Куда дальше?
Идти за Ним в офис? Нет. Там люди. И к тому же, что я скажу секретарше? Плюнуть на все и махнуть в ресторан! А как же Он? Ведь не случайно Его занесло на кладбище. Буду ждать. Хорошо, что предусмотрительно шерстяные рейтузы надела. А то могла бы выскочить в трусиках. Специально для ресторана чулки с поясом нацепила. Дура! А если Он не захочет разговаривать? Скажет: девушка, я вас первый раз вижу! Посмотрим. Во всяком случае, убивать-то он меня не станет. Мне бы только удостовериться, что он — это Он.
Массивные двери с бронзовыми ручками открылись, и из них вышел парень с большой коробкой в руках. Не спеша обошел «мерседес» и положил коробку в багажник. Потом открыл дверцу машины со стороны тротуара и что-то принялся искать в бардачке. Я замираю. Неужели Он скоро выйдет? Парень захлопнул дверцу и быстро ушел в офис. Решение пришло мгновенно. Раз дверца не закрыта на замок, как только он заведет мотор, я сажусь без всякого спроса в его машину. И будь что будет. Но Он все не идет. От стояния на одном месте и от сырости зуб на зуб не попадает. Снег перестал падать и теперь противно тает под ногами. За что терплю?! Боже! Появился. В расстегнутом пальто, без шапки. В дверях что-то кричит внутрь. Не слышно. Садится в свой «мерседес». Сейчас я должна успеть…
Собралась, как спортсменка перед стартом. Только бы успеть. Вот заводит мотор, вот вылезает и надевает дворники вот… Вдруг что-то вспоминает и спешит обратно в офис. Это удача! Стремглав несусь к машине и, рванув дверцу, буквально валюсь на переднее сиденье. Все! Теперь он меня отсюда не выкурит.
Отступать некуда. Это должно произойти. Он возвращается. Садится боком в машину и не замечает меня. Поворачивает лицо в мою сторону и удивленно разглядывает.
Плохо, что из-за стекол очков не вижу его глаз. Испугался или нет?
— Кто вас сюда посадил? — спрашивает он высоким, но спокойным голосом.
— Сама села.
— В таком случае освободите машину, — предлагает он буднично и даже без раздражения.
— Не могу. У меня к вам дело. Нам нужно поговорить о моей подруге.
Мне показалось, после этих слов где-то за очками малюсенькой молнией проскочил испуг. Во что бы то ни стало нужно закрепить преимущество.
— Вы знаете, о ком я говорю.
— Понятия не имею. И эти вопросы меня не интересуют.
После этих слов Он приоткрыл дверь, намереваясь вылезти из машины и, очевидно, позвать охрану, чтобы меня вытащили из его «мерседеса».
— Надеешься, со смертью Наташки у тебя исчезли проблемы?! — неожиданно для себя истерично кричу я.
Кажется, мой крик вдавил его в сиденье. Дверца «мерседеса» резко захлопнулась. Мы медленно тронулись с места. Вокруг нас возникают и исчезают огни. В машине тепло и тихо. Приборы светятся потусторонним зеленоватым светом.
Мы оба не знаем, чем закончится эта встреча, эта езда, эта ночь. Такое впечатление, что ему сейчас безразлично, куда ехать. Лишь бы отвезти меня подальше от офиса. Выбравшись из центра, великодушно спрашивает:
— Тебя возле какого метро высадить?
— Зачем? — напираю с вызовом.
— Затем, что меня дома ждет жена.
Умора! Вздыхаю и несколько расслабляюсь от такого примитивного, но успокаивающего вранья. Убийца, которого к ужину ждет жена, не вселяет животный страх. И все равно страшно. Не в данный момент, а вообще. Поэтому нахожу в себе силы и спрашиваю:
— Тебе жалко Наташку?
— Какую? — делает вид, что не врубается.
— А… — понимающе растягиваю я, — мы ведь действительно друг дружку не знаем. Ее зовут… О Боже, звали Наташа. Меня — Ольга. Тебя…
(Молчит.) Условно — Наташкин друг.
Это производит впечатление. Нехотя сообщает:
— Вадим Борисович.
Признаюсь честно, что о Вадиме от нее никогда не слышала.
— А я о вашей Наташе.
— Извините, она ваша.
Нет уж, дорогой. Теперь я от тебя не отстану. Появился какой-то азарт. Аж в жар бросило. Проезжаем Нижнюю Масловку. Тут я поначалу комнату снимала. Пришлось сбежать. Сосед приставал. С утюгом за мной ходил. Тогда боялась до туалета прокрасться, а сейчас с убийцей еду — ничего.
— Оля, мне нет никакого дела до вашей подруги. И говорить нам не о чем.
При этом он притормаживает возле подземного перехода. Приходится раскрывать карты.
— Значит, сегодня на кладбище белые гвоздики предназначались другой?
Вместо ответа он снова нажал на газ. Машина быстро набрала скорость.
— С чего ты решила, что я был на кладбище?
— Видела тебя там.
— Глупости.
— Хорош врать-то…
— Ладно. Был я на кладбище. У меня там тетка похоронена. Сегодня как раз юбилей.
«Боже, признался!» — пронеслось в мозгу. Значит, Он. А посмотришь и не поверишь, что взял и задушил. Такой важный. Обеспеченный. Мог бы кому-нибудь другому поручить. Боже! Неужели тот самый мужик?
Ox, как мне было с ним хорошо! В обрывках света пытаюсь внимательно рассмотреть его лицо. Замечаю, что при этом действую ему на нервы.
— Говорю же, тетка похоронена. Пелагея Ивановна. Что ему возразить? Лучше не обострять ситуацию. Не загонять его в угол. Стараюсь говорить непринужденно.
— А мы там подругу хоронили. Ее позавчера любовник убил. Правда, она успела оставить записку…
Зачем соврала про записку и сама не соображу. Но Вадим Борисович после этого оживился.
— Тебя куда отвезти?
— Все равно. Вечер у меня свободен.
— Зато у меня занят.
— Тогда давайте просто покатаемся. В вашей машине сплошной балдеж.
Он неопределенно хмыкнул и остановился возле коммерческого киоска.
Не говоря ни слова, вылез и пошел что-то покупать. А… понятно, сигареты.
Значит, разнервничался. Погоди, сейчас я тебя раскручу. Не задумываясь, скорее интуитивно решаю снять рейтузы. Тем более, что в машине действительно жарко.
Вместе с ними снимаются и трусики. Прячу в сумку и чувствую паническую дрожь, будто совершила что-то непозволительное. Запретное. Он вернулся, и мы едем дальше. Во мне борются жуткое нарастание страха и безумное желание вынудить его раскрыться передо мной. Но Вадим Борисович молчит. Опытный бандит. Ждет, когда я сама все разболтаю. Не дождется. Моя задача — возбудить его. Пусть повторит со мной еще раз прямо в машине. А потом… потом я выскочу и побегу в ближайшее отделение милиции. Но сначала испытаю то блаженство. Разбрасываю в стороны края шубы. Меня очень взвинчивает осознание собственной наготы. А впервые меня на подобное подбила Наташка. Однажды мы сидели в ресторане с тупыми скучными парнями. Я даже намеревалась соскочить. И тут, когда мы пошли с Наташкой в туалет, она предложила снять с себя все, чтобы под платьями ничего не было.
«Вот увидишь — сказала она, — появятся новые ощущения, и тебе захочется остаться». Подруга оказалась права. Мы обе были в коротких юбках, мини, и любой наклон тела или перемещение ног рождало будоражащее чувство стыда и сладкой истомы недозволенности. Меня вдруг заинтересовали те же самые сидящие с нами ребята. Мне хотелось, чтобы невзначай кто-нибудь из них заметил мою наготу.
Дымный зал ресторана наполнился новыми ситуациями. Каждое приглашение танцевать воспринималось мною как интимное приключение. Поэтому и сейчас, сидя в машине и придерживая край платья, чтобы он не оголил ногу до бедра, я наслаждаюсь тем памятным мне ощущением. запретного.
Вадим Борисович тупо смотрит вперед. Никаких эмоций. Наверное, решил по принципу — кто кого возьмет измором. Ну и черт с тобой, молчи. Как бы невзначай немного задираю юбку и не контролирую больше ее запах. От езды он сам медленно раздвигается. Самое смешное, что от этого начинаю заводиться сама.
Какое же это томное чувство, когда не совсем одета! Ничего, я дождусь, дождусь его случайного взгляда. Сама мысль, что я решилась его соблазнять, вызывает дрожь во всем теле. Наташка всегда повторяла, что мужика возбуждают случайности.
— В машине так жарко. Вы не против, если я сниму шубу?
Не глядя на меня, пожимает плечами. Первый шаг сделан.
Выскальзываю из шубы. Подол платья задирается, и я чувствую кожей, что сижу на мягком шелковом меху. Он щекочет мне ноги. Медленно их развожу. Мех нахально залезает в пространство между ног. Начинаю потихоньку ерзать по сиденью. Полный балдеж! Кладу руку на правое колено. Материал натягивается, и разрез полностью оголяет левую ногу. Осознание собственной наготы волнует. Пытаюсь сохранить невинное выражение лица. На какое-то время отключаюсь от ситуации и отдаюсь во власть бунтующих внутри чувств. Становится все равно, и вместе с тем приходит понимание, что никуда он не денется, подспудно возникает уверенность в себе.
Сквозь стыд и страх испытываю возрастающее возбуждение. Чтобы я — красивая молодая девушка — и не совладала с этим слепым боровом?! Неспроста он не глядит на меня. Другой бы давно машину остановил. Догадывается, что мне ясно — кто он.
Вот и разыгрывает непонятливого. Начинаю заводить себя рукой. Наконец он скользнул взглядом и, словно ошпаренный, уставился на дорогу. Конечно, заметил.
Медленно вожу ногтями по внутренней стороне ноги. Возникает навязчивое желание дотронуться до запретного места. Стесняюсь. Лицо горит. Пылает. Случайно дотрагиваюсь. Стеснение придает особую остроту. Приятное щекотание пушка у основания ног. Не могу себя сдержать, елозю голой попкой по меху. Вадим Борисович, застряв на светофоре, медленно, даже робко поворачивает лицо ко мне.
Вижу только очки, сверкающие в темноте золотой оправой. Прикрываю глаза и продолжаю рукой водить по обнаженной ноге. Вторая рука под юбкой. Пальцами слегка ударяю по клитору. Он еще спрятан между губ. Провожу пальцами вдоль.
Чувствую, как он набряк. Вадим Борисович в шоке. Сзади гудят пристроившиеся за нами машины.
— Поехали куда-нибудь, — шепчу я.
И снова молчание. Но теперь он почти не глядит на дорогу. Даже сидит как-то вполоборота ко мне. Терять больше нечего. Полностью распахиваю юбку. Прикрываю глаза. Постанываю. Играю сама с собой. Одной рукой ласкаю клитор и выворачиваю губы, другой — освобождаю грудь и чувствую, как она наливается тяжестью. Сосок возбужденно торчит прямо перед глазами Вадима Борисовича. Как он ведет машину? И почему мы до сих пор не врезались?
Мозг пылает. Видения рвут его на части. По горячему телу проскакивают морозные судороги. Я вся в предощущении незабываемых ласк. Ну когда он остановит свою дурацкую тачку? Боже! Кожей вспоминаю прикосновения его нежных и уверенных пальцев. Я лежала на правом боку. Левая нога сама приподнялась, и бедра невольно подались назад в желании натолкнуться на Него.
Он невероятно предупреждал каждое мое желание. Даже больше — он опережал их.
Еще не успев возникнуть в моем до предела распахнутом теле, желание уже вызывало импульс, который стремительно шел от него ко мне. Свой восторг я могла выражать только через стоны, туго соображая, чего же я еще хочу. С восхищением подтверждая, что в данный момент хочу именно этого. Каждое отдельное мгновение доставляло мне отдельное наслаждение. Его руки на моей спине, медленно перебирающие мое тело, как струны арфы, и потрясающий член внутри, настойчиво и осторожно раскрывающий матку, установили между собой томящее биополе, и я существую в нем, изнемогая между двумя наслаждениями. Вся превращаюсь в бесформенную тягучую истому. Ощущаю, как нарастание блаженства неразрывно слито с уменьшением, умиранием моего тела. Наверное, это же испытывала Наташка.
Может, она сама умоляла замучать ее наслаждением. Теперь я почти знаю, почему произошло убийство. Блаженство обоих перехлестнуло через край. Потом, со мной, он уже был способен себя контролировать. Неужели он сегодня не заведется? Какой мужик…
— Да останови же ты… — не то молю, не то кричу, не открывая глаз.
Вадим Борисович продолжает молча сопротивляться моему напору. Да уж, у него сила воли в порядке. Задавит двумя пальцами, а потом картинно положит белые гвоздики к алтарю. Невольно рассматриваю его руки, спокойно поддерживающие руль. Они большие, но не натруженные. Не просто белые, а веют стерильностью. Наверное, ухаживает за ногтями. Вадим Борисович нервно глядит на меня, потом на свои руки и чуть не вылетает в кювет. Берет руль резко вправо. Я буквально валюсь на него, совершенно случайно упираюсь раскрытой ладонью во что-то твердое. В первую минуту и не понимаю — что это. Но когда машина вновь спокойно устремляется вперед, я остаюсь в той же позе, сжимая с огромным удовлетворением крепкий, напоминающий изогнутый сук член. Вадим Борисович молчит. Вероятно потому, что затаил дыхание. Начинаю водить по выпирающему члену рукой, стараюсь расстегнуть ширинку. Пластмассовый зиппер не поддается.
Вадим Борисович пробует сопротивляться. Наши руки борются смешно и нелепо. В результате я рву язычок вниз, и, порвавшись, зиппер расползается в стороны.
Рука Вадима Борисовича мгновенно слабеет. С трудом вытаскиваю на свободу набухший с большой плоской головкой член. Теперь он мой!
— Хочу тебя целовать… — шепчу на взводе всех эмоций и тянусь к нему губами.
Вадим Борисович сдается. Ударившись о бордюр, машина замирает в полутемном переулке. Вожу языком по члену, пока из слипшейся щелочки не начинает выделяться смазка. Вадим Борисович гладит меня по голове. С замиранием жаждет извержения. Но я резко прекращаю и откидываюсь на свое сиденье.
— Продолжай, — стонет он.
— Да, да. Я тебя хочу, умираю, давай прямо здесь.
— Тут не получится. Продолжай, как начала, — и тащит мою голову к себе.
Нет уж, любимый! Ты со мной выступишь по полной программе — думаю я и поддерживаю его член в стоячем положении. При этом не даю кончить. Завожу и в последний момент бросаю. Вадим Борисович захлебывается собственными вздохами.
Пытается заставить меня силой. Молчаливая борьба заканчивается ничем. Теперь я — хозяйка положения. Шепчу ему, выталкивая языком член:
— Ты же помнишь, как у меня хорошо там. Я вся открыта для тебя.
Только один раз. Умру, если не кончу…
Мой язык устремляется от головки члена вниз, к основанию. Губами слегка касаюсь его яиц и достаю языком самое нежное место за ними. Большое неповоротливое туловище словно отделяется и пропадает в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30