— Что это они делают? — в недоумении спросил Нат, совершенно сбитый с толку видом взрослых мужчин, беседующих с безжизненными телами сородичей.
— Они рассказывают, что отомстили за них черноногим.
— Но ведь…
— Ты опять думаешь как белый, — посетовал старик. — Если индейцы смотрят на все — от еды до сражения — иначе, чем мы, могут же они и к мертвецам относиться по-другому?
Нат кивнул.
— Большинство индейцев верят в жизнь после смерти. Снейки считают, что мертвые наблюдают за живыми и что у каждого воина есть свой ангел-хранитель.
— Подожди-ка минуточку. Ты только что назвал их снейками, я думал, что они шошоны.
— Сами себя они называют шошонами, но многие белые зовут их снейками, может, потому, что большую часть года они проводят у реки Снейк, а остальное время охотятся на бизонов на равнинах.
Послышался стук копыт, и вскоре шесть шошонов, которые погнались за черноногими, выехали из-за деревьев.
— Давай устроимся поудобней, — посоветовал Шекспир, — это может затянуться надолго.
Он сел на землю, скрестив ноги и положив карабин на колени.
Нат остался стоять, боясь пропустить что-нибудь важное. Он представил, как, вернувшись в комфортный и безопасный Нью-Йорк, станет рассказывать Аделине и своей семье душераздирающие истории о том, что пережил в этом диком краю. Сейчас у него была великолепная возможность собственными глазами увидеть то, что приводит в мистический ужас всех белых.
Воины спешились. Один из них что-то гордо выкрикнул, показывая тело черноногого, которого он настиг и убил. Воин то и дело ударял тело томагавком, описывая свой подвиг.
Взглянув на труп, Нат узнал воина, которого случайным выстрелом оставил без лошади. Стало быть, Кинг виновен в его смерти. «Еще одна жизнь на моей совести!» — с горечью подумал он. Парня все еще беспокоили мрачные размышления о том, что случится с его душой после всех совершенных убийств. Нат никогда не был излишне религиозным, но в юности регулярно посещал церковь и мог наизусть процитировать десять заповедей. Не убий. Яснее и быть не может.
Он посмотрел на свои руки. Странно, что после всех этих убийств руки не изменились, да и сам он остался практически тем же человеком. То, что Нат лишил жизни других людей, не привело к каким-либо переменам в нем. Хотя в глубине души он понимал, что последних двоих черноногих ему уже было легче убивать, чем тех, первых.
Что же произошло?
Эта мысль беспокоила Ната. Должно быть, убивать становится все легче и легче. Тогда что отличает его, скромного честного человека, от хладнокровного убийцы? Должен же он обладать какими-то качествами, чтобы не стать похожим на бессердечного головореза?
Но какими?
Среди шошонов послышался крик.
Нат испуганно поднял глаза.
Очевидно, похороны не были каким-то сложным ритуалом. Несколько человек отошли подальше и начали копать могилы, другие собирали одежду и всякую утварь. Женщины, родственницы погибших, напоследок обнимали тела и заходились в рыданиях.
— Я слышал тут кое-что, — вспомнил Шекспир, стараясь перекричать плач. — Обычно они пропускают день, прежде чем похоронить воинов, но во время охоты шошоны наткнулись на следы большого отряда черноногих. Вот почему воины вернулись так быстро. Племя собирается отправиться в путь завтра утром.
— Сколько же черноногих они видели? — рассеянно спросил Нат.
— Говорят, около полусотни.
— Так много? — удивился Нат. — Откуда их здесь столько в такое-то время? Должно быть, им стало известно об этой самой встрече?
— Скорее всего так. Потому-то они здесь, — согласился Шекспир. — Они бродят вокруг, будто хищники, нападая и на белых, и на индейцев других племен, на всех, кто встречается на пути. Черноногие, конечно, знают о встрече и считают это прекрасным шансом свести старые счеты.
— Нельзя ли им как-нибудь помешать?
Шекспир усмехнулся:
— Многие белые и индейцы делают это при каждом удобном случае. Даже мы с тобой.
— Я серьезно.
— А что бы ты сделал?
— Ну, я бы собрал армию и уничтожил бы их всех или прогнал в Канаду.
— Ну вот, ты опять жаждущий крови юнец. Где, интересно, ты собираешься взять армию? Собрать вместе индейские племена? Черноногие — самое сильное племя в северных горах и на равнинах. Они то и дело нападают на не-персэ, гладкоголовых, кроу, шошонов. Они присвоили себе лучшие земли, загнав других в холмистые долины. Не найдется ни одного племени к северу от Золотой реки, у которого был бы шанс победить черноногих.
— А белые? Почему они мирятся с этой ситуацией?
— Возможно, потому, что нашего брата тут не более пяти сотен человек, да и те раскиданы по всему Западу, от Миссисипи до Тихого океана и от Канады до Санта-Фе, не считая штата Миссури.
— Интересно, сколько же черноногих?
— Точно не знаю, но, думаю, тысяч восемь-десять…
— Я и понятия не имел, — признался Нат. Шошоны по-прежнему были заняты приготовлениями к похоронам, Шекспир перевел взгляд на своего друга:
— Позволь рассказать тебе еще одну историю. Примерно лет пять назад нашелся тут один человек, который предложил, как и ты, собрать армию, только против арикара, а не черноногих.
— И что?
— Ты дашь мне закончить? Человек по имени Эшли привел сюда около семидесяти солдат из Сент-Луиса. Они добрались до поселений арикара на реке Миссури и там на них напали шесть сотен воинов. Эшли потерял двенадцать человек и поспешно вернулся вниз по реке. Он послал письмо полковнику Генри Левенуорту, настоящему сорвиголове. Тот собрал сотни две людей, захватил с собой несколько орудий и направился к арикара, чтобы преподать им урок. — Шекспир засмеялся.
— Что тут смешного?
— Не обращай внимания. На чем я остановился? Ах да. По пути к полковнику присоединились почти семь сотен сиу. Они терпеть не могут арикара и очень хотели помочь устроить им взбучку. Полковник Левенуорт назвал армию Легион Миссури, и к тому времени как они появились в землях арикара, к нему еще прибились белые и сбившиеся с пути индейцы, так что под его началом было уже около тысячи человек.
— Арикара, должно быть, досталось, — предположил Нат.
Шекспир снова засмеялся:
— Ты думаешь? Арикара, естественно, не могли не заметить такую армию, поэтому сделали то единственное разумное, что им оставалось.
— Сражались до последнего воина?
— Нет, бежали.
— Струсили?
— У трусости общие корни с храбростью, Нат. Иногда это зависит от ситуации. Что хорошего, если бы арикара бились до последнего воина, позволив сиу убить их женщин и детей?
Нат промолчал. Ответ был очевиден.
— Поэтому под покровом ночи они покинули свои деревни.
— А полковник сжег все и вернулся с полной победой, — тут же заключил Нат.
— Ошибаешься. От нечего делать солдаты разбрелись по деревням арикара, побросав оружие, а полковник стал стрелять по ним из пушек, чтобы убедить их в серьезности своих намерений продолжить войну.
— Ну и ну!
Шекспир фыркнул:
— Вот такое приключилось с полковником Левенуортом и его армией. Они одурачили сами себя и стали объектом насмешек и для арикара, и для других племен. Так что верхняя часть Миссури теперь практически закрыта для белых охотников — туземцы больше не боятся нас.
— Но идея создания армии все же возникла… И это сработало бы, если бы Левенуорту удалось настичь арикара, — настаивал Нат.
— Даже если бы все получилось, у полковника не было достаточного количества людей, чтобы сразиться с черноногими. Пройдут годы, прежде чем ты привыкнешь к тому, что они все время где-то рядом. И если решишь остаться здесь, черноногие станут твоими злейшими врагами.
Нат хотел было что-то ответить, но их отвлек пронзительный крик женщин, собравшихся возле покойных воинов.
Одна из них отрубила себе кончик пальца.
ГЛАВА 9
— Боже мой! — воскликнул юноша.
Откуда-то принесли большой, плоский камень и поставили на землю, возле тел. Вокруг него собрались пять женщин. Одна из них — та, которая отрезала себе кончик указательного пальца на левой руке, — встала на колени, опустила нож на камень и обрубком размазала кровь по щекам. При этом лицо ее светилось гордостью. Затем она поднялась и отошла в сторону, чтобы другие женщины последовали ее примеру.
— Это вдовы, — с благоговением пояснил Шекспир. — Они оплакивают потерю мужей и демонстрируют свою верность их памяти.
Ошеломленный увиденным, Нат пробормотал:
— Но их пять, а воинов трое.
— Многие племена признают многоженство. Из-за войн и опасностей, с которыми можно повстречаться даже на охоте, число мужчин постоянно сокращается.
Вторая женщина прикоснулась лезвием ножа к кончику одного из своих пальцев и отрезала его, даже не вскрикнув, лишь ее подруга застонала в знак сочувствия. По очереди все женщины проделали эту процедуру, измазывая лица кровью.
— Теперь они не будут умываться, пока кровь сама не сойдет, — объяснил Шекспир.
Шошоны завернули тела в бизоньи шкуры и отнесли к свежевырытым могилам, опустили в землю сначала мужчин, затем женщин и детей.
Нат решил, что это конец церемонии, но он ошибся.
Шошоны стали складывать на тела разные вещи: оружие — луки, стрелы, томагавки — для мужчин и мальчиков, в одну могилу даже зачем-то положили остриженный лошадиный хвост; женщинам клали одеяла, безделушки, иглы дикобраза и расчески.
— Зачем это? — поинтересовался Нат.
— Когда хоронят индейца, в могилу кладут его любимые вещи и талисманы.
— Загробный мир?
— Да. Они верят, что мертвецы очнутся в другом мире вместе с тем, с чем уходили. Ты заметил, что в одну из могил положили лошадиный хвост?
— Да.
— Индейцы считают, что в Мире Духов хвост превратится в коня.
Нат недоверчиво посмотрел на Шекспира:
— Нет, я никогда не пойму жизнь индейцев, даже если проживу до ста лет.
Сдержанная улыбка заиграла на губах старого охотника.
— Поэтому, Нат, выслушай меня: и так как ты себя увидеть можешь лишь в отраженье, то я, как стекло, смиренно покажу тебе твой лик, какого ты пока еще не знаешь. — Он замолчал, а затем добавил: — Да простит меня Брут.
— О чем ты?
— Напомни мне об этом через год.
Заинтригованный словами друга, Нат покачал головой и продолжал наблюдать за церемонией.
Шошоны начали бить в барабаны, в то время как несколько воинов закапывали могилы. Соплеменники пели, кричали и танцевали, ритмично переставляя ноги. Они три раза обошли вокруг могил, остановились и вновь запели мелодичную песню.
— Нам повезло, — сказал Шекспир.
— В смысле?
— Все это могло бы затянуться на несколько дней. Если бы Черный Котел не опасался появления черноногих, мы бы опоздали на встречу еще больше.
— А мы не можем просто уехать?
— Можем и уехать, если не боимся обидеть вождя. Но шошоны собираются отправиться в путь завтра утром, и мы поедем вместе с ними.
— Безопаснее, когда нас много.
— Да, это так, к тому же я не хочу, чтобы Уинона рассердилась на меня, если я заберу тебя, прежде чем у нее появится шанс добиться твоего расположения.
Нат недоверчиво посмотрел на траппера:
— Я считаю, что ты делаешь из мухи слона.
— Много шума из ничего, да? — нашелся Шекспир и пожал плечами с едва скрываемым весельем.
Уязвленный насмешками друга, Нат замолчал, задумчиво наблюдая за тем, как похоронная процессия возвращается в лагерь.
Впереди шел Черный Котел. Воин остановился в дюжине ярдов от своего типи и обратился к племени. Он что-то говорил в течение нескольких минут, затем индейцы разошлись, а вождь направился к гостям.
— Веди себя как следует, — предупредил Шекспир. Он встал и пошел навстречу вождю.
Нат решил тем временем перезарядить пистолеты. Случайно бросив взгляд на залитый кровью камень, юноша нахмурился. Как можно вот так запросто отрезать кусочек пальца, словно вырвать волос с головы? Считать ли этот жест проявлением верности, как сказал Шекспир, или еще одним доказательством жестокости дикарей? Он так и не смог решить для себя.
И что ему делать с Уиноной? Они едва знают друг друга. Мысль о том, что она могла серьезно увлечься им, казалась просто смешной. Да, сердце Ната билось сильнее в ее присутствии, но это могло быть вызвано простым физическим влечением и ничем больше. Единственная настоящая любовь Ната, Аделина Ван Бурен, далеко в Нью-Йорке ждет его возвращения. Как девушка из племени шошонов может вытеснить Аделину из сердца Кинга?
Звонкий голосок раздался слева от него.
Нат повернул голову и встретился глазами с улыбающейся Уиноной.
— Привет, — почему-то обрадовался он.
— Привет, — повторила она за ним и указала на пистолеты в его руках. С помощью языка жестов девушка попросила показать ей, как заряжать оружие.
Чувствуя вину за свои недавние мысли и ощущая волнительную близость ее присутствия, Нат терпеливо объяснял девушке, как проверить не забит ли ствол, не даст ли курок осечки. Все это время Уинона касалась его руки и ужасно смущалась. Потом Нат стал заряжать пистолет, отведя в сторону ствол, и уловил сладкий запах, исходящий от ее волос.
Уинона, казалось, была искренне заинтересована оружием. Когда Нат попытался втолкнуть пулю в ствол, непослушные пальцы задрожали. Девушка понимающе посмотрела на Кинга и сделала несколько утешительных жестов.
Заканчивая урок, Нат чувствовал, что все его тело дрожит. Он засунул оба пистолета за пояс, поднял «хоукен» и постарался успокоиться.
Уинона поблагодарила юношу и спросила, останется ли он в лагере на ночь.
Нат ответил утвердительно.
Счастливо улыбнувшись, девушка сказала, что хотела бы поговорить с ним позже, а сейчас ей надо идти помогать матери готовить еду. Она юркнула в типи с исключительной грацией.
Нат с трудом сглотнул и, окинув взглядом соседние типи, заметил Шекспира, с улыбкой наблюдающего за ним. К невероятной досаде, Нат почувствовал, что краснеет, чтобы скрыть смущение, юноша сделал вид, что его очень интересует стая скворцов в небе. Шекспир приблизился.
— Все улажено, — сообщил он. — Мы остаемся на ночь у Черного Котла, а с первыми лучами солнца сматываемся отсюда, пока опять не появились черноногие.
Надеясь избежать разговора об Уиноне, Нат поддержал тему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15