Флот мог выходить на внешний рейд через мелководный пролив только во время «большой воды».
Когда суда из-за «малой воды» не могли выйти в море и стояли скопом в узком внутреннем бассейне, Макаров устраивал между отдельными кораблями состязания в стрельбе по небольшим щитам. Эти стрельбы служили как бы репетицией отражения минной атаки.
Между комендорами возникали горячие споры, кто более искусен в наводке, каждый орудийный расчет старался стрелять лучше другого. Макаров искренне радовался этому, видя, что учения приносят хорошие результаты.
Учитывая, что русские комендоры до той поры совсем не были подготовлены к стрельбе на большие дистанции, Макаров организовал артиллерийские учения, целью которых была тренировка в такой стрельбе. Эти учения, проводившиеся в непосредственной близости от неприятеля, представляют собой любопытную и яркую страницу истории русско-японской войны на море.
Даже тот небольшой опыт, который успели приобрести русские артиллеристы за время этих учений, привел в дальнейшем к важным положительным результатам.
Внутренний порт-артурский бассейн был узок и мал и к тому же имел лишь один мелководный выход в море, который, как считали в Порт-Артуре, не позволял вывести всю эскадру на внешний рейд в один прием, то есть за время одного прилива. Это неудобство давало врагу огромное преимущество. Русский флот вынужден был или все время оставаться на рейде или выходить в море, чтобы принять бой и отогнать японцев, в два приема, по частям.
Макаров сразу же по приезде в Порт-Артур заявил, что такого порядка не потерпит, и начертил подробную схему вывода всей эскадры в один прием с помощью портовых судов, которые должны были помогать кораблям разворачиваться в узких местах пролива. Командиры кораблей, по мнению Макарова, должны были забыть о риске и помнить только о необходимости в кратчайший срок вывести корабли в море. «Если у исполнителя западет сомнение, — говорил Макаров, — то этим самым половина его сил парализуется».
Большинству командиров новый способ вывода судов казался либо невыполнимым, либо слишком рискованным. Но наиболее энергичных, молодых командиров зажгла идея Макарова. После совещания с флагманами и командирами кораблей Макаров собрал шкиперов с буксиров и портовых судов и подробно рассказал им о своем намерении. Однако его предложение показалось шкиперам слишком несбыточным, и они молчали. Тогда Макаров взялся сам вывести эскадру на внешний рейд, добившись предварительно того, чтобы шкиперы точно усвоили свои задачи.
27 февраля во время утренней полной воды эскадра благополучно, в один прием, полностью вышла на внешний рейд. Буксиры работали прекрасно.
«Мы смотрели, — рассказывает один из очевидцев, — тактику Макарова в действии, — и глазам не верили. Действительно было чем полюбоваться! — Да это не портовые баркасы, а тигры! — восхищались мичманы, — кидаются, хватают, тащат, бросают, торопятся к следующему!..»
В тот же день во время вечернего прилива эскадра полностью вернулась обратно в гавань.
Японцы были удивлены, когда увидели на следующее утро русскую эскадру в полном составе на внешнем рейде, где они привыкли видеть лишь один дежурный корабль. Они стали реже показываться вблизи Порт-Артура, во всех их действиях чувствовалась большая осторожность. Адмирал Того был вынужден несколько изменить тактику борьбы с Порт-артурской эскадрой. Подкарауливать ее по частям стало бессмысленно.
Утром 29 февраля, когда на внешнем рейде находился, как обычно, лишь один дежурный корабль, в ковш (внутреннюю гавань Порт-Артура) залетел двадцатидюймовый неприятельский снаряд. В гавани, на близком расстоянии один от другого, стояли корабли Порт-артурской эскадры, здесь же чинились «Ретвизан» и «Цесаревич». К счастью, снаряд упал в воду. За первым снарядом последовал второй, затем третий. Моряки не могли понять, в чем дело. Оказалось, что японские броненосцы, зайдя за Ляотешанский мыс, из-за горы начали перекидную стрельбу по гавани. Бомбардировка продолжалась несколько часов, но серьезных разрушений не причинила.
Было ясно, что японцы, избрав безопасную позицию, будут и впредь забрасывать гавань и город снарядами. Многие жители стали покидать город, оказавшийся совершенно беззащитным. Ни крепостные орудия, ни артиллерия кораблей эскадры не могли отвечать на огонь врага из-за отсутствия орудийных станков, допускающих большой угол возвышения, и пушек для стрельбы по невидимым целям. На Ляотешане же вообще береговых батарей не устанавливали, считая ляотешанскую гору естественным укрытием, способствующим обороне крепости.
Макаров в разгар бомбардировки прибыл на эскадру и немедленно принял меры к организации ответной стрельбы по японским кораблям. Через несколько дней русские броненосцы могли уже вести через Ляотешанские высоты перекидной огонь по японским кораблям, в случае если последние вздумали бы повторить обстрел города и внутреннего рейда.
Перекидную стрельбу Макаров организовал следующим образом. На Ляотешанском маяке был установлен пост, с которого велось наблюдение за передвижением неприятельских кораблей и сообщался по телефону на броненосец «Ретвизан» номер условного квадрата, к которому приближался корабль. Получив это сообщение, «Ретвизан» сигнализировал другим кораблям эскадры, принимавшим участие в перекидной стрельбе, чтобы они подготовились и навели орудия в указанном направлении. По получении с наблюдательного пункта вторичного извещения о том, что неприятель уже находится в указанном квадрате, «Ретвизан» давал сигнал броненосцам открыть огонь.
Позднее огонь русской артиллерии успешно корректировался с помощью привязного аэростата. Одновременно на случай повреждения телефонной линии для обеспечения бесперебойной связи наблюдательного поста с командным был установлен телеграф. Благодаря этому ответная стрельба с русских кораблей не прекратилась даже в тот день, когда японские снаряды разрушили Ляотешанский маяк, порвав телефонные провода.
Утром 9 марта, когда японские броненосцы «Фуджи» и «Яшима», обогнув Ляотешанский мыс, открыли яростный огонь по гавани, русские корабли, к изумлению японцев, ответили им столь же сильным обстрелом. Расчеты Макарова оправдались полностью. Русские корабли с дистанции в 80 кабельтов стреляли из двенадцатидюймовых орудий, наводя их на те квадраты, в которых находились неприятельские корабли. Первый снаряд с «Ретвизана» дал перелет, второй — недолет, третий и четвертый упали по обе стороны японского броненосца «Фуджи». Один из последующих снарядов угодил прямо в «Фуджи» и нанес броненосцу серьезные повреждения. В этот день японцы сделали по Порт-Артуру и его окрестностям свыше двухсот выстрелов из двенадцатидюймовых орудий. Пристрелявшись, наши корабли ответили не меньшим числом выстрелов снарядами того же калибра.
Принятые Макаровым меры расстроили планы японцев, рассчитывавших безнаказанно громить Порт-Артур и флот. А на русском флоте не осталось и следа растерянности и угнетенности, охвативших было жителей города и моряков при виде беспомощности крепости и кораблей в борьбе с врагом. Вскоре и на Ляотешане появились русские девятидюймовые орудия, которые стали вместе с флотом обстреливать врага.
Макаров понимал, что японцы и впредь будут стремиться обстреливать русские корабли и порт. Но теперь русская эскадра была достаточно подготовлена для того, чтобы наносить им ответные удары. Сторонник более решительных действий, Макаров разработал новый план, который должен был полностью обезопасить город от артиллерийских обстрелов с японских кораблей. Он предполагал вывести всю эскадру на внешний рейд Порт-Артура и под прикрытием крепостных батарей попытаться навязать японскому флоту генеральное сражение.
Этот замысел Макарова находился в полном соответствии с намеченным им планом кампании, о котором он так писал главнокомандующему: «Несмотря на всякие несовершенства и недостаток в исправных миноносцах, я нахожу, что мы могли бы рискнуть теперь же попробовать взять море в свои руки и, преднаметив постепенно увеличивать район действия эскадры, я предусматриваю генеральное сражение, хотя благоразумие подсказывает, что теперь еще рано ставить все на карту, а в обладании морем полумеры невозможны».
Отвечая решительными мероприятиями на каждую попытку японцев ослабить русский флот и его базу, Макаров одновременно готовился к решительной схватке с врагом и переходу к наступательным действиям на море.
— Я вырву инициативу из рук неприятеля, — говорил он, — и тогда мы померяемся силами!
К этой решающей встрече с врагом Макаров и готовил флот. Все его распоряжения и приказы этого времени полны инициативы, уверенности и изобретательности.
Макаров, как никто другой, понимал, что крепость, осажденная с суши и блокированная с моря, нуждается в помощи как полевой армии, так равно и флота и что для успеха дела необходимо полное взаимодействие между армией и флотом. С целью упорядочения этого взаимодействия Макаров учредил должность начальника военного отдела, в задачу которого входила координация действий армии и флота по совместной обороне главной базы Тихоокеанского флота — Порт-Артура.
Мастерски организовав перекидную стрельбу с внутреннего рейда через Ляотешан по кораблям японской эскадры, Макаров установил также дополнительные береговые батареи при входе в гавань.
На подходах к крепости была организована дозорная служба. Регулярно, днем и ночью, миноносцы производили разведку. Стоило теперь противнику появиться в районе Порт-Артура, как вся эскадра во главе с флагманом выходила в море. На эскадре проводились практические стрельбы. На подступах к рейду и крепости выставлялись минные заграждения.
Уже на третий день после прибытия Макарова в Порт-Артур по его инициативе были оборудованы и применены на практике первые в мире минные тральщики. В этом деле Макарову оказал неоценимую помощь капитан 2 ранга К. Ф. Шульц — изобретатель одного из первых тралов, замечательного по простоте устройства и эффективности действия. Шульц был организатором тральных работ в Порт-Артуре; он же руководил и постановкой мин в районе крепости. После русско-японской войны тралы Шульца были приняты на вооружение во всех флотах мира. Не потеряли они своей ценности и в настоящее время177.
По приказанию Макарова в Порт-Артуре был создан специальный отряд тральщиков, так называемый тралящий караван, который должен был выводить эскадру в море через минные заграждения противника. Для этой цели были приспособлены минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак» и четыре паровых минных катера. Перед каждым выходом эскадры в море проводилось траление фарватеров и рейдов. К началу августа 1904 года отрядом тральщиков было выловлено на Порт-артурском рейде свыше 260 японских мин.
Пользуясь темными ночами, японцы все время пытались прорваться к Порт-Артуру, чтобы заградить русским кораблям выход из гавани при помощи брандеров и мин. В связи с этим роль дежурного ночного крейсера становилась особенно ответственной. Поэтому Макаров очень часто проводил на крейсере всю ночь, проверял дежурных, устраивал тревоги, часами стоял на палубе, вглядываясь в ночную тьму. Обычно Макарова сопровождал полковник Александр Петрович Агапеев — начальник военного отдела штаба Макарова.
Это был талантливый, образованный и очень умный офицер, с мнением которого Макаров всегда считался и нисколько не скрывал, что действовал иногда по его совету.
Агапеев хорошо знал Дальний Восток и, будучи очень наблюдательным, часто видел то, чего не видели другие. Он не переставал призывать Макарова к бдительности. Серьезные подозрения вызывали у Агапеева курсировавшие без всякой видимой цели в районе Порт-Артура английские пароходы, скрывавшиеся иногда под германским флагом. «Сегодня с утра, — доносил 12 марта 1904 года Агапеев, — к Порт-Артуру приблизился германский пароход, который начал быстро уходить, как только мы выслали дежурный миноносец, и когда он не остановился по данному сигналу, то пришлось пустить в него снаряд, тогда только пароход остановился и его осмотрели. Он оказался английским и на нем корреспондент „Dail Mail“; хотя ничего подозрительного на нем не нашли, а корреспондент подарил даже командиру миноносца фотографии „Корейца“ и „Варяга“ после взрыва, тем не менее, думаю, что там были шпионы. Это уже не первый раз к нам подходят под германским флагом пароходы, и на следующий день бывает атака — это самый безопасный способ разведки"178.
28 марта крейсер «Баян» задержал недалеко от порта Дальний и привел в Порт-Артур английский пароход «Хаймун», на котором находился корреспондент «Times». Пароход был оборудован беспроволочным телеграфом. Это наводило на мысль, что японский штаб пользуется сведениями, получаемыми от подобных пароходов.
Таковы были условия, в которых защитникам Порт-Артура приходилось вести борьбу с неприятелем.
Макаров работал очень много и напряженно, и все окружающие поражались его работоспособности. Он поспевал всюду: бывал на батареях, в порту, на поврежденных кораблях, везде стремясь устранить недочеты, доделать недоделанное, вдохнуть в людей бодрость и веру в свои силы.
Агапеев, вспоминая в своих записках о днях, проведенных с Макаровым в Порт-Артуре, писал, что адмирал обладал завидной способностью мгновенно засыпать в назначенное им самим для отдыха время и просыпаться в определенный срок. Хотя ему приходилось очень мало спать в Порт-Артуре, да и то по большей части урывками, не раздеваясь, непродолжительный, но крепкий и глубокий сон являлся для него защитной мерой, которая спасала его от нечеловеческого переутомления. Макаров работал в Порт-Артуре восемнадцать часов в сутки и сохранял в течение всего этого времени высокую работоспособность. «Военный человек, — говорил он, — в любой обстановке должен уметь и поесть и поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50