Доски были обработаны на совесть. И все же он нашел то, что искал. В одном месте у самой стены дерево дало небольшую трещинку, чуть отслоилось, и если теперь… — Трубач! — громким шепотом позвал Сергей. — Окати-ка меня горяченькой… Ухов тут же возник из облака с полной шайкой горячей воды. Плеснул от души.— У-ух! — вскрикнул Пастух и, перехватив у запястья толстенную ручищу Трубача, приложил его ладонь к выбоине у трещины на доске.Шепнул в ухо:— Попробуй оторвать. Я не смог… Николай, ни о чем не спрашивая, прихватил железными пальцами за край доски в том месте, где наметилась трещина, поднатужился, рванул и отщепил узкую лучинку древесины. Этот кусочек с характерным рельефом древесных волокон он показал Пастуху.— Геракл! — прошептал Сергей. — Этот кусочек надо вынести отсюда.— Где спрятать-то? — спросил Трубач. — Мы же голые. Обыщут.— Не допетрят, — сказал Сергей. — Тут, Коля, нужна крестьянская психология.Сунь хоть в рот, за щеку. Вот твоя молчаливость и сгодится.Отдуваясь и отфыркиваясь, красные, распаренные, они вывалились обратно в предбанник. Тотчас явились охранники и вернули их одежду. Каким-то образом она была отчищена и выглажена за полчаса. Вместо старых принесли новенькие носки и кроссовки — разумеется, их прежняя обувка с налипшей глиной и песком, прихваченными там, на шоссе, была «приобщена к делу».— С легким паром! — насмешливо буркнул один из охранников через черную маску.— Ну как, нашли что-нибудь? — с невиннейшим видом поинтересовался Артист.Те не ответили.Когда оделись, то по знаку одного из стражей двинулись за ним из сауны, поднимаясь вверх по крутой лестнице.Их привели в ту же гостиную с камином, где один из углов загораживало белое полотно и стояли софиты на высоких штативах.— Это еще зачем? — спросил Муха.— Значит, с вас и начнем, — сказал человек в маске. Их сфотографировали одного за другим, всех шестерых.— На память об этой ночи, — пояснил человек в такой же маске, стоявший у фотоаппарата на треноге.Фотоаппарат был дорогой, роскошный «Хассельблад» — видно, все тут было с размахом, иначе уже не умели жить.Через час их вывели во двор, посадили в японский микроавтобус, который, выехав за высокие железные ворота, довольно долго катил по черному пустынному шоссе, петлял по каким-то лесным дорогам, вновь возвращался на то же шоссе, потом выбрался на незнакомую трассу и не менее четверти часа летел по ней со скоростью выше ста километров. Затем оказались в узком тоннеле, который неведомо как вывел их на широченную многорядную, разделенную надвое магистраль.— Кольцевая, — сказал Боцман.— Точно — кольцевая, — вгляделся Артист. — Только как мы на ней оказались, вот вопрос?Перед выездом им всем вернули их наручные часы, вручили маленькие черные коробочки новеньких пейджеров «Моторола» и выдали каждому по десятитысячной пачке долларов в упаковке Центробанка.Как заметил выдававший деньги и часы: «Это аванс. Остальное — после дела».Микроавтобус отмахал чуть ли ни половину МКАД, потом свернул на Можайское шоссе и понесся в сторону Кутузовского проспекта. Никакой охраны или слежки не было — только немолодой молчаливый водитель.Он обернулся к ним.— Ребят, — спросил буднично, как какой-нибудь заурядный левак. — Вас как — по домам развезти?— Слушай, батя, — повернулся к нему Пастух. — У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?— Адреса имеются, — кивнул водитель. — Московских велено развезти по домам или куда скажете-и все.— Тогда вот что, — попросил Сергей, — выбрось-ка нас где-нибудь прямо тут.Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.— Как скажете… — пожал плечами шофер. — Мне без разницы.Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:— Ну, счастливо… И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.— Тьфу! — словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из-за щеки героически добытую щепку.— Молодчага, — сказал Пастух. — Человек-сейф.Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.— Чего это? — вытаращил глаза Муха.— Наш ответ Чемберлену, — ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.Они внимательно осмотрелись, проверились… В самом деле — никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую-нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось — ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.Перегудов усмехнулся:— Не будем обольщаться, коллеги, — и постучал ногтем по своим наручным часам.Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные — японские, швейцарские, а у Боцмана — старые командирские с гравировкой: «Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота» — отцовский подарок.Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей «сейки»… тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских «непотопляемых». Поманил друзей пальцем — молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.— Жаль… — задумчиво промолвил Николай. — Думаю, слаженный был секстет.Нежным движением кончика ножа он отделил пластинки от часовых механизмов, закрыл и раздал товарищам часы. Последующие его действия немало удивили остальных.Поманив их за собой, он вошел в кабину лифта, без труда дотянулся до се потолка, чуть облизнул языком одну из пластинок и приклеил ее к теплому черному обрамлению светящегося плафона над головой. А остальные пять пластинок, сложив крохотной невесомой стопкой, завернул в носовой платок и осторожно вложил во внутренний карман куртки.Операции вскрытия были подвергнуты и пейджеры. Но тут сюрпризов умелец Трубач не обнаружил. Однако на всякий случай обесточил питание, вытащив маленькие батарейки.— Ну вот, — с облегчением вздохнул он, — да здравствует свобода слова и гласность! Хотя бы на время. Напридумывали, сволочи! Читал я об этих херовинках, — показал он на кабину лифта, — но не перил. Оказывается, правда. Эта фитюлька — одновременно мини-микрофон и цифровой излучающий контур. Отсекает шумы часовой механики, передает речь и служит для пеленгации того, на ком часы.Питается от тепла человеческого тела, антенной служит часовой корпус. Если часы снять — работает еще минут пять-шесть. Но в тепле и на солнце — сколько угодно. На кожаном ремешке дальность действия — триста метров, с металлическим браслетомкилометр. Со станции приема можно транслировать усиленный сигнал хоть на спутник и следить за всеми перемещениями интересующей персоны. Разве не гениально? Ну а сейчас маленький эксперимент. Если он даст положительный результат — значит, других «ушек» на нас сейчас нету. Уходим в темпе!Они высыпали гурьбой из подъезда, перебежали через двор, вошли в подъезд дома напротив, поднялись на второй этаж и приникли к окну.Начинало светать. В серо-голубом сумраке все казалось таинственным и тревожным, как в фильме ужасов.— Засекаем время… — тихо сказал Трубач. И точно — минут через пять во двор медленно въехал знакомый микроавтобус «мицубиси», тот самый, что доставил их в эту часть города.— Вот он, лапочка, — присвистнул Трубач. — Потерял сигналы с этих хреновин.Как видите, наш симпатичный водила не так уж прост. Но на ту, в лифте, он должен сделать стойку… Минивэн проехал мимо подъезда, где Трубач демонстрировал им свою смекалку и оставил тончайший пленочный кружок на черном металле светильника в кабине лифта.Увидеть и найти его там едва ли было возможно.— Пусть поищет, — злорадно сказал Артист. Микроавтобус сделал несколько кругов по двору. Потом тот самый водитель выскочил из кабины и забегал взад-вперед мимо дома напротив, поминутно поглядывая на свои часы.— Пытается запеленговать… — прошептал Трубач. — Ну давай, дед, давай… Чего мечешься?Наконец водитель «мицубиси» уловил направление, скрылся в парадном напротив, пробыл в нем довольно долго и выскочил обратно во двор, явно растерянный и удрученный. Торопливо забрался в кабину своего минивэна, нервно газанул, так что взвизгнули покрышки, и вылетел со двора.— Не нашел, — сочувственно вздохнул Боцман. — Спасибо, Колька, за представление. На старости лет подавайся в массовики-затейники, не прогадаешь.— До старости лет дожить надо, — серьезно проговорил Трубач, глядя в сторону;— Считаю, эксперимент удался, — улыбнулся Док. — А что с остальными фитюльками будем делать?— Да выкинуть их, — предложил Муха, — и все дела! На фиг нам этот геморрой?— И правда, ты, Чарли Паркер, или как там его, посоветуй… — сказал Пастух.— Не поминайте имени гения всуе, — укоризненно покачал головой Трубач. — А выбрасывать такие чудные вещички было бы грешно. Они нам еще наверняка пригодятся.— А сколько стоит такая фиговина? — спросил Боцман.— Люблю хозяйственных мужиков, — усмехнулся Трубач. — Точно не скажу, но со всем комплексом слежения и контроля никак не меньше твоего «форда».— Ого! — присвистнул Боцман.— Не свисти, — сказал Артист. — Деньги водиться не будут.И все шестеро негромко загоготали, точно так, как смеялись они на коротких привалах между боями на склонах Кавказского хребта.— Кстати, о деньгах, — сказал Пастух. — Если этот человек-невидимка знает про пятьдесят штук баксов, стало быть, на нас его вывели в управе. Так? Да и вообще, если пораскинуть мозгой, узнали мы не так уж мало… — Ну что, пошли? — сказал Артист. — По крайней мере, сейчас нас, надеюсь, ни одна гнида не слышит.— А этот хрен в «мицубиси»? — спросил Боцман.— Будь спокоен, — ответил Пастух. — Он теперь далеко. Сейчас мы для них временно потеряны. И если б были сиротами, старыми холостяками и импотентами, вполне могли бы без всякого риска раствориться на шарике и исчезнуть навсегда.— Удивительный день! — откликнулся Артист. — Семен Злотников впервые жалеет, что он не импотент.— Не грусти, Казанова, — обнял его за плечи Иван. — Что-что, а это у нас у всех впереди. Если, конечно, крупно повезет и сумеем дожить до этих старческих неожиданностей.И снова их смех странно разнесся по чужому Двору.Так, словно сбросив на время гнетущую тяжесть этого нового витка своей общей судьбы, они шагали в сторону Триумфальной арки, мимо Поклонной горы.— Что будем делать, господа офицеры? — приостановился Артист. — Удрать от них нам все равно не удастся. Судя по всему, нас бросят в дело не сегодня завтра.Так что не вижу смысла расставаться. Предки мои на даче, квартира свободна и гостеприимна. Аида ко мне, и будем ждать.— Здоровая мысль! — одобрительно воскликнул Док. — Завалимся к Семке, отоспимся, а там война план покажет.Кончалась зыбкая предутренняя пора, но гулкая тишина, изредка нарушаемая шелестом одиноко летящей черной правительственной «Волги» или «мерседеса», еще висела над пустынным проспектом.— У тебя пожрать-то найдется что-нибудь в холодильнике? — спросил Боцман. — А то заглянем в ночной магазин, на всякий случай чего-нибудь прихватим.Так и сделали. И минут через двадцать, обвешанные пакетами, уже стояли на мостовой у тротуара в надежде голоснуть и поймать таксиста или шального левака.Но редкие машины проносились мимо — то ли спешили по неотложным делам, то ли орава здоровенных мужиков, блуждающих ни свет ни заря по безлюдному проспекту, мало вдохновляла многоопытных московских шоферюг.— Пустой номер, — минут через десять безуспешной «ловли» сказал Артист. — Нас никто не возьмет. Шесть таких лбов впустить в свой собственный автомобиль?Взгляните только на Боцмана или Трубача — это ж надо быть профессиональным самоубийцей!— К тому же нам большая машина нужна, — сказал Перегудов. — Вроде «рафика» или того же «мицубиси»… И странно, не успел Иван договорить эту фразу, как вдруг вдали показался быстро приближающийся голубой «рафик», который лихо подкатил и лихо осадил около них свой стремительный бег. Молодой парень приоткрыл дверцу и высунулся из машины:— Куда?— К «Академической», — сказал Артист.— А сколько дадите?— Не обидим, — заверил Пастух.— Двадцать баксов, — непререкаемым тоном потребовал водитель.— Ну ты пират, однако, — восхитился Боцман.— Пират не пират, — ухмыльнулся наглый водила, — а свои сто баксов в день имею.— Это обезьяна в анекдоте имеет, — поправил Артист.— А мне по фигу, — отозвался тот. — Ладно, залезайте. Раз вы нищие, могу домчать и за так.— В каком смысле? — не понял Артист.— В прямом, прямом… — огрызнулся водитель. — А то «пират», «обезьяна»… Да садитесь вы скорей, чего пялитесь!В его голосе прозвучало непонятное нетерпение. Впрочем, выбирать не приходилось. Хотелось поскорей убраться с этого Кутузовского, и они быстро забрались в салон голубого микроавтобуса.Расселись по креслам, машина тронулась и понеслась.И только тут они заметили, что внутри этот «рафик» какой-то необычныймежду водительским сиденьем и пространством позади него вдруг поднялась прозрачная стеклянная стенка, как в дорогом лимузине или нью-йоркском такси. Все окна машины были завешены плотными розовыми занавесками с дурацкой бахромой по какой-то старой колхозной моде.Неожиданно с заднего сиденья прозвучал низкий, прокуренный голос:— Ну что, здорово, орлы! Совсем, что ли, обеднели, на халяву катаетесь?Все шестеро стремительно обернулись, не веря ушам и глазам своим.— Мать честная! — воскликнул Пастух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55