https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya-vannoj-komnaty/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Как известно, он тогда победил, взял Рим и вырезал всех своих врагов. В сирийском варианте имелись и другие серьезные минусы. Сирия являлась «яблоком раздора» между сильными соседями: Арменией, Парфией, Египтом. Если бы войска повстанцев там и появились, эти державы, исходя из собственных интересов, немедленно послали бы туда свои войска (относительно могущественной Парфии, во всяком случае, не боящейся и римлян, в этом нет никаких сомнений). Следовательно, вместо желанного для некоторых мира все равно получилась бы новая война: на первом этапе с Парфией или даже с тройственной коалицией, на втором — с римлянами. Вмешавшись в войну на заключительном этапе, они пожали бы плоды, легко одолев ослабленного тяжелой войной победителя.
Горячо отстаивали свое предложение поклонники испанского варианта. Они ссылались при его защите на вполне неоспоримые преимущества: огромная территория, слабо освоенная римлянами и очень богатая, имеющая серебряные рудники; воинственное население, сильно враждебное римлянам: меньше чем 80 лет назад лузитаны сражались здесь девять лет против римлян под начальством пастуха и полководца — царя Вириата (149—139 гг. до н.э.); непримиримо враждебным к римскому сенату показало себя местное население и при Сертории (80—72 гг. до н.э.): под его знаменами оно сражалось восемь лет. Борьба была прекращена лишь коварным убийством Сертория и его собственными ошибками. Испания находится близко к Галлии и Германии, значит, легко будет поддерживать связь с ними, подстрекать их на новую войну с Римом.
Достоинства испанского варианта Спартак признавал. Перспективным считал он и другой вариант: уход с войском в Причерноморье, к скифам. Спартак не сомневался, что неустрашимые скифы, никому не подвластные, никем не покорявшиеся, к тому же родственные фракийцам по крови, не боясь римских угроз, охотно примут все повстанческое войско. Но этот вариант Спартак рассматривал как самый крайний…
Наконец, галло-германский вариант. Его вождь восстания считал очень сомнительным: ни в Галлии, ни в Германии не имелось свободной земли для поселения. Уже по одному этому местные племена едва ли захотели бы принять их. Но было и другое веское соображение: в Свободной Галлии располагалось много племен, союзных Риму. Следовательно, если бы и удалось проложить путь через две римские провинции, занятые вооруженной силой (Цизальпийскую и Трансальпийскую Галлии), то и тогда в Свободной Галлии пришлось бы неизбежно вступить в вооруженную борьбу с римскими союзниками. Исход ее предвидеть было невозможно, поскольку римляне находились неподалеку.
Учитывая все это, сам Спартак высказался за то, чтобы при крайних обстоятельствах борьбы в Италии переправиться с армией в Малую Азию. Цель такой переправы: 1) блокировать армию Л. Лукулла, заручиться поддержкой Митридата, непримиримого врага римлян, 2) овладеть неограниченными финансовыми ресурсами. В случае если война окажется неудачной, отступать в Скифию. Там можно будет снова собраться с силами, навербовать вспомогательные войска, как не раз делал Митридат, договориться со скифскими предводителями и царями о войне по вполне определенным направлениям…
Предложение Спартака подавляющим большинством было признано наилучшим. Военный совет восставших поручил своему верховному вождю принять все необходимые практические меры для подготовки этого варианта в качестве резервного на случай неудачного оборота войны в Италии. Ибо война в южной и центральной Италии была признана самым главным вариантом. Военный совет восставших постановил: не уступать врагу ни пяди и держаться в Италии, подобно Ганнибалу, до последней крайности, так как только такая война дает надежду на успех, на победу над Римом.
VI
Утром следующего дня, после прорыва спартаковцев на большом участке стены, начались первые стычки легковооруженных. Красс не хотел торопиться и по настоянию осторожного П. Консидия желал дать возможность легионерам вновь укрепиться в мысли, что за славу победителей им предстоит еще раз скрестить оружие с восставшими рабами.
А на следующий день, 21 декабря, со своей охраной в римский лагерь примчался Цезарь. Едва смыв с себя дорожную пыль (в самый холодный месяц года температура на юге Италии +10°), он сделал перед Крассом и его легатами обстоятельный доклад о выборах нового главнокомандующего в Риме и общей политической ситуации. Как и в своем письме, он горячо высказывался за немедленное сражение.
Цезарю возражал П. Консидий. Он стоял за более осторожную тактику, за постепенное возвращение воинов к мысли о новом сражении путем предварительных мелких стычек.
Со своей стороны, Красс находил достаточно убедительными доводы обеих сторон и сильно колебался, склоняясь попеременно то в одну, то в другую сторону. Он хорошо понимал, как велик риск.
В конце концов Консидий благодаря своей признанной военной репутации взял все-таки верх. После этого совещания 21 декабря стычки шли уже изо дня в день, утром, в полдень и вечером. Цезарю, получившему под свою команду легион, хотелось всей армией перейти на вражескую сторону, двинуться прямо к Регию и у стен его дать врагу битву. Но Красс с таким предложением не соглашался, считая его опасным.
В свою очередь, восставшие (к стене по приказу вождя они выдвинули половину армии под начальством Ганпика) успешно отражали нападения врагов и старались оттеснить их назад.
После одной, очень удачной стычки, когда римляне обратились в бегство и потеряли много воинов убитыми и взятыми в плен, Ганник приказал распять на кресте их предводителя, знатного римлянина. Крест был воздвигнут в промежуточной полосе между двумя войсками, на виду у римлян.
К месту казни пленный римский военачальник тащил крест — по римскому обычаю — на собственных плечах, изрытая страшпую брань и проклятия, а восставшие, сопровождавшие его нестройной толпой, в свою очередь, отвечали ему бранью и насмешками.
При виде креста с распятым легионеры и командиры из римского лагеря закусили губы от бессильной злобы. Красс постарался их успокоить, говоря:
— Этот варвар подкрепляет таким образом упавший дух своих воинов. Он показывает им образ того, что ждет их при поражении. Римлянам следует воспринимать произведенное распятие как предзнаменование. Такая позорная казнь будет скоро уделом всей банды взбунтовавшихся рабов! Никто из них не избежит расплаты, и они, победители мира, уставят крестами всю дорогу от Капуи до Рима.
Лица легионеров после речи Красса прояснились. Но некоторые из наиболее опытных командиров многозначительно переглянулись. Они восприняли весь этот эпизод как свойственный германцам обычай — акт жертвоприношения, которым объявлялось пачало непримиримой войны.
И это действительно было так. В повстанческом лагере легаты и военные трибуны усиленно тренировали солдат. В свободное время, главным образом в вечерние часы, они и певцы, воспевавшие героев, подготовляли воинов к новому подвигу — к прорыву и решительному сражению с врагом.
А верховный вождь восставших неустанно изучал планы местности, в которых им намечались будущие бои. Он тщательно взвешивал различные возможные маршруты Помпея. Спартак старался рассчитать такой вариант, чтобы с максимальной выгодой сыграть на противоречиях между двумя римскими полководцами.
По ночам за линию вражеских укреплений отправлялись его посланцы. Они везли с собой приказ вождя конным партизанским отрядам прорываться к нему на соединение. Одновременно лазутчики и мнимые перебежчики пробирались и приходили в лагерь римлян и рассказывали там истории, рассчитанные на введение в заблуждение Красса относительно планов Спартака и его действительного положения.
В партизанских отрядах приказ верховного вождя повстанцев встретили с пониманием. Уже к вечеру первого дня боев в лагерь Спартака стали прибывать отряды конницы из Брутия.
Три дня спустя после возобновления боев Спартак переслал Крассу письмо с предложением переговоров. Он советовал ему взять на себя посредничество в заключении мира между ним и сенатом. Условие мира — уступка ему, как он и прежде предлагал, двух провинций — Цизальпинской и Трансальпийской Галлий. Красс, зная позицию сената, отвечавшего до сих пор молчанием на все письма Спартака, с презрением отверг его предложение. От перебежчиков римский полководец имел, как ему казалось, вполне обнадеживающие вести: по словам последних, повстанцы терпели недостаток в продовольствии, Спартак вот-вот будет вынужден обратиться к великодушию римского полководца.
В ставке Красса с жадностью внимали таким речам. Впервые — после многих неудач — на лицах легатов появились радостные улыбки. Красс и П. Консидий торжествовали: нет, не напрасна оказалась стена; не напрасно вынесли они столько ругани своих политических противников и проявили такую выдержку; нет сомнения, их великий план вот-вот принесет им бескровный успех, ничуть не менее значительный, чем успех, которого добился Л.Лукулл под стенами Кизика.
В римском лагере воцарилось радостное и нетерпеливое ожидание…
VII
А в то время как среди подчиненных Красса господствовало приподнятое настроение и в честь будущей победы уже устраивались пирушки, особые отряды, высланные Спартаком к римским укреплениям, в ночь на 24 декабря приблизились к ним и беспрепятственно заложили часть рва мешками с землей, бревнами и связками фашин. После этого 50 тысяч человек пехоты и четыре тысячи человек конницы («Третья часть войска», — как говорит Плутарх) во главе со Спартаком вышли из лагеря, под прикрытием густого снега прошли через линию римских укреплений и форсированным маршем двинулись на север… В повстанческом лагере у Регия осталось по приказу верховного вождя еще 90 тысяч войска…
VIII
Слитный топот огромной массы людей, шедших сначала шагом, а потом перешедших на бег, поднял на ноги римские дозоры.
Хрипя и ругаясь, легионеры бежали от насиженных мест у костров к стоявшим в стороне лошадям — они сразу поняли: враг производит вылазку огромного масштаба…
Через 20 минут римский лагерь напоминал развороченный муравейник. Легаты, военные трибуны, центурионы, толкая друг друга, выскакивали из палаток и бежали к палатке главнокомандующего. Красс, узнав о неприятельской вылазке, совершенно для него неожиданной, так как он ожидал сдачи от Спартака, побледнел. Столпившиеся вокруг него легаты, за которыми стояли толпы воинов, одолевали его вопросами: «Кто совершает вылазку — сам Спартак или подчиненные ему командиры? Какая часть неприятельского войска выбралась из ловушки? Куда намерены идти бежавшие рабы? Что делать теперь?..»
На эти вопросы Красс не мог ответить. И до самого рассвета (отправив разведчиков по следам ушедших вперед рабов с приказом доставить ему пленных или перебежчиков) полководец метался по своей палатке. Его душили злоба и страх.
Красс терял постепенно голову. В одну из таких ужасных для него минут он присел к походному столу и написал два исключительно важных письма. Одно адресовалось сенату, в нем полководец сообщал о совершенном повстанцами прорыве, с болью в сердце предупреждал, что угроза со стороны рабов стала еще большей, и требовал назначения диктатора. В другом письме, адресованном М. Лукуллу, Красс умолял его о помощи и просил прибыть из Фракии в Италию не позже двух недель по получении письма…
IX
На рассвете разведчики вернулись в римский лагерь и привезли с собой перебежчиков. Красс допросил их и узнал следующее: за выстроенными им укреплениями осталось две трети неприятельского войска под начальством Ганника; последнему поручено, как Спартак выразился, «сторожить Красса»; сам Спартак с одной третьей войска отправился навстречу Помпею, имея намерение сокрушить его молниеносным натиском. Тем самым, по его мнению, Красс окажется перед необходимостью снять осаду с оставшейся части войска. В результате она сможет вновь соединиться с ним, чтобы возобновить с Крассом борьбу.
Так говорили перебежчики. Удалив их, полководец заслушал доклад своих разведчиков, долго следовавших по следам вышедших за укрепления Красса повстанческих частей. Данные разведчиков с данными перебежчиков совпадали.
Когда последние также удалились, полководец и члены военного совета долго молчали. Всех терзала одна мысль: а вдруг проклятый Спартак действительно победит Помпея? Тогда Рим беззащитен… А если он проиграет битву? Несомненно, слава победителя достанется Помпею… Выходит, как ни крути, выход один: надо бросить бесполезные теперь укрепления и скорее спешить вдогонку за Спартаком. Нельзя позволить ему вступить с Помпеем в бой…
На том и порешили. Тотчас по закрытии военного совета римская армия поспешно собрала свои обозы и выступила из лагеря. Имея впереди кавалерию — ей Красс приказал догнать противника и постараться задержать его, — римляне двинулись следом за ушедшими вперед повстанцами.
X
Известие об уходе римлян из лагеря Ганник получил тотчас. Повстанцы торжествовали и осыпали Красса насмешками за проделанную им бесполезную работу.
Итак, половина задачи благополучно разрешилась: осада была снята. Открывалась реальная возможность без всякого риска, не подвергаясь внезапному нападению, вывести за вражеские укрепления оставшуюся часть войска.
Выступая перед воинами на претории, Ганник в яркой речи разъяснил новую ситуацию: сейчас они и сами выступают в поход; в лагере остается 10 тысяч человек под начальством Публипора. Им предстоит продолжать борьбу у Регия, стараясь отнять город у римского гарнизона и продолжая делать попытки переправы в Сицилию до тех пор, пока не будет достигнут успех. Остальные отправятся на соединение со Спартаком. Впереди у них несколько жестоких сражений, в которых надлежит окончательно сокрушить и уничтожить Красса. Никакого мира, никакого соглашения с римлянами не будет. Об этом говорит молчание сената, не желающего уступить им ни обе, ни одну галльскую провинцию, отказ от переговоров со стороны Красса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55


А-П

П-Я