Без этого разворот событий последнего года труднообъясним. Ощущение, что страна, «сорванная с закрепок» (выражение Горбачева), сползает «не туда», возникло у меня еще в 1988 году. А в 90-м меня уже неотступно преследовало чувство, что все рушится, хотя я и не усматривал в этом «гибели Отечества». Глава I. По ухабам перестройки 9 октября 1988 года В пятницу Горбачев позвал нас с Шахназаровым. Лобызал его по случаю 64-летия. Поговорили о предстоящей поездке в ООН, заодно — на Кубу и в Лондон. Походя «отвели» Квицинского в качестве заведующего Международным отделом ЦК вместо Добрынина. И вдруг его прорвало насчет Карабаха. Встал против нас, сидящих, и произнес: «Я хочу, чтобы по-человечески, чтобы не дошло до крови, чтобы начали разговаривать друг с другом… Действует коррумпированная публика. Демирчян (армянский первый секретарь ЦК) собирает своих, в Баку мобилизуют своих, а интеллектуалы армянские обанкротились: ничего ведь предложить не могут, ничего, что вело бы к решению. Но я и сам не знаю решения. Если б я знал, я не посчитался бы ни с какими установлениями, ни с тем, что есть, что уже сложилось и т. д. Но я не знаю!»Потом напомнил о деле Алиева. Копаем, говорит, и дело вроде образуется почище рашидовского.
28 октября Был Коль один на один с Горбачевым (плюс я и Тель-чик — помощник канцлера). И вот когда наблюдаешь это стремление на высшем уровне говорить как человек с человеком (с обеих сторон), то физически ощущаешь, что мы уже вступаем в новый мир, в котором не классовая борьба, и не идеология, и вообще не противоположности и враждебность определяют. А берет верх что-то общечеловеческое. И тогда понимаешь весь масштаб смелости и прозорливости М. С., который «без всякой теоретической подготовки» объявил новое мышление и стал действовать по здравому смыслу. Ведь это его идеи: свобода и выбора, уважение ценностей друг друга, баланс интересов, отказ от насилия в политике, общеевропейский дом, ликвидация ядерного оружия и т. д. и т. п. Все это, каждое по себе, отнюдь не ново. Но ново, что человек, вышедший из советского марксизма-ленинизма, из советского общества, порожденного и обусловленного с ног до головы сталинизмом, встав во главе государства, всерьез и искренне начал проводить эти идеи. И поэтому нечего удивляться, что мир поразился и восхитился. А наша публика до сих пор не может оценить, что он уже их перевел из одного состояния в другое.Чебриков в моем и Яковлева присутствии звонит М. С. по телефону по поводу избрания Сахарова в Президиум Академии наук: «Незрелая у нас академия, Михаил Сергеевич». М. С. тут же поиздевался над его бдительностью и добавил: «Пусть Сахаров ездит за границу. Он показал, что он патриот и честный человек».
15 ноября 1988 года М. С. вернулся с Урала довольный. В аэропорту Медведев, Слюньков и Чебриков, которые только что побывали по его поручению в Латвии, Литве и Эстонии, обрушили на Генерального секретаря ушат холодной воды. Их днем и ночью пикетировали с плакатами: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская Армия — в Москву!», «Долой диктат Москвы!», «Немедленный выход из Союза!», «Полный суверенитет!» и т. п.Боюсь, грядет либо Чехословакия 1968 года, либо… Финляндия 1918 года. М. С. должен делать выбор. И то и другое для него очень опасно. Но первый вариант означает и гибель перестройки, всего нового мышления. А во втором варианте — русский шовинизм плюс консерватизм, можно, пожалуй, выдержать. Нет, я слишком русский, чтобы осуждать эстонцев.
10 декабря 1988 года Бушует Прибалтика. А в Армении и Азербайджане за одну неделю около 10 убийств, идет сплошной межнациональный разбой. 50 тысяч беженцев, дети на морозе, разграбленные дома, диверсии на транспорте и т. д.И соратники М. С., и прибалты чувствуют, что Горбачев готов пойти очень далеко по пути федерализации Союза. Недаром он оставляет в качестве скреп самые общие вещи: Октябрь, социализм, верность ленинскому выбору… Об остальном, мол, сумеем договориться. Но его беспокоит реакция российской части Союза. Несколько раз в разговоре один на один ссылался на то, что великодержавные «потенции» угрожающе «урчат». Мне же кажется, что в русском национализме сейчас верх берет «не единая и неделимая», а национализм как таковой: «пошли они, все эти эстонцы и армяне, к такой-то матери!» Народу-то, видимо, действительно начхать, а вот антиперестройщики создают фон: мол, разваливает Советский Союз, великое наше завоевание…Горбачев спрашивал и меня, и, как я узнал, Шахназарова и Яковлева: неужели прибалты действительно хотят уйти? Я ему отвечал: думаю, что да. И дело зашло далеко, если даже народная артистка СССР, великолепная и любимая всеми Артмане публично говорит о 40-летней оккупации Латвии. Он мне в ответ (то ли дурака валяет, то ли всерьез так думает): они погибнут, отрезав себя от остального Союза. Самообман и наивность…
31 декабря Разговор с одним итальянским другом. Тот задал ему риторический вопрос: что будет с «мировым революционным процессом», когда мы, СССР, перестанем быть мировой военной сверхдержавой? В самом деле, думаю я, сейчас эйфория на Западе в отношении нас потому, что Горбачев осмелился отказаться от этого статуса и снял советскую угрозу, а в остальном-то зачем мы им, каков у них может быть интерес к нам? Скажем, по сравнению с Латинской Америкой, Китаем? Любопытство? Да, конечно. Все-таки, Толстой! Достоевский! и прочие всемирные мифы, на которых строятся представления о нас, русских. Это проблема. Хорошо, если мировая. А если провинциальная и только наша?!…Прав Гаврила Попов (вчера по телевидению): в 1989 году, мол, ничего не произойдет заметного в «положении жизни», хотя новые тенденции будут нарастать. Думаю, однако, что объективная логика начатого Горбачевым (а может быть, и не вполне осознаваемый им замысел) такова: режим, созданный за 70 лет, должен распасться, его надо развалить. Только тогда общество из чувства самосохранения начнет создавать себя заново. И никаких догм прошлого, будь они даже ленинские. Так что Попов прав, возможно, в отношении экономики, но с точки зрения дальнейшего развала 1989 год принесет очень много. Вон какой уже темп неуправляемости.
19 февраля 1989 года В Пицунде (М. С. с Р. М. на отдыхе, я при нем). Какое обилие мыслей и талантов в России, когда свобода. Одно это — уже великое завоевание, которое навсегда войдет в историю, даже если собственно с перестройкой ничего не выйдет. М. С. думает об этом, не исключает провала. Но это не ослабляет его порыва.Кстати, один эпизод из его недавней встречи с рабочими. Фрезеровщик московского завода после выступления М. С. сказал: «Что ж это получается? Вы все на себя берете — и успехи, и провалы, — а другие что? Будут отсиживаться в креслах, пока не прочтем в газетах сообщение, что по возрасту и состоянию здоровья…» М. С. покраснел, как-то выкрутился, а в публикации об этой встрече эпизод был сведен к нескольким словам: «Подсыпали ему и перцу, и соли».
3 апреля 1989 года Зашел разговор о Зайкове. Я заметил: не политический он деятель. М. С. в ответ: «Не только это. Политическим деятелем становятся, но должна быть основа — кувшин. Содержимое кувшина — наживное, а сам-то он от Бога. Вот я что, разве изменился? Нет. Каким был сызмальства, таким и остался… по сути…»Шахназаров, присутствовавший при этом диалоге, выступил так: «Пора, Михаил Сергеевич, менять команду. Вот мы с Черняевым, да и другие, всю жизнь в писарях, но, наверное, что-то смогли бы, если бы своевременно нас подпустили к решениям. Впрочем, время такое. И вы, Михаил Сергеевич, не упустите время. Подтягивайте свежие силы. Мы с Анатолием уже старые. Нам осталось чуть-чуть. Нас в политики уже не выведешь…»В аэропорту провожали Горбачева. Началась свара еще при нем… в отдалении от иностранных послов, которые не без удивления наблюдали эту горячую сцену. А когда самолет Горбачева выруливал на взлетную полосу, в аэропорту остались Рыжков, Слюньков, Зайков. Премьер-министр крыл Зайкова чуть ли не матом: «До чего ты довел Москву?!» Слюньков поддавал, Зайков оправдывался. Я подумал: высшие руководители страны собачатся по поводу того, что в одной молочной только молоко, в другой — только сливки, в третьей — только кефир. А капуста навалом будет гнить на базах, а в магазинах ее нет, и т. п.Николай Иванович рефреном повторял: «Можете вы с Лигачевым говорить что угодно, я буду против, потому что это тупик, катастрофа».
23 апреля Куда ни кинь, страна в расхристанном положении. Она больна. И гласность — как горячечный бред больного, не подающего пока признаков выздоровления.
30 апреля После Пленума ЦК Горбачев позвонил мне домой. Интересовался, как я воспринял происходившее. Я сказал, что в зале витал дух «Нины Андреевой» и что если даже кое-кто там за перестройку, то уровень их сознания не выше «Нины». И, конечно, с такими кадрами во главе обкомов и ведомств перестройку не сделаешь. Горбачев крыл многих выступавших на Пленуме матом. Ну а что с ними делать, остановил сам себя, поступить, как с Егорычевым в 1967 году? Я ему в ответ: народ это понял бы… раз революцию делаем. Демократия не всюду срабатывает. Потом я написал ему целый трактат о Пленуме. Предлагал, в частности, довести состав ЦК до 100 человек и покончить с представительским принципом. Поднимать интеллектуальный уровень ЦК.
2 мая 1989 года Внутри растет тоска и тревога, ощущение кризиса горбачевской идеи. Он готов далеко пойти. Но что это означает? Любимое его словечко — «непредсказуемость».А скорее всего будем иметь развал государства и что-то похожее на хаос. Поэтому «далеко продвигаться» ему мешает чувство утраты рычагов власти, причем совсем. Поэтому же он держится за привычные приемы, но в «бархатных перчатках». Ибо концепции, к чему идем, у него нет. Заявления насчет социалистических ценностей, идеалов Октября, как только он начинает их перечислять, звучат иронически для понимающих. За этим ничего нет. Например, социальная защищенность. А что это сейчас такое, когда 22 миллиона получают пенсию меньше 60 рублей? И т. д. Он отбивается от демагогов, которые разрушают «ценности», не видя (или видя?), что это вернет нас к тому, от чего ушли в 1917 году. Но мы ведь никуда не ушли, вернее, ушли в никуда и сами не знаем, в каком обществе живем.
7 мая М. С. вроде готовился встретиться с корреспондентами, чтобы поговорить о своей личной жизни. Я оказался у него вместе с Шеварднадзе. Он стал с нами советоваться: мол, множатся сплетни, Раиса Максимовна переживает, а мне скрывать нечего: готов открыто и всем говорить. Я сказал: сделать это надо, но не сейчас, а после съезда, когда вы станете президентом (так я полагал). Тогда это будет выглядеть естественнее, а сейчас — вроде как заискивание перед обывательской общественностью. Он со мной не согласился. Эдуард Амвросиевич встал на его сторону. Однако потом узнаю, что корреспондентов Горбачев не позвал. Может, и в самом деле подействовал мой совет.
13 мая Размышления после встречи Горбачева с Бейкером. Новое мышление уже сработало в том смысле, что всем ясно: на нас никто не нападет и можем заниматься своими делами и сколько угодно сокращать армию, ВПК, уходить из Восточной Европы и т. д.Горбачев развязал везде необратимые уже процессы распада, которые раньше сдерживались или были прикрыты:— гонкой вооружений,— страхом мировой войны,— мифами о международном коммунистическом движении,— о социалистическом содружестве,— о мировом революционном процессе,— о пролетарском интернационализме и т. п.Исчезает социализм в Восточной Европе, рушатся компартии в Западной Европе — во всяком случае, там, где они не сумели зацепиться в качестве хотя бы мало-мальски национальной силы. Иначе говоря, все то, что давно зрело в реальной жизни, выплеснулось теперь наружу и приобрело натуральный вид. И оказалось, что повсюду все не то, как представлялось и изображалось. Но главное — это распад мифов и противоестественных форм жизни в нашем собственном обществе:— распадается экономика,— распадается облик социализма,— идеологии, как таковой, нет,— расползается федерация = империя,— рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей, репрессивной и наказующей,— власть расшатана до критической точки, а взамен нигде пока еще никакая другая не формируется.Протуберанцы хаоса уже вырвались наружу, поскольку былые грозные законы, державшие дисциплину, никто теперь не в состоянии заставить исполнять.
21 мая Написал М. С. разгромный отзыв на тезисы по национальному вопросу, которые изготовили у Чебрикова в качестве платформы для обсуждения перед Пленумом ЦК по национальным делам. Составлены по принципу: меняя, ничего не менять.Нужно, наконец, определиться с ролью России, русского народа в Союзе честно и без всякой демагогии. Рефрен моего подхода: кто не хочет оставаться с русскими, пусть «гуляет». Но и русским надо нести свое бремя достойно, на пределе понимания и уважения к другим. А сколько еще в нас шовинистского мещанства и гордости!!!«Нам внятно все — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений…» — это Блок о русских. Нужна высокая культура народа — не идеология, а именно культура, — чтобы нести сейчас бремя русского человека в Союзе, в реальной федерации.Сходил в Кремль оформить документы на свое депутатство на Съезд народных депутатов. Процедура проста: дали 400 рублей (а вчера показывали по телевидению, как обстоит дело у американского конгрессмена: у него 18 сотрудников и 670 тысяч долларов в год на депутатские расходы). Но дай мне хоть столько, все равно не знаю, что я буду делать, что смогу делать в качестве депутата. Абсолютно не представляю себе эту свою роль. Но я просто, наверное, устал, да и никогда не был приспособлен к активной общественной работе. Чурался ее всячески, ибо не умел. Я камерный человек, и в политике самое мое место — за кулисами.Как-то решил перелистать свои старые, 40-летней давности записные книжицы, заполненные сразу после войны. Боже мой! Сколько же я перечитал самой серьезной, самой немарксистской, самой философской литературы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48