Словом, я потеряла покой и сон, бегая по всему городу и перебирая без конца разнообразные бумажки, забросила дом, хозяйство и новый роман, а начальство не вело ни ухом, ни бровью и на мои страдания, моральные и физические, никак не реагировало.К тому моменту, когда я, покончив с уборкой, очутилась на кухне перед шумно закипающим чайником и ждущими своего смертного часа бутербродами с «Докторской» колбасой, физические силы мои были на грани полного истощения, а настроение упало ниже отметки абсолютного нуля, что составляет, если память мне не изменяет, -273 градуса по Цельсию. Виной этому были мысли о любимом.Было от чего пригорюниться. Со времени первого поцелуя с любимым прошло уже почти два месяца. И столько же прошло со времени последнего. Нежные отношения, на продолжение и развитие которых я рассчитывала всей душой, то ли замерзли, то ли закисли, короче, приказали долго жить. Любимый при каждой нашей встрече был весел, ласков и мил, однако общался со мной хотя и не как с подчиненной, но как с другом, товарищем и братом, то есть сестрой. Разницы нет, потому что роль сестры, как и все остальное, меня совершенно не устраивала.Истосковавшееся по любви сердце ныло, и страдания не могли заглушить ни бутерброды, ни чай, даже с сахаром и лимоном. Словно в ответ на мои мысли, унылую тишину квартиры прорезал пронзительный телефонный звонок.— Привет, — бодро сказал Дашкин голос. — Как она — жисть?— Ужасно! — замогильным голосом призналась я.— Что случилось? — неосторожно поинтересовалась Дашка.Если зануда — это тот, кто на вопрос «как живешь?» рассказывает, как он живет, то я — зануда, причем жуткая. Впрочем, меня можно понять — Дашка была вторым человеком, который знал странные обстоятельства, в которых с недавнего времени мне приходилось существовать, так что с кем мне было делиться, как не с ней? Первый человек, знающий обо мне все, — лучшая подруга — находился одновременно в состоянии подготовки к летней сессии и в предсвадебных хлопотах, так что выслушивать излияния замученной любовью и бытом кретинки ей было недосуг.Поток моих жалоб иссяк только минут через двадцать. Пытаясь припомнить, что еще в моей жизни есть такого ужасного, я рассеянно спросила у Дашки:— А ты сама-то как?И горько пожалела об этом, потому что немедленно выяснила — я не единственная зануда в мире. Дашка ухитрилась переплюнуть меня в количестве и качестве жалоб. Когда ее запас душераздирающих историй и печальных умозаключений (касающихся широкого спектра проблем — от зубной боли до угрозы свободе слова в России) наконец истощился, у меня заболело прижатое к трубке ухо, но зато я почувствовала себя вполне счастливым человеком.— А новости стало совсем невозможно читать! Такую чернуху пишут, что начинаешь размышлять: то ли они пьют уже неделю, не просыхая, и все новости сочиняют в белой горячке, то ли все это на самом деле происходит, и тогда точно через полгода нас всех живыми возьмут на небо, потому что случится конец света.— А что такое? — живо поинтересовалась я. Газет я уже сто лет не читала и телевизор не смотрела.— Да тут в «Московском добровольце» написали, что в Москве появились псы-людоеды и что один такой загрыз двоих собаколовов, когда они попытались его поймать.— Бред, — отрезала я, мгновенно охладев к новостям. — Нашла вообще что читать. Вспомни, что Булгаков писал о чтении советских газет, и успокойся.— Ой, слушай, что я тут вспомнила, — мгновенно забыв о зловещих газетных байках, пискнула Даша. — Тут звонит мне девчонка, с которой мы вместе...И, покончив с обсуждением всевозможных проблем и неурядиц, мы перешли к более приятной и интересной теме — к обсуждению личной жизни наших общих знакомых. На дворе стояли выходные, Дашкин молодой человек был у родителей в Португалии, моя мама — на конференции в Италии, и мы могли болтать по телефону сколько вздумается.Внезапно раздался негромкий щелчок, и на корпусе радиоприемника, стоящего на холодильнике, сам собой зажегся красный огонек. Я не обратила бы на это никакого внимания, поскольку как раз в эту минуту Дашка с упоением рассказывала о крушении подлых планов одной коварной тетки, но радио внезапно громко заговорило мужским голосом. Я вздрогнула и ушибла локоть о край стола.— Сколько же можно трепаться! — гневно сказало радио, и его голос показался мне до боли знакомым.— Подожди секундочку! — оборвала я поющую соловьем Дашку и уставилась на приемник круглыми глазами.— По-моему, вы с чистой совестью могли бы уже и попрощаться! — заметило радио. — Больше часа болтаете!— Себастьян? — робко предположила я.— Он самый! — с укором ответил любимый начальник. — Тебе невозможно дозвониться! А ты, между прочим, нужна на работе!От последней фразы мое настроение, поднявшееся было до небес при мысли о том, что по мне соскучились, упало ниже уровня моря. Разумеется, меня просто опять хотят запрячь! И ничего личного.— Между прочим, сегодня выходной, — мрачно заявила я. — У меня дел по горло!— Ну, не надо врать. Квартиру ты уже убрала, а постиранное белье надо только повесить. Вот повесишь — и приезжай. До встречи! Жду.Радио снова щелкнуло и выключилось.— Что это было? — осторожно поинтересовалась Дашка.— Силы небесные, — проскрипела я — Вызывают на работу Вешая белье, я думала о том, что не люблю ангелов за две вещи Во-первых, они слишком много знают, одна радость, что не все, иногда и им можно наврать. Во-вторых, могут связаться с тобой с помощью вещей, совершенно для этого не предназначенных.Но, с другой стороны, спасибо, что со мной говорили по радио! Могли бы ведь и по раскаленному утюгу.
Глава 3НОВОСТЬ Он уселся на диван с ногами, подобрав их под себя, и непроизвольно потянулся за декоративной подушкой с вышитым на ней желтоглазым черным котом, в обнимку с которой проводил все предыдущие встречи, но отдернул руку Алина была права, когда говорила в прошлый раз «Вы не должны так бояться людей. Тем более меня. Посмотрите, как вы сидите — сплошной комок нервов, да еще и прячетесь от меня за подушку. Расслабьтесь! Приучайте себя к тому, что окружающий мир не агрессивен и не дружелюбен. Он равнодушен к вам. Все, что происходит вокруг вас — агрессию, радость, покой, — вы моделируете сами. Если сами вы не захотите развязать узел, в который вы скручены, я не смогу помочь вам». Он немного поколебался и медленно начал доставать из-под себя правую ногу, двигая ступню к краю дивана. Но тут в комнату вошла Алина, и он одним движением вернул ногу обратно.— Извините, что заставила ждать, — улыбаясь, негромко сказала она.Он кивнул и дернул губами, пытаясь улыбнуться ей в ответ. Но у него не получилось, хотя ему действительно приятно было видеть ее, и смотреть на нее, и разговаривать с ней.Она, как обычно, стащила с кресла подушку — точно такую же, как и на диване, только кот на ней был вышит бежевый с подпалинами и голубыми глазами, бросила ее на ковер и устроилась сверху. Открыла толстый потрепанный блокнот, щелкнула кнопкой ручки, задумчиво постучала ее кончиком по зубам и наконец все так же негромко и спокойно сказала:— Расскажите, что с вами случилось?Он перевел взгляд с оранжевых тапочек, которые она, сев, сбросила с ног, на ее лицо и, сразу же отвернувшись, покачал отрицательно головой и потянулся за подушкой. Покрутил ее в руках и положил обратно в угол дивана.— Ну хорошо. — Алина встала с ковра, подошла к нему и сверху вниз протянула ему руку. — Пойдемте.— Куда? — Он услышал свой голос как чужой.— На кухню. Раз вы сегодня не в настроении разговаривать, будем пить чай. Как в день нашего знакомства, помните?Он кивнул и улыбнулся. Профессиональная тактичность. Первую встречу с психотерапевтом назвать «знакомством» — очень мило с ее стороны.Из кухни доносилось частое приглушенное пощелкивание — Марк работал. Странный человек этот Марк. Два раза в неделю возить совершенно постороннего человека к врачу — и не просто возить, а заезжать домой, везти к врачу, ждать там, а потом отвозить обратно! Уму непостижимо, отчего немецкому издательству, где работает Марк, так дорог психически неуравновешенный русский сочинитель?При их появлении пальцы Марка прекратили выбивать чечетку по клавишам ноутбука.— Мы решили для разнообразия начать с чашечки чая, — пояснила Алина.— Вот и прекрасно. А я не отказался бы от одной порции кофе, если это возможно.— С легкостью. — Щелкнув рычажком электрического чайника, Алина взяла пульт, и в углу кухни ожил крохотный белый телевизор, на экране которого появилось бесстрастное лицо ведущего новостей — И завершает этот выпуск печальное известие, — произнес поставленный баритон — Полтора часа назад к нам в редакцию поступило сообщение о трагической и необъяснимой гибели одной из лучших молодых актрис российского театра и кино Евгении Прошиной. Тело Прошиной со следами насилия было найдено у порога ее квартиры. В интересах следствия вся информация о деле держится в строгом секрете. Однако через наши источники в правоохранительных органах нам удалось выяснить, что убийство актрисы, судя по его жестокости, было совершено человеком с психическими отклонениями.Все вокруг него помутнело и погасло, ужасный голос диктора замолк Он пришел в себя от резкого запаха нашатыря, и первое, что прошептали его непослушные посиневшие губы, было:— Марк, мне нужно домой.Всю дорогу они молчали. И только когда «Фольксваген-Пассат» затормозил у выщербленного края тротуара и настало время прощаться, он опустил голову и, не глядя на Марка, сдавленно произнес:— Она моя бывшая жена.Марк тихо ответил:— Я знаю Он, вздрогнув, повернулся влево и наконец заметил, что у его спутника в лице нет ни кровинки. Глава 4СМЕРТЕЛЬНЫЙ НОМЕР Поднявшись по деликатно поскрипывавшим деревянным ступенькам на второй этаж бывшего купеческого особняка, в котором теперь располагалось детективное агентство «Гарда», я немедленно столкнулась с Надей — секретаршей и моей задушевной приятельницей.Впрочем, в тот момент слово «задушевная» подходило к ней меньше всего на свете. Приятельница металась по приемной, словно голодная львица по клетке, а ее орехово-смуглые щеки горели гневным румянцем.— А! — воскликнула она при виде меня. — И тебя тоже! Отлично!— Что значит «и меня тоже»? — не без опаски поинтересовалась я, бросая в кресло свой рюкзак.— Надули! Накололи! Оставили в дураках!— Слушай, а поконкретнее нельзя? И остановись хоть на минутку, а то у меня уже в глазах от тебя рябит!— Можно! — рыкнула Надя и ловким прыжком уселась на стол, чудом не сбросив на пол телефонный аппарат, который, видимо, от ужаса немедленно зазвонил. Свирепо оскалившись, Надя сорвала трубку и оглушительно выпалила:— Да!..Тот, кто звонил, очевидно, обладал крепкой нервной системой, потому что у меня бы после такого ответа в лучшем случае на полдня пропал дар речи.— Их нет!.. — Надя словно гвозди вколачивала. — Ни того ни другого!.. Не имею ни малейшего понятия! И вообще, сегодня суббота, между прочим, выходной день!.. Всего наилучшего!С грохотом бросив трубку на место, она победоносно посмотрела на меня.— Ты хочешь сказать, — осторожно поинтересовалась я, усаживаясь рядом с рюкзаком, — что они вызвали нас с тобой на работу, а сами не пришли?— Не просто вызвали! — уточнила Надя. — Срочно вызвали! Понимаешь? Срочно! Как на пожар! Ты только посмотри на это!Я с интересом вгляделась в протянутые мне Надей руки. Зрелище было и впрямь занятное. Маникюр на левой руке был безупречен — идеально обточенные ногти ровным слоем покрывал алый лак. Зато на правой руке лак украшал только ногти указательного и большого пальцев, да к тому же ноготь мизинца был сломан. Виной всему была спешка, вызванная звонком Даниеля. Как и мне, Наде было велено немедленно бросить все (и в первую очередь — пузырек с лаком «Мейбеллин») и, выпучив глаза, лететь на работу.— Я специально его так и оставила, ничего делать не стала! — угрожающе размахивая скрюченным правым мизинцем, произнесла Надя. — Нарочно, чтобы этой заразе Даниелю всю морду расцарапать за такие шуточки!.. Ой!Было от чего ойкнуть. Острые углы сломанного ногтя внезапно сгладились, а его поверхность на глазах начала приобретать алый цвет. То же произошло и с остальными ненакрашенными ногтями. В комнате отчетливо запахло лаком.Бедная Надя в безмолвном изумлении смотрела на свои растопыренные пальцы. Я же обернулась в сторону лестницы, и не напрасно — по ступеням поднимались Себастьян и Даниель: оба в белом, словно только что из Рио-де-Жанейро, улыбки можно было подавать к чаю вместо сахара. Не выдержав, я тихонько захихикала. Надя подняла глаза.— Радость моя... — с чувством произнес Даниель, обращаясь к ней.И в ту же секунду пригнулся. Запущенный Надей дырокол с грохотом врезался в стену за его спиной и, упав, с лязгом и звоном запрыгал вниз.— Но я же... — разгибаясь, попытался продолжить Даниель и, не договорив, присел. Над его головой с негромким свистом пролетел нож для разрезания бумаги и воткнулся в деревянную панель.Наступила тишина. Даниель выпрямился и, заметно побледнев, уставился на слегка вибрирующую рукоятку ножа.— Ты что? — еле слышно произнес он. — Ты... Ты же убить меня могла!Странно было услышать это от ангела, но Даниель от перенесенного стресса, кажется, начисто позабыл о собственном бессмертии.Себастьян, цвет лица которого тоже не улучшился, поднял левую бровь и скрестил руки на груди.Надя и сама поняла, что с метанием предметов в живую мишень слегка переборщила. В мгновение ока почти потеряв природную смуглость — словно в кофе хорошенько плеснули молока, — она через всю комнату бросилась к Даниелю, и ее руки запорхали вокруг его головы, гладя щеки и волосы.— Ты цел? — почти простонала она.Вслед за этими словами руки Нади обвили шею Даниеля, и с его груди, куда она уткнулась носом, раздались приглушенные всхлипывания. Даниель обнял ее вздрагивающие плечи и с растерянной усмешкой посмотрел на нас с Себастьяном.Я сидела в кресле, как мушка в янтаре, — неподвижно и беззвучно.— Ты, надеюсь, ничем в меня швыряться не станешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20