— А пацаны?— Так само. Думай за себя, спокойнее будет. Тебя поставили командовать, задачу дали, аванс выписали — работай. Хочешь — учи их всех, пока еще до места не долетели, а хочешь — на ручках спускай на землю. Думай!Оставив в покое Болта, я пересел к Васе.— Ты с парашютом прыгал? — спросил я напрямик.— Нет, — ответил тот, — но это неважно. Не беспокойтесь, пожалуйста, у меня все получится.— Не боитесь? — Голос у Васи был очень интеллигентный, и мне показалось неудобным называть его на «ты».— Нет-нет, — рассеянно сказал Вася, — абсолютно нет. С этим тоже, как мне показалось, вести разговоры было бесполезно. Решил поспрошать пацанов.— Какой раз прыгать будете? — спросил я.— Тридцатый, — ответили они хором.— Срочную отслужили?— Нет, — снова дружно ответили бойцы. — Мы дезертиры. Запросто так сказали, хотя могли бы соврать и проверить я бы не смог.— А сюда, в Афган, летали?— Два раза. С другими командирами, — Они отвечали так, будто в них какой-то синхронизатор стоял.— Зачем на этот раз летим, знаете?— Нет. Нам это не говорят.«Ну и народ попался!» — подумал я и сел на мешки. Ну и задача! Мало того, что народ друг друга не знает, не знает, зачем летит, так еще и сам командир толком не знает, где произойдет выброска, как получить от Ахмад-хана Black Box, сохранив свою шкуру, и как выбираться обратно. Но самое интересное, что всех прочих вообще ничто не волнует. Какого Аллаха спрашивать, чтобы вразумил?За этими раздумьями меня и застал голос вошедшего в грузовой отсек Фарида.— Прыгат будэмо, хлопцы? Точка.— Открывай, — сказал я, хотя он и без меня открыл бы аппарель. — Проверить снаряжение!Зазудели моторчики, дунуло холодочком.— Болт — первый, Вася — второй, Ваня — третий, Валет — четвертый, я — пятый. Первый, пошел!— Как скажешь, начальник! — Болт с ледяным спокойствием шагнул в черноту, где никаких ориентиров не проглядывало. Может, тут какой горный пик всего в сотне метров под самолетом? Хрен разглядишь!— Второй, пошел!Вася явно неуклюже, но совершенно спокойно свалился в люк.— Третий, пошел! Четвертый, пошел!Юные дезертиры попрыгали друг за дружкой.— Рисковые хлопцы! — сказал Фарид с легким уважением, когда я сделал шаг к люку.Отделился я нормально, громада «С-130» уплыла куда-то вверх и за спину. Воздух в морду, палец на кольце… Раз, два, три, четыре, пять! Колечко! Вытяжной выскочил, купол потянуло… Чпок! Открылся. Полдела сделано, чтобы не убиться. Ветер куда-то ведет. Лишь бы не на скалу какую-нибудь. А как ее увидишь, блин? Темнотища! Ни луны, ни звезд, облака, должно быть, выше нас, но один хрен — земли-то не видно. Так и жди, что сейчас наискось приложит о какой-нибудь бульничек весом в десять тонн…И тут, когда количество внутренних матюков явно подошло к предельному значению и мат неизбежно должен был вырваться наружу, в голове моей зазвучал спокойный и уверенный голос Чудо-юда:— Нормально идете, не дрейфь! Включаю инфракрасный спектр!В глазах у меня мигнула неяркая вспышка. Само собой, не такая ослепительная, какие сверкали у Майка Атвуда, когда срабатывал Black Box. Но зато вместо непроглядной тьмы я видел довольно четкие, хотя и зеленоватые, контуры ближних и дальних гор, реки, над которой в данный момент я проплывал, вися на стропах, а также четыре пузырька разного размера — купола парашютов, один за другим движущихся к земле, словно бы по невидимой наклонной плоскости. Головной, тот, что казался самым маленьким, чуть накренился и стал сворачивать влево. Болт, видимо, подтянул стропы и собрался входить в спираль. Следом за ним — будто всю жизнь прыгал! — плавно отвернул в спираль Вася.— Ну что, нормально видишь? — спросил Чудо-юдо. — Отвечай голосом, я услышу.— Да, вижу все нормально, прямо как в ПНВ, даже лучше немного. А вот как ты меня слышишь — не понимаю.— Микросхему мы тебе подновили. Чувствуешь разницу?— А Болт, Вася, пацаны? Они-то как видят? У них тоже схемы?— Тоже. Только полностью мои. А у тебя — сорокинская, с капелькой моей добавки. Сережа теперь тобой управлять никогда не сможет, а я — в любое время и в любом месте. Подтяни левую группу строп, заходи в спираль…Я повиновался. Парашют плавно поплыл влево, точно следуя за ближайшим ко мне парашютом Валета.— Вас отлично сбросили, — сообщил Чудо-юдо. — Сядете примерно в двухстах метрах на север от заброшенного кишлака. Болт уже на глиссаде, видишь?— Вижу, он второй виток спирали дописывает. Точно, третьего не надо будет.Пузырек смялся. Болт, пробежавшись по земле, погасил купол. Следом уже накатывал Вася. Я думал, что его завалит, но он тоже сел четко. Ваня и Валет приземлились с интервалом в сорок секунд, как выражаются космонавты, «штатно». Оставалось только мне в грязь лицом не ударить. Нет, не ударил. Во-первых, грязи не было — земля оказалась сухой и хрустящей от мелких камешков, а во-вторых, садился я не вслепую, подобрал место поровнее.Собирать народ пришлось недолго, потому что все приземлились в круге радиусом не больше полусотни метров. Отрадно было видеть, что никто ничего не потерял и не поломал.— Парашюты понесем с собой, — сообщил Болт. — Закапывать нет смысла, лучше в кишлаке спрячем. Вон он, на холме торчит.Бесформенные очертания, в которых можно было признать что угодно, кроме населенного пункта, обрисованные инфракрасным зрением не очень четко, действительно маячили на пологом холме.— Дистанция — десять метров, — сказал Болт. — И строго за мной. Тут еще до хрена «итальянок» наставлено, а кто ставил — давно у Аллаха. У них корпус из пластмассы, металлоискатель не чует. Собаку надо, а где ж ее взять? Один загремит — нас через десять минут покосят. Вон на тех сопках, — он пальцем указал три точки, — у Ахмада сидят дежурные пулеметчики. Ночных прицелов у них нет, но могут ракетами осветить. Каждый метр пристрелян. Так что аккуратнее.Пошли. Дорожка вообще-то нервировала, особенно после россказней Болта. К тому же на склоне, метрах в пятидесяти левее нас, обозначилась «бээмпэшка» с бестолково задранным стволом пушки, распахнутыми уже несколько лет люками — кто-то все же успел выскочить! — и размотанной гусеницей. А совсем близко, по другую сторону от нашей тропки виднелась неглубокая осыпавшаяся воронка, рядом с которой валялась советская каска.Тем не менее двести метров до первого дувала мы дошли, «не загремев», и следом за Болтом влезли в пролом, который проделал в дувале какой-то солидный снаряд.— Значит, так, — прошептал Болт, когда мы подошли к нему. — Сейчас заходим в домишку, кладем парашюты под задницы и ждем меня. Кладов тут нет, все, что было приличного, еще наши потырили. Так что не ползайте зря, а то налетите на что-нибудь. Здесь, в общем, мин не ставили. Но есть снаряды неразорвавшиеся. Их хрен поймешь: одним можно в футбол играть — и ни фига не будет, на другой чихнешь погромче — звезданет. Так что лучше пока сидите здесь и глядите по сторонам. Опять же можете на змеюку наступить. Насчет кобры и гюрзы небось наслышаны. Все, мне пора в мечеть.Домишко был сварганен из камней и глины, крепко спекшихся на солнце в прочный агломерат, но, как известно, нет таких крепостей, которые не смогли бы поломать большевики. Крышу снесли начисто, проломали дыры в стенах снарядами и кумулятивными гранатами. Но не зазря, не из одной любви к искусству. Похоже, что кто-то отсюда шарашил из «ПК», и на заметенном песком полу еще лежали поеденные зеленью гильзы, валялась большая переносная коробка, в десяти местах продырявленная пулями. Из песка торчал хвост поржавелой и покореженной пулеметной ленты, похожий на обглоданный спинной хребет большущей змеи. Настоящих змей не заметили — небось уползли от греха подальше.Свалив растрепанные парашюты в кучу, мы уселись на них и стали ждать Болта, прислушиваясь к тому, что доносилось снаружи. Вроде было тихо, но очень тревожно. Расслабухи такая тишина не вызывала. То и дело что-то где-то шуршало, шелестело, тихонько поскрипывало. Один раз отчетливо грюкнуло. Мы повскакали с мест, глянули в окна и дыры — никого. Может, ящерица или какой-нибудь грызун вывалил из дувала расшатавшийся камешек.Прождали минут двадцать. Наконец учуяли шаги. На всякий случай изготовились, но зря — вернулся Болт. И не один. С ним был низкорослый бородатый мужичок в блинообразной душманской шапочке, латаной поддевке не то из плохо выделанной кожи, не то из ощипанной овчины, надетой поверх грязной полотняной рубахи навыпуск. Драные камуфляжные штаны, заправленные в теплые китайские кроссовки, украшала здоровенная заплата из мешковины с надписью: «USSR. V/O Exportkhleb». За спиной у моджахеда торчал приклад старого «АК-47», на котором была прилеплена переводная картинка — красный кружок с вензелем «Coca-cola». Поверх поддевки висел «лифчик», набитый магазинами, на поясе кривой кинжал. Хороший мальчик, нечего сказать.— Это Латиф, — представил Болт, и боец за ислам приятно ощерился. Из тридцати двух зубов, полагавшихся по штату, добрых двадцать пять уже вышли в расход. Окромя того, воин Аллаха, пожрав жирной баранинки, обычно вытирал руки о штаны и весь продуханился курдючным салом. Аромат — специфический!— Привет, как дела, командор? — очень уверенно произнес Латиф.— Нормально, — ответил я. — Салам алейкум, гражданин начальник!— Зря стараешься, — хмыкнул Болт, — он окромя этой фразы ни хрена по-русски не знает и юмора не поймет. Говори, что надо, я ему переведу.И тут опять началась непонятная моему разумению хренотень. То есть нечто похожее я уже испытывал два года назад на Хайди, когда в ранге президента «Rodriguez AnSo incorporated» встречался с президентом Хосе Соррильей. Тогда Чудо-юдо произнес моими устами убойную речь, заставившую дона Хосе поднять лапки кверху и не тянуть резину. Но тогда я четко осознавал, что говорю по-испански. Сейчас же я вроде бы говорил на родном русском языке, но с физического языка у меня одна за другой слетали пуштунские словеса, которых я никогда не знал и даже знать не хотел. В то же время у меня было полное впечатление, что Латиф говорит на чистом русском языке, по крайней мере на таком, какой я привык слышать в Москве. Хотя, судя по губам, Латиф говорил на пушту, и по идее я ни хрена не должен был бы понять. Офигительное впечатление! Болт, который думал, что, кроме него, никто по-здешнему не шпрехает, сидел с такой рожей, будто ему в задницу заползла гюрза и медленно двигалась по желудочно-кишечному тракту в направлении пищевода.— Уважаемый Латиф, — сказал Чудо-юдо моими устами, — меня прислал сюда светлейший шейх Абу Рустем, который хотел бы передать свой привет и наилучшие пожелания достойному правоверному, истинному воину ислама, многоуважаемому Ахмад-хану. Мой господин Абу Рустем просил также передать, что если многоуважаемый Ахмад-хан не найдет времени, чтобы принять и выслушать меня, скромного посланника, то многие договоренности, достигнутые между ними, могут, к глубочайшему прискорбию, потерять всякую силу.— Могу ли я, простой воин, узнать имя посланца светлейшего шейха? — поинтересовался Латиф.Я даже не успел подумать, что соврать, как Чудо-юдо уже выговорил за меня:— Много ли значит имя простого слуги? Называйте меня Рахмон.И, приложив руку к груди, я скромно наклонил голову.— Великий воин Ахмад-хан предупреждал меня, что так будут звать посланца Абу Рустема, — улыбнулся Латиф. — И я готов проводить уважаемого Рахмона к моему начальнику. Но только одного и без оружия. Остальные должны остаться здесь и уповать на милость Аллаха, моля его о том, чтоб и переговоры завершились, к обоюдному удовольствию.У меня, честно скажем, не было ровно никакой уверенности в том, что переговоры с Ахмад-ханом завершатся обоюдным удовольствием. Конечно, будь моя воля, я бы туда и не сунулся, не только «один и без оружия», но и со всеми вооруженными спутниками. Что такое пять человек против двухсотпятидесяти? Но я был себе не хозяин.— Воля повелителя здешних мест священна для гостя, пришедшего с миром и добрыми намерениями. — Пришлось мне опять склонить голову. — Я готов следовать за вами, почтенный Латиф.Разоружившись — только «ПСМ», припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, — я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый…— Выходите вот через этот пролом в дувале, — сказал он, — а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф — явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, — в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:— У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?— На все воля Аллаха! — сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. — Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема — пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.— Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам — все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66