Старый сом утащил добычу в свой любимый глубокий омут под берегом. Давно ему не попадалась такая вкусная еда. Но удовольствие это на его зловещей морде не отразилось. Глоток — и он снова притих в засаде. Темнота в омуте делала его совершенно невидимым среди лежащих под водой коряг. А маленькие жёлтые глаза на лягушиной морде можно было заметить только с очень близкого расстояния. Такого близкого, что тому, кто заметил их блеск, уже не было спасения.Уцелевшие перепуганные белки выбрались на берег и сразу забыли обо всём, кроме чудесных шишек на деревьях. Они вперегонки кинулись к ёлкам на отмели, поспешно взбирались на них, срывали шишки, жадно глотали маслянистые, несущие жизнь семена. Лес наполнился шорохом и хрустом. Местные сытые белки с удивлением и страхом смотрели на тощих мокрых чужаков, но в споры и драку не пускались. Что же, шишек хватит на всех. Живите!Дымка выплыла на то самое место отмели, на которое волна выбросила оглушённую сомовьим хвостом Черноглазку, и кинулась к ближней ёлке, но тихий стон заставил её остановиться. Минуту она стояла неподвижно, в нерешительности, затем повернулась и… тотчас присела, распласталась на земле. Чёрные глаза её одни жили. Они неотрывно следили за чем-то в воздухе. Ясно: опасность грозила оттуда.
— Кру!.. — раздалось над отмелью. Не нахальное грубое! воронье «карр», а мелодичный глуховатый призывный крик чёрного ворона. Но от этого звука шерсть на беличьей спинке поднялась и мелко задрожала.— Кру, — так же мягко отозвался другой голос из леса поблизости.Две большие чёрные птицы описали плавный круг над отмелью. Они немножко опоздали. Ну что же? И одной белки вон там на отмели, с них хватит.Ещё круг! И ещё. Пониже…— Кру! — Чёрная птица опустилась на отмель. Неторопливо шагнула к маленькому тельцу, распростёртому на песке. Медленными важными движениями она больше походила не на разбойника, а на доктора, который собирается осмотреть больного.
Но вдруг важная птица споткнулась от неожиданности и, взмахнув крыльями, даже отскочила на шаг. Раздалось отчаянное стрекотание. Другая белка, тёмно-дымчатая, молнией кинулась от ближней ёлки прямо на ворона.— Кру! — повторил тот озадаченно, словно хотел сказать: «Ничего подобного видеть не приходилось!».Но тут же в ответ прозвучало другое «кру», уже не удивлённо, а зловеще. Оно означало:— Не обращай внимания. Этой нахалкой я сама займусь.И вторая чёрная птица опустилась на песок позади Дымки.
Дымка стояла над неподвижной Черноглазкой, точно обнимая её дрожащими лапками. Шерсть на спинке её поднялась, было заметно, как маленькое испуганное сердце то колотилось со всей силой, то замирало. Чёрные глаза, не отрываясь, следили за каждым движением врагов. Было понятно: отступать Дымка не собиралась.Два бандита на одного измученного перепуганного зверька!Откуда ждать спасения?
Из-за крутого поворота речушки показался небольшой неуклюжий плот. Тройка мальчишек на нём действовала шестами очень неумело: плот слушался течения больше, чем своих капитанов, вертелся, куда и как ему хотелось. Но мальчуганов это только веселило. Плот крутился, они смеялись, всё шло отлично.— А что я говорил? Что говорил?! — весело кричал высокий мальчуган в синей рубашке, стоящий на переднем конце плота. — До берёзовой рощи скорехонько доплывём, а там грибы… Полные корзинки наберём, посмотришь, Сенька. И домой. Здорово!— Да, а корзинки-то придётся на горбе тащить, — отозвался другой мальчуган в розовой рубашке, — река-то…Но первый мальчик перебил его:— К берегу правь! К берегу! — отчаянно закричал он, хватаясь за шест. — Не видишь? Сожрут они её!Одного взгляда на отмель было достаточно. Мальчуганы дружно заработали шестами.— Сожрут! Сожрут! — отчаянно повторил мальчик в синей рубашке, изо всех сил загребая воду. Но плот вдруг завертелся на одном месте: зацепился за корягу, торчавшую из воды как раз против отмели.На минуту мальчики забыли про шесты и плот. Неподвижные от изумления, они наблюдали, что творилось на берегу.— Кру, — проговорил первый ворон и опять шагнул ближе. Но это был хитрый ход: он явно следил не за белкой, а за тем, что было позади неё, и отвлекал её внимание.Дымка вздрогнула и, отчаянно вереща, прыгнула навстречу врагу. Ворон, точно испуганный, попятился.В ту же минуту его подруга молча налетела сзади. Ещё мгновение — и храбрая белочка получила бы смертельный удар клювом по голове. Супругам-разбойникам достались бы две жертвы.Но в это мгновение…— Сожрут! — отчаянно крикнул высокий мальчик. — Прыгай, ребята!Три всплеска, три сильных броска были ответом.— Кыш, кыш! Вот я тебя! — вопили мальчуганы, дружно загребая воду сажёнками.— Кру! Кру! — был недовольный ответ. Птицы взмыли вверх. Вон там, на сухой берёзе, можно переждать. Может быть, уйдут, не оставят их без вкусного завтрака?Дымка заметила мальчуганов, лишь когда они крича выбежали из воды на отмель.Ещё враги!Минуту она стояла неподвижно над тельцем Черноглазки. Казалось, она готова на борьбу и с этими новыми врагами. Но затем не выдержала, с громким криком страха и горя кинулась к соседней ёлке. С жалобным и яростным стрекотаньем она металась по нижней ветке. Бусинки-глаза с ужасом следили: новые враги нагибаются над родным тельцем там, на песке…Эти-то уж наверняка съедят!Худенький мальчик в розовой рубашке осторожно поднял Черноглазку.— Мёртвая! — проговорил он. — Заклевали. Ух вы!Подхватив с отмели порядочную гальку, он что есть силы запустил ею в сухую берёзу.— Кру, — ответили разбойники и, поднявшись, неохотно перелетели немного подальше.— Мёртвая! — почти со слезами повторил мальчик. Но старший нагнулся и положил руку на неподвижное тельце.— Стукает! Сердце стукает! — крикнул он радостно. — Оживеет! Холодная только очень.— Оживеет! — повторил маленький. — Ништо. Я погрею.Проворно расстегнув мокрую рубашку, он сунул неподвижную белку за пазуху. Дымка ответила на это грустным цоканьем. «Съели!» — вероятно, значило это на беличьем языке.— Оживйла! — вдруг радостно крикнул маленький. — Ворохнулась! Ой, ещё!От теплоты ребячьего тела Черноглазка пришла в себя. Она слабо зашевелилась под розовой рубашкой.— Пищит! — в восторге прошептал мальчик, — носом меня щекотит!— Как бы не куснула! — с сомненьем проговорил старший. — Вынь её, Сашок, поглядим.Черноглазка заметалась от ужаса в руках Сашка, но укусить не пробовала. Она снова жалобно пискнула. Дымка в ответ отчаянно заверещала, но спрыгнуть на землю не решалась.— Дай! — Коляка протянул руки.— Я её к той на ветку посажу. Что будет.Осторожно он поднёс вырывающуюся белочку к ёлке. Прикосновение лапок к стволу совершило чудо. Черноглазка сразу молнией взвилась на ветку, где ждала её Дымка. Та с писком кинулась ей навстречу. Мальчики смотрели не шевелясь, не смея вздохнуть.Белочки встретились на середине ветки.На минуту остановились, мордочка к мордочке, точно перешепнулись.— Лижет её! — шёпотом проговорил Сашок. — Гляди! Точно маленькую. В голову!В увлечении он переступил с ноги на ногу, на земле что-то хрустнуло. Черноглазка отскочила от матери, кинулась вверх по стволу и исчезла из глаз.— Спугнул! — укоризненно проговорил Коляка. — Сейчас и та тоже…Но у Дымки были свои соображения: она не собиралась отступать сразу. Она прыгала по ветке, распушив хвост и взъерошив шёрстку на спинке. Снизу мальчикам хорошо было видно, как горели её чёрные глаза. Она нагибалась, точно желая лучше рассмотреть онемевших от изумления мальчуганов, и сердито верещала на них во всю мочь маленького горлышка.— Это она чего же? — не выдержал Сенька, третий мальчуган в белой майке.Коляка обеими руками зажал рот, чтобы не расхохотаться.— Ругает! — объявил он шёпотом. — Нас! По-своему, по-беличьему. Ты что, не разобрал? Во как понятно выговаривает!Круглые глаза Сеньки ещё округлились.— А она, она… что выговаривает? — спрашивал он, поднимаясь на цыпочки, вытянув шею, чтобы лучше слышать.— Ах вы такие, распротакие, хотели мою белочку слопать, да она вам не далась! — объяснял Коляка и тоже, вытянув шею, делал вид, что прислушивается.Тут и Сенька понял шутку. Он задохнулся от смеха, махал руками и подпрыгивал.— Слопали! — заливался он. — Это мы… слопали!Но тут уж и храброе Дымкино сердечко не выдержало. Прострекотав что-то самое обидное, она огоньком мелькнула в густых ветвях и тоже исчезла вверху.Мальчики ещё постояли. Вдруг что-то прошелестело сверху и свалилось на землю у самых их босых ног. За ним другое.Коляка нагнулся.— Обедают! — возвестил он и поднял стерженёк обгрызенной шишки.— Приятного аппетита! — дружно прокричали ребята, со смехом выбежали к воде и остановились: их недавняя гордость — чудесный плот был окончательно испорчен. Брёвна разъехались от удара. Он сиротливо покачивался на середине речки, собираясь вовсе развалиться.С плаваньем было покончено.Но ни один из капитанов об этом не жалел.— Кру! — глухо донеслось из глубины леса.Пара вуронов на этот счёт осталась при особом мнении. ПУМ
Знаете ли вы, что щенок, который идёт по улице с хозяином, и тот же щенок без хозяина — это два совсем разных щенка? Щенок с хозяином храбрее льва. Он лает на коров, на собак, бросается под автомобиль — он уверен, что автомобиль его боится и свернёт с дороги. Он может облаять даже мальчишку с рогаткой, если только стоять поближе к хозяину. А щенок без хозяина…Вот такой-то щенок в один осенний день и сидел около старого тополя на перекрёстке двух улиц. Он был беленький, чёрные только два глаза, нос и комок грязи на боку.Переднюю левую лапку он держал на весу: мальчишка на соседней улице запустил камнем из рогатки. Было очень больно и очень страшно. Его добрые тёмные глаза так и ловили взгляды прохожих: ему до смерти был нужен хозяин. Но в такой противный дождливый день маленький голодный щенок никому не был нужен. И прохожие шли и шли мимо, мокрые и сердитые, а щенка около старого тополя всё сильнее била мучительная дрожь от холода и страха.Вдруг его унылый взгляд оживился: по тротуару, опираясь на костыль, шёл мальчик, тоже маленький и беленький, с тёмными ласковыми глазами. Мальчик, но щенок сразу разобрался: у этого нет рогатки в кармане. Он приподнялся навстречу ему и робко вильнул кудрявым обрубком хвоста. «Послушай, ты не видишь, что очень годишься мне в хозяева?» — говорили его глаза, лапки, хвостик и вопросительно поднятый нос.Мальчик остановился, опираясь на костыль.— Ты чей такой пёсик? — ласково спросил он, нагибаясь.«Твой! Твой! И мне есть хочется!» — ответил щенок глазами и хвостом. Он чуть поколебался и вдруг, подскочив, лизнул мальчика розовым язычком в подбородок.Мальчик покраснел от удовольствия и опустился на колени.— Ах ты, малыш! — проговорил он, торопливо шаря в кармане. — Погоди, вот нашёл!Он вытащил кусочек булки и протянул его щенку.Нет, может быть, не протянул?Куда же он подевался?«Ах, ведь кусочек был такой маленький, просто сам съелся. Дай ещё, пожалуйста!»Мальчик весело смеялся. Они великолепно понимали друг друга.— Нет больше, вот досада! Дома найдётся. Пойдёшь со мной домой?Домой? Ой, как он ждал этого слова, как ждал! Кудрявый обрубок хвоста взвился кверху.«Домой! Пожалуйста! Только скорее!»И щенок, торопясь и подплясывая, выбежал на середину тротуара. Голова его гордо поднялась, кудрявые ушки и мохнатые усы встопорщились. Пусть кто-нибудь теперь посмеет сказать, что у него нет хозяина! Ведь он идёт домой! Мальчик торопился, почти бежал, изо всех сил налегая на костыль.— Куда ты, как тебя, пёсик? Налево, дружок. Ещё налево! Сюда.Щенок всё великолепно понимал. Он останавливался на каждом перекрёстке, весь напряжённый, внимательный.Куда? Налево? Готово. А теперь куда? И, подбегая к мальчику, весело кружился около него и мазал лапками его серое пальтишко.Мальчик почти забыл о хромой ноге. Он весь горел от радости. Вот так находка! Какой пёсик! И главное, какой понятливый. И главное, какой хорошенький! И главное…Но тут они подошли к дому. А для щенка это было самое главное.Однако перед жёлтой дверью со стёклами он вдруг оробел и оглянулся на мальчика. Дом, наверное. Только не тот ведь…— Боишься? — весело спросил мальчик и, наклонившись, одной рукой подхватил щенка под мышку.— Эй, кто-нибудь, Шура, Лена, откройте! Что я принёс!Два детских носа сразу приплюснулись к стеклу.— Что? Собака! Ой, да какая!Дверь заметалась на крючке, от радости сразу не сообразишь, как она открывается.Но наконец сообразили, и тут щенок по-настоящему струсил: визг поднялся радостный, но какой громкий!Дальше щенка втащили в дом — в его дом! — гладили и, кажется, целовали. Дальше… О, перед ним оказалась та самая чашка с дымящимся супом, о какой он так мечтал возле старого мокрого тополя.В переднюю набралось столько детворы, сколько она могла вместить. Дальние лезли на плечи ближних, а ближние, сидя на корточках около чашки с супом, в восторге смотрели, как щенок, давясь и захлёбываясь, поспешно с ним расправлялся.— Назовём-то как? — озабоченно спросил рыжий Сергушок и осторожно потрогал хвостик. — Смотрите, ребята, а хвост точно пуговица и весь в кудряшках.— Точно пумпон, — важно прибавила тоненькая стриженая Люба и радостно воскликнула: — Так и назовём — Пумпон, значит, Пум!— Нет, неправильно! Помпон, значит Пом, — вмешалась ещё одна девочка, но её уже не слушали.— Верно, верно, Пум! — кричали восторженные голоса.А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал весёлую толпу.Конечно, тут было много и мальчиков, но жизнь уже научила щенка разбираться в людях: это всё были друзья. А привёл его сюда самый лучший друг. И, подойдя к хромому мальчику, он прижался к нему и доверчиво заглянул в глаза.— Знает его! — послышались восхищённые голоса. — Петька, где ты нашёл такого?— Сам нашёлся, — с гордостью отвечал хромой мальчик. — Только поглядел на него, а он и пристал. Наш теперь будет.И он ласково потрепал кудрявую шёрстку.— А Анна Васильевна что скажет? — озабоченно покачал головой Сергушок. — Если не позволит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37