7. Они исполняют клятвы, данные именем дьявола.
8. Они вступают в кровосмесительные отношения.
9. Они вовлекают других людей в сатанинский культ.
10. Они умерщвляют взрослых людей, а также новорожденных младенцев с целью их дальнейшего употребления в качестве пищи.
11. Они расчленяют трупы, занимаются людоедством, пьют человеческую кровь.
12. Наводят порчу на людей и скот.
13. Вызывают порчу урожая и массовый голод.
14. Совокупляются с дьяволом".
Валдаев порвал листок, бросил его в мусорное ведро.
Эта бумага, отпечатанная на принтере, была между страницами все той же газеты «Опасная ставка», которую оставила сатанистка на холодильнике.
— Совсем больная, — произнес Валдаев.
Ему пора было выбираться на улицу. Как всегда, ощутил неуверенность и страх перед улицей. Но деваться некуда.
Когда он выходил из дома, то увидел, что двое рэкетирах морд, которые уже два раза обещали ему навалять, с заискивающими улыбками сажали в машину Семеныча — алкаша из первого подъезда. Тот был привычно пьян и что-то объяснял им, размахивая руками. Фонтан у пьяного Семеныча не заткнешь — говорить он может часами без остатки. Судя по тому, что двое гоблинов не обрывали его и казались образцами терпения, им куда-то очень нужно было его отвезти. Скорее всего — в нотариат или паспортный стол. Эх, спаси его Бог.
Валдаев вздохнул, зябко передернув плечами. На душе стало слякотно. Который раз он видел несправедливость и осознавал, что не может противопоставить ей ничего. Поскольку в этом городе он муравей, который мечтает лишь об одном — не попасться под пяту слону. Тут уж на кого наступит слон — тому не повезло. Сейчас он собирался наступить на Семеныча.
В метро поезд стал замедлять скорость. Валдаев подумал, что скоро станция. Но перегон был длинный, а прошло слишком мало времени.
Поезд замер. Затих.
Бывало время, когда поезда на перегонах вообще не останавливались. Но все в мире сбивается, всюду проникает хаос, даже в этот сверхсовершенный механизм метро.
Люди привыкли к подобным заминкам в движении. Они продолжали читать, дремать или просто стоять, погрузившись в свои мысли. Все знали: пройдет максимум минута и поезд тронется.
Двигатели выключились. Стало тихо. И как-то гулко пусто. Тишина в метро — это всегда жутко. Метро не существует вне шума, равно как материя не существует вне времени. Безмолвное метро — это выпадение из установленного порядка вещей.
Валдаев поежился. Он понимал, что бояться нечего, но через эту пустоту и тишину к нему кошкой кралась тревога.
Она мягко наваливалась на него.
Прошла еще минута. Потом еще… Дышать стало тяжелее. Люди будто просыпались. Они отвлекались от ритма метро, оглядывались и вдруг начинали понимать, что находятся в тоннеле, над головой десятки метров породы.
Молоденькие девчонки в середине вагона деланно засмеялись. Молодой человек нарочито равнодушно уставился в книгу. Две старушки начали возбужденно переговариваться:
— А говорят, месяц назад так и сгорел поезд. Вот так остановился. И сгорел. И как стали хоронить потом гробы, гробы, гробы…
Тревога накапливалась, как ядовитый газ.
Поезд стоял уже минут пять.
— Просьба соблюдать спокойствие. Поезд остановился по техническим причинам, — донеслось из динамика.
Естественно, эти слова никого не успокоили. По вагону пошел сдержанный ропот. Тревога все больше овладевала пассажирами.
Валдаев вдруг подумал, а что будет, если сейчас по полу тонкой струйкой поползет дым, запахнет паленым? Как быстро людей захватит безумие паники?
Груды грунта сверху давили. Валдаеву стало еще тяжелее дышать. И ему захотелось на свободу.
— Просьба не беспокоиться, — опять завел динамик.
Ропот стал громче.
И тут послышался гул. Валдаеву показалось, что это еще дин поезд. Но это всего лишь заработали электродвигатели.
Еще минута — и поезд тронулся. И вскоре появилась станция, которая Валдаеву показалась родной. Это был островок теплого света. Отсюда был выход.
Наверху он вздохнул полной грудью. И прижмурился, подставив лицо выглянувшему из-за тучи апрельскому солнцу…
На работу ему позвонила Королева Космоса, закатила чуткую истерику по поводу статьи. Что ее там не устраивало, Валдаев так и не понял.
— Я на вас буду жаловаться! — крикнула она.
— Куда? — устало спросил Валдаев.
— В Совет.
— В какой Совет?
— Не пытайтесь выглядеть глупее, чем есть на самом деле. В тот самый Совет, который ведает всеми вами. Землянами!
— Землянами?!
— Я думаю, вы поплатитесь. Жестоко поплатитесь, — она бросила трубку. Ну почему именно он берет трубку, когда звонят разгневанные голубые братья, исступленные ведьмы, Королева Космоса? Нонна говорила, что такие беседы — это энергетические удары. И он, кажется, был боксерской грушей для отработки этих самых ударов.
— Чтоб вам всем пусто было! — в сердцах воскликнул он
— Кому? — спросил зашедший в комнату ответсек.
— Не про тебя речь.
— А хотя бы и про меня. Мне плевать, — сонно произнес он.
И был прав. Ему действительно было на все плевать. Он умудрялся сохранять флегматичное спокойствие во всех ситуациях и Валдаева с его вечными переживаниями и дерганиями принимал за психа. А с психами лучше не спорить.
— На вычитай статью, — он протянул верстку. И отправился к себе в кабинет, насвистывая под нос какой-то фривольный мотивчик и пренебрегая приметой, что свистеть в помещении нельзя. Ему и на приметы было плевать.
Валдаев начал вычитывать свою статью, по которой топором прошлось редакторское перо, и не мог сосредоточиться. Он потер лоб. Голова раскалывалась. Опять, что ли. магнитные бури. Он чувствовал себя разбитым в дни магнитных бурь, к перемене погоды, к дождю, к засухе, в полнолуние и в новолуние. И еще во многих случаях. Да еще эта разбитость помножена на дурное настроение.
А почему у него должно быть хорошее настроение? Уже три дня не звонила Элла. И не отвечала на звонки.
Тогда наутро он пытался добиться от нее, когда от встретятся в следующий раз. Но она лишь загадочно улыбалась. А он ощущал себя потерянным. Его тянуло к этой женщине будто магнитом. И в этом притяжении была сладостная приятность и гибельная неизбежность. Конечно продать за сладостную ночь свою шкуру, как любовники Клеопатры, он был не готов. Но то, что в его голове вес дни безраздельно царила Элла, — факт. И, главное, у него не было никаких надежд, что это состояние быстро пропадет. Он просыпался, и первые мысли были о ней. По телу пробегала сладостная волна, а потом охватывало отчаяние при мысли, что сегодня он не увидит ее. Засыпал он тоже с мыслью о ней. Нельзя сказать, что это была любовь. Это было нечто другое, но не менее сильное. Это была начинающаяся зависимость, как от наркотика, и он, бывало, думал, что лучше для него больше не встречаться с Эллой. Но эти мысли недолго владели им.
Было и еще одно обстоятельство, служившее источником приступов даже не тревоги, а холодного, мистического ужаса. Пару раз он будто выпадал из времени. Один раз сидел вечером за столом, прижмурил глаза. Не спал. Но перевел взор на часы и увидел, что прошло восемь минут.
Нечто подобное было с ним за несколько дней до этого. В тот вечер, когда он возвращался от сатанистки.
На следующий день после выпадения из времени у себя дома он опять выпал из него — минуты на три-четыре, на сей раз в автобусе. И каждый раз после этого ему казалось, что земля срывается с орбиты и летит куда-то. Самое страшное — он знал, что бодрствовал, но чем занимался — ему это было неизвестно. А чем он мог заниматься? Он, Валдаев Валерий Васильевич, лицо с постоянным местом жительства, с работой, с паспортом, вдруг становился кем-то другим. Но кем? Обладая не слишком сильной волей, он всегда панически боялся утратить контроль над собой. С ужасом с детства читал о похождениях лунатиков. О психах. Ты совершаешь что-то. Но ведь совершаешь не ты, а кто-то, притаившийся в тени, в темной стороне, в твоем бессознательном. Но ведь это не объяснишь никому. Потому что это вторая половина именно твоего Я, а не чьего-то другого.
Валдаев налил себе кипяченой воды из графина и махом опустошил стакан. После чего вернулся к вычитке материала.
— Во дурак, — прошептал он, глядя на очередную правку главреда.
Он расписался на статье и перешел к своей заметке о новостях фитотерапии.
— О, зайчик, — услышал он вдруг.
Обернулся и оторопело уставился на сатанистку. Она была как-то слишком серьезна и смотрела на него холодно-брезгливо. Как на насекомое. Притом на насекомое вредное, которое неплохо бы раздавить. Его обдало странным запахом духов.
— Ты? — ошалело спросил он.
— Я за тобой, — Наташа прищурилась и шагнула к нем
— В смысле?
— Ты зажился на этом свете. Смерть твоя пришла, Валдаев.
Она протянула к нему руку. На пальцах ее были ярко-алые капли крови. Он отпрянул, и сердце у него провалилось куда-то в желудок. «Они умерщвляют взрослых людей с целью поедания их в пищу», — внезапно всплыла в его памяти строка из обнаруженного утром текста о нравах ведьм.
— Вот и все, — прошипела она…
В голове у Валдаева будто что-то сдвинулось. Он наблюдал за этой сценой как бы со стороны. Его взор приковали капли крови на ее пальцах. Все будто стало уплывать куда-то. Он сжал свой кулак так, что ногти впились в кожу… И от резкой боли все просветлело. Он встряхнул головой.
— Смотри, побледнел, лысенький, — Наташа весело захохотала и с размаху плюхнулась на стул. Пушинкой она не была, так что стул едва не развалился.
Валдаев почувствовал, что уши его краснеют. Он представил, как выглядит сейчас. И как порадовал эту девку своей растерянностью и страхом.
— Ты откуда взялась? — зло осведомился он.
— От деда Бермуда, — она оттянула кофту и помахала ей для вентиляции. — Духота. Жарковато для апреля.
— Ты чего сюда пришла?
— Мне твой редактор обещал пачку газет. И вообще. Чего скукожился? Не по кайфу мой визит?
— По кайфу.
— Ой, покраснел-то, — она всплеснула руками. Конечно, никакой крови на ее пальцах не было. Просто был густой слой ярко-красного лака на ногтях. — Лысенький, ты — чумовой кент.
— И что, взяла газеты?
— Я свое всегда возьму, — заверила она, взвешивая в руке туго набитый полиэтиленовый пакет.
— По-моему, не всегда.
— Это почему? — удивилась она.
— Тебе любой психотерапевт скажет, что все эти игры в говор с Князем Тьмы именно из-за неспособности взять се. Тебе очень хочется научиться брать все. Но не дано.
— Психолог, да? Этот, как его, Мичурин.
— Мичурин — это садовод.
— Да знаю, лысенький, разницу между Юнгом и юнгой. Не дурная. Книжки читала… А я тебе халтурку выбила.
— Чего?
— Потерлась среди ваших. С редактором накоротке перетрещала. Договорились статью сделать о подземных капищах.
— Чего?
— Земля под Москвой, как сыр голландский, — вся в дырах. Метро, канализация, карстовые пещеры, река Яуза. Там есть и сатанинские капища, где служатся наиболее серьезные службы.
— И что?
— Твой редактор хочет статью о них.
— Что, решила переквалифицироваться из воспитательниц в журналисты?
— Не-а, у меня слог плохой.
— Зато язык длинный.
— В общем, я писать не хочу. И не буду.
— Тогда о чем базар был?
— Базар-мазар. Зелень-мелень, как говорят азеры. — она зевнула, поболтала ногой. — А базар был о том, что ты опишешь все.
— Эх, — крякнул Валдаев.
— Репортаж будет — загляденье. Я тебе и капища покажу и тех, кто там тусуется.
— Что?!
— И следы крови от жертвоприношений.
— Не будет этого! — Валдаев хлопнул ладонью по столу так что авторучка подпрыгнула и упала на пол. Он нагнулся взял ее, и увидел, что рука трясется.
— Да чего ты взбесился? — Она покрутила пальцем у виска. — Хи-хи не хо-хо?
— Что?
— Крышу надо вовремя чинить, чтобы не протекала — вот что. Лысенький, у тебя с нервами плохо. То ты решил что я из тебя кровь пришла пить. То орешь как резаный.
— С вами заорешь. Ни в какие капища я не полезу. Никакие следы крови и подземелья мне не нужны.
— Да ладно, что-нибудь придумаем. Я все сделаю. Ты только окультуришь, чтобы читали со слезами умиления на глазах. Хорошо?
— Поглядим.
— Погляди, зайчик. Погляди.
Валдаев оглядел Наташу с ног до головы, больше с сочувствием, чем с укором.
— Наташа, ты же неглупая девушка. Зачем тебе все это? Ты что, серьезно веришь в это мракобесие?
— Могу и не верить. Но оно есть.
— А если веришь, лучше бы в церковь ходила поклоны бить, чем этой дрянью тешиться.
— В церковь? Старо. Мусор. Сила христианского Бога убывает. Мир переходит во власть Дьяволу. Зайчик, разве это не очевидно? Оглядись.
— Ну ты даешь.
— Надо быть на стороне сильного. Иначе раздавят, как таракашку.
— Вообще, что ты хочешь? Звонишь. Истерики У тебя «Убивают. Я боюсь. Горло перережут». Это что такое?
— А что?
— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься. Она вдруг посмотрела ему в глаза. И произнесла, на этот раз не играя:
— А я ведь действительно боюсь, зайчик.
— Чего ты боишься?
— Их.
— Кого их? — хрипло произнес Валдаев.
— Тех, кто уже все решил за нас.
Валдаев вдруг увидел, что Наташа бледна. И что в глубине ее глаз действительно мечется нечто, что может быть и подавляемым страхом.
«Черный бизон» несколько лет назад был обычной общепитовской забегаловкой — тесной и гостеприимной для окрестных алкашей и сопливой шантрапы, которые всегда могли найти здесь бутылку. В разгар общественных преобразований кому-то пришла в голову идея сделать в этом сарае стриптиз-бар. Никому не верилось, что затея приведет к финансовому успеху. Но сюда незамедлительно повалили со всей Москвы денежные люди. Судя по маркам машин, которые стояли на автостоянке, сильно денежные. Несколько раз сюда приезжал длиннющий, как автобус, белый «Линкольн» — таких на всю Москву раз-два и обчелся. Валдаев иногда считал эти выстроившиеся в ряд сверкающие авто, наблюдал из окна за этой фантастической, чужой жизнью. Он даже вывел некоторые закономерности. Больше всего съезжалось в «Бизон» народу на Пасху и на Рождество. Отмечали святые праздники стриптиз-зрелищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29