Не спеши заяц в лес — все волки и так твои будут…— Тебя, кажется, не слишком радует столь почетный и, осмелюсь заметить, прибыльный заказ? — с недоумением поднял бровь советник Хурманчака.— Нет, отчего же, радует. Хотя, признаться, я не понимаю, почему выбор пал на меня. В Матибу-Тагале работает много мастеров, и кое-кто успел уже, верно, хорошо зарекомендовать себя, выполняя заказы Хозяина Степи.— Энеруги Хурманчак обычно не встречается с художниками и не интересуется искусством. Однако, раз уж на монетах принято помещать профиль того или иного владыки, он согласился допустить к себе художника, который работает хорошо и, главное, быстро. Вот почему мой выбор пал на тебя.— Это большая честь для меня. Когда мне позволено будет рисовать Хозяина Степи и что помимо его профиля надобно изобразить на монетах? — поинтересовался Батар, стараясь скрыть торжество и придать своему лицу почтительно-смиренное выражение.— У нас еще будет время поговорить об этом, а сейчас нам надобно поспешить к Хурманчаку. Быть может, он сам снизойдет до того, чтобы обсудить с тобой изображения на монетах, — предположил Имаэро и сделав Батару знак следовать за собой, повел его через просто, если не сказать скудно, убранные комнаты, нисколько не соответствующие как внешнему виду дворца, так и рассказам очевидцев о ни с чем не сравнимой пышности и богатстве Тронного зала, где Энеруги Хурманчак появлялся по торжественным дням и куда помимо чиновников и военачальников с их семьями допускались заморские купцы и хозяева наиболее преуспевающих мастерских.День клонился к вечеру, за витражными окнами, набранными из небольших кусочков цветного стекла, как принято это было в богатых домах Саккарема, начало темнеть, и безъязыкая служанка зажгла светильники с ароматным маслом. Лежащая на низком столике кипа изрисованных листов с легким шорохом рассыпалась по застеленному мономатанским ковром полу, но Батар не стал их собирать. Оторвавшись от наброска, он одарил неуклюжую служанку, задевшую стопку бумаг полой расшитого шелкового халата, недовольным взглядом и вновь уставился на беседующего с гонцом Хурманчака.Изменившееся освещение позволило ему по-новому взглянуть на грозного Хозяина Степи, и косторез едва не ахнул от удивления. Где были раньше его глаза?! Золоченый панцирь с изысканной чеканкой и прекрасной работы легкий прорезной шлем, бесполезный в настоящей сече, должны были подчеркнуть мужественность их владельца и на какое-то время ввели Батара в заблуждение, но теперь-то он ясно видел, что призваны были они скрыть! Гибкая юношеская фигура могла принадлежать юноше, однако тонкие запястья, точеные кисти рук, беззащитная шея и удлиненный овал нежного лица, — о Промыслитель, как же он сразу не догадался?Короткая стрижка и нанесенный на лицо красящий состав, создававший иллюзию легкой небритости, не долж-' ны были обмануть его, тем более подозрение, что черные, спускающиеся до низа подбородка усы наклеены, возникло у костореза, как только он начал рисовать профиль всесильного владыки, при упоминании имени которого Вечная Степь содрогалась от края до края.Прорисовывая плотно сжатые губы, прямой нос и зеленовато-серые глаза, привыкшие смотреть на собеседника в упор, Батар чувствовал какое-то неуловимое несоответствие, какую-то неправильность, понять которую мешали и разлетавшиеся от цветных стекол отсветы, и не покидавшие комнату ни на миг, идущие нескончаемой чередой чиновники, наи, слуги и гонцы, приносившие донесения, нуждавшиеся в одобрении бумаги и свитки с указами. Хурманчак ударял в стоящий перед ним на столике гонг, и на смену ушедшим приходили новые люди, прислушиваясь к речам которых об обозе с медными болванками, прибывшем с западных рудников; посланных к саккаремской границе отрядах под предводительством Энкая и потрепанных конницей Тай-лара Хума; наводнении, задержавшем доставку в Ма-тибу-Тагал каких-то привезенных из-за моря товаров, Батар ощущал смутное недовольство. У него создавалось впечатление, что и комната эта выбрана не случайно, и все эти отвлекающие его внимание люди появились здесь сегодня с каким-то умыслом, и, делая набросок за наброском, он нервничал все больше и больше. Рисунки его, верно повторяя черты Хурманчакова лица, ограничивались внешним сходством, но ни в малейшей степени не отражали характер сидящего перед ним человека.Мысли о мести были на время забыты. Удивление от того, что Хурманчак оказался не закоренелым, озлобленным тяготами жизни негодяем, а худощавым, едва ли не хрупким ровесником его, с тихим голосом и хорошими манерами, сменилось глухим раздражением. Батар не мог увидеть в этом молодом мужчине, по сути дела юноше, ни жестокости и властолюбия,, ни кровожадности и той целеустремленности, которые позволили бы ему сплотить множество племен в единое целое и в течение нескольких лет подвести под свою руку большую часть Вечной Степи, захватить полдюжины приморских городов, потрепать горцев и трижды водить войско к границам Саккарема. Косторезу не впервые приходилось делать портреты, и не было случая, чтобы он испытывал подобное чувство беспомощности, невозможности совместить все то, что известно было ему об этом человеке, с тем, что видели его глаза.Свет истины забрезжил перед ним, когда безъязыкая служанка принесла Энеруги поднос с едой и тот, искоса поглядев на Батара, начал ощипывать кисть сочного винограда, отправляя крупные прозрачные ягоды в рот и сплевывая на серебряное блюдо косточки. Он не так ел ягоды! Не так сплевывал косточки! Не так ломал пышную желтоватую лепешку! Он все делал не так, и Батар, которого наконец-то перестали отвлекать сновавшие вокруг Хозяина Степи люди, уже почти постиг в чем дело, но тут Энеруги поднес к губам кубок с вином, сделал жадный глоток, и вызревавшая исподволь догадка, уже готовая было оформиться в четкую мысль, растаяла, оставив чувство досады и разочарования.Уязвленное самолюбие и гордость художника заставляли Батара вновь и вновь пересаживаться, менять места, делая наброски в фас, в профиль, в три четверти, сбоку и сверху, выискивая новые и новые ракурсы для изображения Хурманчакова лица, пока перемена освещения не подсказала отгадку, разом поставившую все на свои места. Хозяин Степи — переодетая женщина! Это звучало как отменный бред, этого просто не могло быть и все же…Обмакнув кисточку в тушь, Батар прищурился и прямо поверх чуть намеченного шлема провел линию волос. Если бы у Энеруги было полсотни девичьих косичек, это выглядело бы так. А если бы у него была коса замужней степнячки?.. А как пойдет ему, нет не ему, а ей, прическа «Лестница к луне» или «Небесная башня»?.. И усы надобно убрать…Он мазнул мелом по совершенно неуместным на девичьем лице усам и улыбнулся. О, брадобрей Энеруги должен был уметь делать что-то помимо удаления волос с лица, ежели не хотел остаться безработным!— Над чем ты смеешься, косторез? Если ты закончил работу, можешь быть свободен, — впервые за весь день обратился Хурманчак к Батару.— Позволено ли будет мне обратиться к Хозяину Степи с просьбой?— Обратись.— Не сочтет ли Хозяин Степи дерзостью нижайшую мою просьбу снять ненадолго шлем?— Сочтет, — медленно сказал Энеруги, однако рука его не закончила движения и зажатая в ней палочка так и не коснулась маленького серебряного гонга, предназначенного для вызова тех, кому назначена была аудиенция. — Покажи, что ты успел нарисовать. Неужели ты до сих пор не сумел сделать ни одного удачного рисунка? Мне говорили, что ты хороший мастер.«Эге! — подумал Батар, с некоторым опозданием сообразив, что совершил открытие, делать которое ни в коем случае не следовало. — Если ум слеп, что пользы в зрячести глаз? Похоже, не только я внимательно приглядывался к Энеруги и кое-что понял, но и он, точнее, она догадалась, что тайна ее перестала быть для меня тайной!»— Прошу не судить строго, — с показным смирением промолвил он, делая вид, будто собирается подобрать рассыпавшиеся по ковру рисунки. Склянка с тушью выскользнула из его рук и черная жидкость залила в беспорядке раскиданные по листу наброски; где Энеруги Хурманчак был изображен с женскими прическами и без усов.— О! Как ты неловок! — Хозяин Степи нахмурился, и в следующее мгновение в зеленовато-серых глазах его — ее! — мелькнуло понимание. — Умные прячут язык, как тигр когти! Ну что ж, я предсказывал, что этим все кончится, так оно и получилось.Старательно изображая, что не понимает, о чем идет речь, Батар аккуратно собрал рисунки и, покосившись на двух замерших у дверей безмолвных стражей, сделав три шага вперед, с поклоном протянул стопку набросков Хурманчаку.Поднявшись с кресла, переодетая девушка несколько мгновений смотрела в глаза косторезу, а потом произнесла с кривой усмешкой:— Я охотно взглянул бы на те рисунки, которые ты столь неосторожно залил тушью. А эти… Эти ты покажешь Имаэро. Ступай. Или нет, погоди…— Имаэро сказал, что Хозяин Степи скажет мне, какие изображения он желает видеть на монетах помимо своего профиля, — промолвил Батар, заметив колебания девушки.— Передашь ему, что у меня не нашлось времени потолковать с тобой об этом, — велела Энеруги, высокомерно вскидывая голову. — Принесешь мне барельеф вместе с эскизами монет, как только они будут готовы, лениво оглядываясь на заходящихся лаем огромных мохнатых псов, овцы, тряся жирными курдюками, неспешно двинулись прочь от ручья, и пастух-упанх продолжал прерванный было рассказ:— Нангу майганов пришлось принести клятву верности и целовать стремя Хозяина Степи, но сделал он это для отвода глаз. Ты знаешь, какой у Хурманчака порядок? Две трети воинов племени распределяет он по своим тысячам, и потом возвращаются они, семьи свои навестить, в разное время, как тысяча их из набега придет. Ратурай сообразил, что этак от племени у него скоро ничего не останется, и договорился со своими людьми, что те, кого по тысячам распределят, на третью ночь к становищу вернутся. То ли на север хотел податься, то ли у саккаремцев приюта просить — Великий Дух его знает! Да только ничего у него из этой затеи не вышло. Может, кто из своих предал, а может, следили за ними крепко — не он один такой умный выискался, — но только на третью ночь «беспощадные» окружили становище майганов и всех пробиравшихся к нему воинов повыловили. Каждому десятому сломали, как водится, хребет, а остальных вернули в те тысячи, куда они определены были.— Грустная история, — пробормотал Эврих, поглядывая на скакавшую бок о бок с ним Тайтэки.— Веселого мало, да ведь майганы не первые, не они и последними будут, — равнодушно отозвался пастух. — С лубокарами то же самое несколько лет назад сталось. Энеруги Хурманчака обмануть непросто, и с теми, кто клятву верности нарушает, он долго не церемонится.— А с Ратураем он как поступил? Нангов-то ведь простыми воинами в тысячи свои Энеруги не посылает? — поинтересовалась Алиар.— Тебе-то, рябая, что за дело до нанга майганов? Сама из Фухэя небось? Не сват он тебе, не брат… — Пастух поправил сползший на глаза меховой колпак и зычно крикнул на приумолкших, начавших забывать о своих обязанностях псов: — Ях-х-х! Гони их, толсто-ясопых! Ях-х-х! Ишь, разжирели! Плачут по вам, вислозадые, котлы медные, ножи точеные! Ях-х-х!— Не знаешь, стало быть, как Хурманчак с нангом майганов поступил? — не унималась Алиар.— Как-как! — прокаркал упанх недовольно. — Известно как: к коням привязал и порвал на части! Остальных мужчин тоже по тысячам разослал, взамен убитых; недовольных, как овец, прирезал, а огрызки племени в Матибу-Тагал погнал. Точно уж и не знаю: дороги ихними костями мостить или на мясо… — Пастух оскалил желтые зубы в мрачной усмешке. — Одно могу сказать: кончилось племя майганов. И ежели так дело дальше пойдет, то и всем нам скоро конец настанет! Вы думаете, мы овечек этих куда гоним? К становищу своему? Как бы не так — сотнику Каванаю на Тушканий холм. А чем там мои нынче питаются, что на зуб кладут и чем тело от наготы и холода прикрывают — ума не приложу!— Я-ас-но… — протянул Эврих. Чем дальше продвигались они на юг, тем чаще встречались им люди Энеруги Хурманчака: озлобленные, недовольные, тревожащиеся за судьбу своих близких и в то же время запуганные и бесконечно покорные железной воле Хозяина Степи. От них-то аррант и услышал, что за упоминание о Вратах в Верхний мир, расположенных юго-западнее Матибу-Тагала, Энеруги Хурман-чаком ведено вырывать язык, а около самих Врат поставлен кордон, который хватает всех, кто вблизи окажется, и отправляет либо в штурмовые сотни, либо на невольничьи рынки. Чего-то подобного следовало ожидать — доступ к Вратам перекрывал некогда и Гурцат Кровавый. Однако, пораскинув мозгами и припомнив шутку о том, что рядом с колодцем от жажды не умрешь, Эврих пришел к выводу, что, несмотря ни на какие кордоны, желающие войти во Врата изыскивают все же для этого какие-то возможности, и после осторожных расспросов и вызывающе смелых песен, за которые, услышь их соглядатаи Хурманчака, вырвали бы ему не только язык, но и еще кое-какие жизненно важные органы, убедился в правильности своих предположений. Обойти кордон невозможно, но за определенную мзду — богатому везде дом — дозорные пропускают беглецов к Вратам, не пройдя которые часть людей возвращается и под большим секретом рассказывает об этом своим самым близким родичам и друзьям.После разговора с пастухом-упанхом к занимавшему Эвриха вопросу: хватит ли хранящихся в его кошеле серебряных монет для подкупа охраняющей Врата стражи, добавился еще один: как ему быть с женщинами, которым, кроме как к несуществующему ныне племени майганов, податься было некуда? По тому, как отмалчивались встреченные ими степняки, услышав вопрос о соплеменниках Тайтэки, можно было и раньше предположить, что те чем-то не угодили Хозяину Степи, и все же аррант надеялся на лучшее, ибо слишком хорошо понимал, какая участь ожидает бездомных женщин в Вечной Степи. Теперь же, прикидывая так и этак, не видел он для них иного пути, как следовать вместе с ним к Вратам и искать убежища в Верхнем мире, где им по крайней мере не будет грозить смерть или рабство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59