом Старик начал стрелять издевками, в основном донимал услужливого Ворошилова: помни, тебе повезло, что мы разрешили принимать тебе парад в День Победы, после того, как ты оскандалился в 1941 году. Бедняга позеленел в своей маршальской форме.Но что хуже всего — Старик начал угощать нас уже в который раз своими разговорами о войне. Хвастался, что именно мечом социализм утвердил себя. Но уверенности у него заметно поубавилось в связи с делом Тито и в результате фиаско в Берлине. Только и ждет возможности отомстить. Как только пропустит пару литров, мечтает об Армагеддоне. Как-то, подняв дежурный тост за победу под Сталинградом, оскалился в мою сторону:«Ну, вешатель, когда вздернешь весь титовский сброд, тебе придется выдать несколько твоих новых бомбочек — поможем нашим товарищам на Западе!»Самое страшное, что это не просто шутки. Они могут завтра стать приказом к действию. Он даже предложил тост «за наших предков, Петра Великого и Ивана Грозного и их героические дела», будто сам был русским!От таких разговоров даже у меня кровь стынет з жилах. Все эти маршалы и их компания такие лизоблюды, что на брюхе поползут выполнять любой приказ и рта не раскроют. А он, несмотря на берлинское фиаско и бомбу, недооценивает противников. Уверен, что американцы слишком любят свою сытую жизнь и не будут помогать Европе; с англичанами все кончено, с французами и итальянцами тоже — наши товарищи там прочно утвердились. Как в Чехословакии. А Германии так всыпали, что она не вздумает снова воевать.Я пытаюсь вставить, что мы превосходим эти страны численностью войск, но в ядерном вооружении отстаем, но он только отмахивается и говорит, что американцы трусы и ни за что не осмелятся бросить бомбу на матушку Россию. (Вот японцы — другое дело — желтая раса, а американцы в душе расисты.)А у самого так и загораются жадностью глаза, когда думает о Средиземноморье, Англии, Африке и Аравии. А пока ест и пьет и мечтает о несбыточном, собственная страна лежит перед ним холодная и голодная.К концу вечера настроение у меня было отвратительное. Поскребышев и Армянин, как всегда, были в стельку пьяны, и их увели в туалет. Я сам сильно напился и был рад оказаться в своей машине. Ехал в город и думал, что вечер прошел сравнительно неплохо. Ведь на этих вечеринках, как мы любили шутить, не было разницы между тухлым яйцом, подложенным под зад, и пулей в спину. Москва, январь 1950 г. Новый год начался с розыгрыша над Поскребышевым. Не могу без смеха вспоминать!Он, конечно, это заработал: мерзкий тип, ходит крадучись, сутулый, с серым лицом — будто болен заразной болезнью. Не понимаю, как Хозяин его выносит. Хотя на него можно положиться.Перед самым Новым годом Старик вызвал меня, чтобы поговорить о Поскребышеве. Был задумчив, сосал свою трубку, ничего не пил. Знакомое настроение — как волк перед охотой. Я сразу понял, что П. не поздоровится. Хозяин решил, что П. зарывается. И хотя он как всегда услужлив и старателен, стал слишком много о себе мнить — прямо второй Хозяин в своем ведомстве.Старик намекнул, что П. надо проучить. Что-нибудь тонкое и личное, на мое усмотрение. Я тут же все сам организовал, поручив техническую сторону дела Рафику.Мой план был классически прост.Накануне Нового года П. вернулся с обычной вечеринки в Кремле, где он старательно прислуживал Хозяину, подобострастно принимал спиртное, предложенное Хозяином, и к концу был пьян как свинья. Когда он вошел в свою квартиру на Арбате, оказалось, что жены нет дома. (Она была скромная, маленькая женщина, увлекающаяся игрой на фортепьяно, особенно любила сонаты Шопена.) Мы помучили П. до утра, а потом ему позвонил Рафик и сообщил, что Сам приказал арестовать его жену за антиправительственную деятельность. Мы прослушивали квартиру и слышали, как он рыдал, а потом начал молиться — прямо как священник!Но на следующее утро он, как всегда, был на работе без опоздания, как всегда, прислуживал Хозяину. Тот вечером весело рассказывал об этом, и я пожалел, что мы не смогли поставить миниатюрных фотокамер в квартире П., чтобы наблюдать за комедией вплотную!Мы мучили его еще два дня, а он вел себя так, как будто ничего не случилось, хотя, конечно, он мучительно ждал вестей. Потом на третий день он получил главный удар.П. поздно возвращался к себе домой. За ужином мы его накачали шампанским, и он как всегда был сильно пьян. Он, видимо, с трудом поднимался по лестнице и вдруг услышал звуки фортепьяно из своей квартиры. Он ринулся наверх, в квартиру, и увидел большую толстую блондинку, игравшую сонаты Шопена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21